ГЛАВА 37
Полина и Валентина Викторовна сидели в ротонде и мирно беседовали. Вернее, говорила пока только психотерапевт, а молодая женщина равнодушно воспринимала ее слова, льющиеся ровным непрерывным потоком. Ей очень не хотелось смотреть в глаза собеседницы и постепенно, слушая монотонную речь, она сосредоточилась на ее руках, перебирающих блестящие четки.
Веки быстро устали и тяжело опустились. Фразы, произносимые Валентиной Викторовной стали приобретать особый смысл, важностью своей заполняя сознание Полины. Слова впечатывались в ее мозг, как составные части важнейшей задачи, от выполнения которой зависела вся дальнейшая жизнь и счастье. Никогда еще прежде не было желания так точно и полно выполнить чужую волю. Эта воля становилась уже её, Полины, целью и неодолимой потребностью.
– Полина, ты слышишь меня? – обращалась к ней Валентина Викторовна.
– Да, слышу. – Голос Полины был покорный и тихий.
– Я хочу, чтобы ты в точности выполнила завтра одну задачу. Это очень важно для тебя, ты понимаешь?
– Да, понимаю.
– Мы сейчас находимся над прекрасным озером, видом которого ты не раз любовалась. Не правда ли?
– Да, вид очень красивый.
– Сегодня, когда ты сидела здесь, в беседке, и смотрела на озеро, порыв ветра подхватил и унес твой шарфик. Ты помнишь свой любимый красно-синий шарфик?
– Помню. Я его очень люблю.
– Умница, хорошо. Шарфик улетел вниз и зацепился за ветку дерева на крутом берегу озера. Досадно, правда?
– Очень досадно. – Полина поморщилась.
– Завтра перед обедом ты вспомнишь о своем шарфике и очень огорчишься из-за него. Ты меня понимаешь?
– Я очень огорчусь.
– Ты захочешь, очень захочешь его вернуть. Попросишь охранника на минуту выпустить тебя за ворота, чтобы поднять шарфик. Подойдешь к нему и скажешь: «Я только подниму свой шарфик». Поняла?
– Я хочу поднять свой шарфик, – соглашалась Полина с закрытыми глазами.
– Потом тебе лишь останется подойти к берегу озера и постараться. Очень постараться его достать. Это – самое главное для тебя.
– Самое главное – достать шарфик с дерева.
– Молодец. Ты умница, и у тебя все получится.
– Я обязательно достану свой шарфик. – Несмотря на сонное состояние, Полина произнесла эти слова твердо и решительно.
– Вот и все. Теперь ты проснешься и запомнишь из нашего разговора только свою основную задачу. На счет «три» ты откроешь глаза.
Валентина Викторовна осталась очень довольна проделанной работой. Впрочем, как и всегда.
Ирина сразу после возвращения в Центр увлекла Нину на ужин. Пришлось подчиниться настойчивой соседке, и Нина еще полчаса должна была терпеливо ее выслушивать, поглощая безвкусную еду.
Наконец, уже в восемь часов вечера, она осталась одна в своей комнате и схватила дневник.
«25 августа
Весь день сегодня страшный переполох. Убежал из дома Мика. Утром мы с ним отчаянно повздорили. Противный мальчишка совсем отбился от рук. Приходить изредка в комнату к больной матери и никогда не целовать ее! Когда я сама приблизилась к его лицу, он сделал такую отвратительную гримасу, что самообладание покинуло меня, и я отвесила ему изрядную оплеуху. Да! И нисколько об этом не сожалею! Что стоит жалкая пощечина рядом с той смертельной обидой, которую ежедневно и ежечасно приходиться мне терпеть? Не понимать этого в его возрасте уже непростительно. Мика, конечно же, разразился плачем и стремглав выбежал из моей спальни. Никогда прежде его не били по лицу. Ну, ничего! Неповадно будет впредь пренебрегать чувствами родной матери.
Днем все пришли в ужасное волнение, когда стало очевидным, что мальчишки нигде нет. Лиза стала меня пытать, что за неприятность произошла у нас с сыном. Его, якобы, видели выбегающим из моей комнаты в слезах. Потом он куда-то исчез и не появлялся до обеда. Когда хватились и стали его искать, сразу вспомнили обо мне (все беды в доме теперь от меня). Я твердо заявила, что наказала сына за дело в назидание на будущее и запретила домашним его искать. Ему следует подумать о своем поведении. Если для этого он избрал уединенное место, что ж, так тому и быть. Побегает, одумается и вернется.
Дома все плакали и метались, лишь одна я сохраняла хладнокровие. С аппетитом пообедала и заснула.
Когда проснулась, вокруг была окончательная паника. Я постаралась не проявлять особого беспокойства. В моем состоянии главное – не волноваться, и доктор так говорит со всей настойчивостью.
Искали противного мальчишку уже всей округой, не обращая внимания, как всегда, на моё негодование. К вечеру его, грязного и испуганного до полусмерти, принес в дом Семеныч. Как выяснилось, мальчишка бродил в одиночестве у болота, где и был обнаружен егерем. Удивительно, как только не утонул! Лиза поспешила ко мне и стала все это рассказывать. Странно, но произошедшее совершенно не вызвало у меня ужаса, словно и не касалось меня вовсе.
Лиза плакала и всё благодарила бога за чудесное спасение мальчика. Наконец её причитания стали раздражать меня. Я любезно (или не очень) попросила Лизу покинуть мою спальню и дать спокойно отдохнуть. Взгляд, который она бросила мне, выходя из комнаты, был слишком красноречив. Осуждение, удивление и много-много печали. Я понимаю, что ее детскую душу крайне смущает мое поведение, и это очень тревожит меня. Лизина благонадежность и преданность окончательно поставлены мною под сомнение.
Проснулась от яркого и страшного сна. Долго не могла потом заснуть и вспоминала все подробности привидевшегося. Сон этот волшебным образом был послан мне с указанием способа выполнения моего плана.
Просить отпущения грехов у бога придется очень за многое – грехом больше, грехом меньше… А Лиза меня простит, я знаю! Как за всё и всегда прощала всю жизнь.
2 сентября
Пришло время подвести итоги. Все ухищрения Лизы скрывать от меня подробности злого преображении – затянувшаяся игра. Следует признать, что ей слишком долго удавалось держать меня в относительном неведении. Теперь – довольно! Мое внутреннее изменение пришло к тому пределу, когда убеждение во внешнем уродстве может привнести полную гармонию в измученную душу.
С великими предосторожностями я произвела обыск по всему дому и обнаружила завернутое в старую скатерть свое любимое зеркало. Оно пряталось в маленькой каморке между первым и вторым этажами. Убедившись, что вокруг никого нет, проникла туда. Одышка и головная боль едва не прикончили меня на месте. Каким-то невероятным яростным усилием мне удалось вытянуть зеркало наружу и прислонить к перилам лестницы. Закрыла глаза и стояла перед ним несколько минут, набираясь мужества. Более всего боялась я в тот момент, что кто-либо нарушит наше с зеркалом роковое свидание и помешает моей решимости.
В доме было почти пусто, лишь внизу, в столовой, Лиза отдавала распоряжения прислуге.
Наконец я нашла в себе силы и, охваченная болезненным возбуждением, сорвала скатерть, оставляя на деревянной раме кусочки длинной зеленой бахромы.
Писать о том, что предстало перед моими глазами, могу лишь по причине того, что теперь окончательно поняла: в зеркале была не я!
О! В распоряжении Лизы было предостаточно времени и бурной фантазии, чтобы тщательно прорисовать эту мерзкую картинку. Единственное, о чем я не подозревала, так это о ее художественных способностях. Незаурядный, однако, портрет, у нее получился!
На меня глядело чудовище. Без преувеличения могу сказать, что такой отвратительной особы я никогда прежде не видела. Даже графиня Стаховская в свои худшие времена выглядела намного приятнее. Круглое красное лицо на складчатой шее покрыто омерзительными кожными высыпаниями. Плечи циркового борца выпирают из домашнего платья, как перебродившее тесто.
Кроме того, весьма сомнительно, что там изображена женщина, поскольку лицо существа волосато, чего не скажешь о голове. На груди проступают фиолетовые полосы, извилисто скрываясь в платье. Нет, это все-таки женщина, поскольку грудь ее обвисает на жирные складки живота.
Я опустила взгляд на свою грудь и обнаружила, что своим видом она очень напоминает мне грудь этого существа. При моем движении изображение отказалось от своей пассивности и заколыхалось тучным телом. Недоумение, боль, жалость и гнев слились во мне в страшной какофонии. Незамедлительно захотелось уничтожить это противное существо, но оно выглядело слишком защищенным в массивном зеркале.
В этот отчаянный момент я услышала на лестнице звуки шагов – Лиза поднималась наверх с первого этажа.
Самая ужасная беда в том, что зеркало уцелело, но это определенно к лучшему – оно мне еще понадобится. Необходимо собрать последние силы, разобраться
в сложившихся обстоятельствах и начать действовать».