Александр Иванович Куприн человеком был энергичным, деятельным и общительным. Внешне он походил на богатыря: широкоплечий, коренастый, легко поднимал за одну ножку старинное деревянное кресло. Ни галстук, ни пиджак не шли его мускулистой фигуре. В костюме он был похож на кузнеца, разрядившегося по случаю праздника.
На широком лице спокойные, вечно прищуренные, хваткие и жадные глаза, впитывающие в себя всякую мелочь окружающей жизни. Он любил наблюдать за людьми, видел характеры и вписывал их в свои произведения. Купринский неуемный темперамент требовал остроты, жизнь казалась ему скучной без юмора.
Как-то раз объявил себя Куприн гипнотизером и медиумом, умеющим общаться с умершими душами. Писатель Алексей Иванович Свирский предоставил ему свою квартиру, и Александр Иванович устроил "астрально-спиритический сеанс". Во время демонстрации оказалось, что он легко может вызвать душу любого покойника: Наполеона, Екатерины II, Тургенева, Марии Стюарт, вплоть до министра Плеве, недавно убитого эсеровской бомбой.
Ответы умерших отбивались ножками стола, а отдельные личности вещали во весь голос. На сеансе присутствовал критик Аким Волынский, он попросил побеседовать с духом немецкого философа Лессинга. Его желание было исполнено. И никто не обратил внимания, что Лессинг почему-то не мог произнести ничего, кроме слова "унзер". Зато поэт Надсон, вызванный по требованию переводчицы Марии Валентиновны Ватсон, оказался таким болтливым, что даже охрип. Собственно охрип не он, а Ма́ныч, верный оруженосец Куприна. Рослый и насупленный, он весь год молчаливо сопровождал писателя по всем его путям и перепутьям. О нем Александр Иванович даже сочинил забавные стихи:
Когда увидишь Маныча́,
Дай стрекача!
Маныч был тайным соучастником сеанса. Тихо стоял в темноте и то дискантом, то густым баритоном произносил речи именитых мертвецов. Куприн так ловко оборудовал сеанс, что все присутствующие поверили в происходящее. А поэтесса Изабелла Гриневская заявила сразу, что с этого момента она поверила в бессмертие человеческих душ. Вскоре после этого Куприн с горящими глазами картинно рассказывал знакомым, как он ловко всех разыграл.
Юношеский задор не покидал Куприна никогда, а озорные проделки писателя иногда даже были рискованными. Однажды, отдыхая в Балаклаве, Куприн послал "верноподданическую" телеграмму царю Николаю II, государь жил тем летом в Крыму. В телеграмме Александр Иванович ходатайствовал перед царём о предоставлении рыбачьему поселку Балаклава права и привилегии вольного города. Возможно история и придумана, но очень характерно, что о Куприне сочинялись именно такие легенды.
Известность и слава великого мастера не сделали его важным и высокомерным. Литературную иерархию он не понимал, считал ненужной, ведь вокруг столько живых интересов! Добродушный Куприн любил простоту, часто сидел в одной рубахе над “деревянным альбомом” и размышлял, мурлыча себе под нос солдатскую песню.
Альбомом он называл березовый некрашеный стол, на доске которого знакомые литераторы в знак уважения к писателю оставляли несколько строк: экспромт, остроты, афоризмы, стишки. Алексей Иванович любовно относился к своей придумке, и всякое чернильное пятно выводил всеми возможными средствами.
А когда весь стол был заполнен автографами, в один из вечеров взвалил свой "альбом" на крепкую спину и понес через весь Петербург к дому, где жил один удивительный немец. Отмечал он в тот день именины. Войдя в подъезд и поднявшись по лестнице, Куприн остановился на площадке, позвонил в дверь. Когда открыли, он молча поставил свой "деревянный альбом" на порог. Хозяин несказанно обрадовался гостю и такому подарку.
Звали его Фёдор Фёдорович Фидлер, он был большим поклонником русской литературы, делал переводы, благодаря ему германские читатели узнали русских авторов. Именины Фидлера обычно становились писательским праздником. В тесной квартире в тот день собралось человек тридцать поэтов, беллетристов и критиков. Ко всем Фидлер относился с большой теплотой. Куприн своим "деревянным альбомом” перещеголял всех гостей. Шутка ли: здесь были автографы Фёдора Батюшкова, Андрея Белого, Ивана Бунина, Василия Немировича-Данченко, Семена Юшкевича, Анатолия Каменского и самого Куприна.
Благодаря неуемному характеру Куприна нам достались не только его чудесные произведения, но и материальный памятник русской литературы: доска от того стола сохранилась и находится в Пушкинском Доме.