Вчера в Царицыне, это там где столица Московии, произошёл примечательный диалог Христианина и Платоника. Именовать их, по моему обыкновению, Аврелием и Токсином было бы неправомерно и излишне язычески, поэтому пусть именования Христианина и Платоника окажутся их именами.
В качестве Платоника выступал аз многогрешный, Христианином же оказался мой брат. И не во Христе, а по обычной родственной связи.
Началось с того, что Христианин заявил:
Христианин. Вера просветляет людей.
Платоник. Вера туманит взгляд и отводит его от существа дела. Просветляет же и просвещает людей не вера, а знание.
Христианин. А как же выражение апостола Павла: «Есть же вера уповаемых извещение, вещей обличение невидимых» (Евр. 11: 1)? Ась, платоник?
Платоник. Контекста высказывания апостола лучше не касаться, ибо Павел там такого наколбасил о вере, что лучше и не притрагиваться к этому контексту, слишком ненужное и нелепое он нам о вере откроет. Но давай возьмём именно и только первый стих одиннадцатой главы и повертим его со всех сторон, воспринимая вне контекста, но по существу сказанного, а не исторически специфицируемого контекстом.
Христианин. Хорошо. Приступай к рассмотрению. Посмотрим, что ты скажешь о вере.
Платоник. То, что вера есть уповаемых извещение это, говоря другими словами, пришедшая квитанция с почты Бога, мол бандероль пришла, надежда есть.
Христианин. Как это?
Платоник. Так, что вера выступает свидетельством надежды верующего на то, во что он верует. Этого ещё нет или оно далеко, но верующий, не теряющий веры, надеется, что оно случится или приблизится вплотную. Естественно, если веры в предмет веры нет, то и питать надежду на него нечего. Его и сейчас нет, а без веры в него какое может быть грядущее его приближение? Разве что совершенно случайное, неверующего верующего и неверующего неверующего не касающееся.
Христианин. Пожалуй, так. Так в чём же здесь криминал?
Платоник. Криминала пока нет. Преступлению надо созреть. Только тогда оно явится во всей красе своего неподобающего бесчинства.
Христианин. Ты же «высмотрел плод, что не спел», тебе с ним и разбираться. По мне и так всё хорошо. Апостол Павел прав.
Платоник. Тому, что «есть же вера уповаемых извещение», нет никаких возражений. Вызывает недоумение вторая часть предложения.
Христианин. То, что вера есть «вещей обличение невидимых»? А что здесь не так с вещами?
Платоник. С вещами всё в порядке. Невидимые, по той или иной причине, вещи, несомненно, существуют. Не то с верой…
Христианин. Ой! А с ней-то что не так?
Платоник. Всё с ней не так. Ибо это не вера. Не вера обличает вещи невидимые, а ум.
Христианин. Ну-ка, ну-ка объясни-ка, объясни-ка!..
Платоник. Когда ты уповаешь на вещи невидимые, вера в эти невидимые вещи совершенно необходима для твоего упования. Ты должен верить, что невидимые вещи так или иначе существуют. Ибо для тебя было бы оскорбительно уповать на пустоту, на фикцию, на морок, на мираж, на фантазм…
Христианин. Вполне разумно. Морок нам в нашей вере не нужен. Морок — он сатанинский…
Платоник. И вот ты получаешь извещение от этих вещей, что ещё более твою веру укрепляет, укрепляет веру в существование таких вещей. Заметь, извещение уповаемых уже не есть вера, хотя с верой и связанное.
Христианин. Это как же? Почему ж не вера?
Платоник. Потому, что извещение есть некое действие, приносящее известие об извещаемом, в данном случае — о вещах невидимых.
Христианин. И?
Платоник. Сам акт извещения есть некий натуральный эмпирический процесс, результат же сего процесса есть просвещение уповаемых об извещаемом, то есть некое знание о невидимых вещах, но уже не вера.
Христианин. Пусть так. Но всё это покамест о первой части стиха. А что со второй?
Платоник. Мы выяснили, что вера в вещи невидимые необходима лишь в самом начале, далее так начально верующий уже получает знания о предметах веры, то есть о вещах невидимых. И первое знание — извещение об этих вещах.
Христианин. Дальше, дальше…
Платоник. Подобно тому, как извещение уже есть знание, пусть и опосредованное, а не вера, так и во второй части вере уже не место, там действует ум и просвещает начально верующего не верой, а именно знанием.
Христианин. Поясняй, поясняй, как ты нашу веру вдруг превратил в ум и знание.
Платоник. Обличение вещей невидимых есть именно работа ума. Допустим, ты смотришь на куб с угла. Какова фигура в целом, ты не знаешь, ибо задние углы и стороны скрываемы телесной частью куба. Таким образом, смотря на куб с одного лишь ракурса, ты в подлинном виде имеешь дело с вещью не только видимой, но и с невидимой.
Христианин. Ну, с кубом — это разумно. А в чём же работа ума?
Платоник. В том, что невидимую часть куба ты, зная кубические формы, достраиваешь в своём уме. И тем самым обличаешь невидимую часть куба. Куб выступает вещью, обличённой умом, становится видимым уму целиком, а не только той частью, что доступна глазам и физическому зрению.
Христианин. Но ведь невидимая часть куба может оказаться совсем не такой, какой её достроил в своём воображении ум. Как быть с этим?
Платоник. А чем конкретно тебе куб не угодил. Я так лелеял его квадратные грани…
Христианин. Представь себе цилиндр, подвергшегося секторальным санкциям. Часть цилиндра отсечена, и другая часть, под 90°к первой, тоже отсечена. И вот этим углом фигура выставлена перед твоим взором, а задняя-то часть у фигуры вполне круглая, вполне цилиндрическая.
Платоник. Как ты аппетитно описываешь фигуры. У тебя имеются несомненные склонности к геометрии…
Христианин. Не отвлекайся. Поясняй затруднение ума с фигурой.
Платоник. Эмпирический ум может ошибиться, поэтому предположение о форме фигуры им может быть сделано неверное. И все вычисления относительно невидимых сторон надо будет пересматривать, считать всё заново, как только фигура будет повёрнута скруглённой стороной и обнаружится ошибочность предположения ума. Окажется, что это цилиндр, из которого начали вырезать куб, но остановились на полдороге.
Христианин. И как нам справляться с такими ошибками?
Платоник. Прежде всего: выявлять их. То есть, сделав умное предположение о невидимой вещи, попытаться увидеть её невидимые стороны, покрутить её, оглядеть с разных сторон. Или, ежели увидеть невидимое не представляется возможным, что часто бывает, сделать предположение об её поведении при условии, что она именно такова, как её первоначально представил ум, и если вещь действительно себя так поведёт, гипотеза ума о невидимой вещи должна быть признана теоретически состоятельной.
Христианин. А что здесь «неверного»? Как вера исключена из этого процесса работы ума?
Платоник. Вспоминай, вера нами исключена уже на стадии извещения уповаемых. А здесь дано представление о чистой работе ума с невидимыми вещами. Процесс работы ума — выяснение невидимого, становление его видимым очами ума. Итог работы ума — знание, некая идея или сочетание идей для наиболее точного представления невидимых вещей. Таким образом, просвещает не вера, а ум. Ум же и делает невидимые вещи видимыми.
Христианин. В самом начале разговора ты сказал, что «вера туманит взгляд и отводит его от существа дела». Из рассмотренного стиха из текста послания апостола Павла евреям это никак не следует. Так ты сразу возвёл на веру нашу христианскую свою языческую напраслину.
Платоник. Что ты. Что ты! Как ты мог так подумать! Разве может платоник себе такое позволить?!
Христианин. Как раз именно так я и думаю. Платоник может себе позволить возвести напраслину на веру Христову. Да ещё и как позволяет!
Платоник. Христос с тобой, ты неправ.
Христианин. Поясни, как это мы с Христом неправы.
Платоник. А вот если бы верующий не получил ни извещения с почты Бога о прибытии невидимых вещей, ни последующая работа ума по обличению вещей невидимых не состоялась бы, как бы тогда поступила вера в этой абстракции от знания, сперва просто доставляемого по невыясненному методу извещениями, а потом и вполне ясной работой ума?
Христианин. Тогда бы осталась одна вера в Господа нашего Иисуса Христа! Чистая, ясная вера!
Платоник. Тогда бы у твоей веры не было бы никакого знания о предмете веры, ты верил бы в непонятно что, твоя вера была бы вынуждена фантазировать о своём предмете, сочинять его, облекать в слова выморочные, миражные, психически импульсивные, физиологически несдержанные, то есть сладко-слюнявые. Тогда бы твоя вера возопила глоссолалиями, ибо ничего разумного сказать о Боге она бы не смогла. Тогда бы она…
Христианин. Довольно! Ты — точно не христианин! Нет в тебе веры. И нет у меня к тебе веры.
Платоник. Разумеется. Как и ты — не платоник. Моё интеллектуальное созерцание тебя, кажись, не обманывает меня в том, каков ты. Но, может, ты скрываешь какую-то свою цилиндрическую часть?
Христианин. И всё же христианство несёт людям добро и любовь. Вот чего ты не понимаешь своим разумом.
Платоник. Как бы ему нести добро и любовь, не по словам ли Иисуса: «возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф. 22: 39)?
Христианин. Именно эти слова Господа я и имел в виду.
Платоник. Не желаешь ли провести экзегезу и этих слов уже не апостола из инквизиторов, а самого Господа.
Христианин. Умным в нашей паре выставляешь себя ты, тебе и экзегезой заниматься. А мне довольно веры и любви. Любви христианской!..
Платоник. Как высокопарно ты отлыниваешь. Ну да ладно, мне отмщение, аз воздам.
Христианин. Воздай, воздай. А мы послушаем тебя. Свист твоих бичей на раденье. Станцуй зикр герменевтики.
Платоник. Ой! Всё-таки ты неисправимо высокопарен. Побольше иронии, Христианин, людям это нравится.
Христианин. Можно подумать, я её начисто лишён… Ты попросту не так и не то слышишь… Давай, начинай уже мучить свою экзегезу, не томи её.
Платоник. Во! Уже теплее… Итак, мы читаем слова Иисуса «возлюби ближнего твоего, как самого себя», и тут же задумываемся: (1) что такое любовь, (2) кто такие ближний и дальний, (3) кто такой я, (4) что такое любовь самого себя?
Христианин. Какие всё подковыристые вопросы. А надо же просто любить!
Платоник. Ага! Просто — не получится.
Христианин. Давай сложносочинённо и сложноподчинённо. Как в школе на уроках русского. Что там твой платонизм скажет?
Платоник. Платонизм скажет, что к любому предмету надо относиться целостно, ничего в предмете не упуская. А чтобы не упустить и саму целостность, предмет должен быть подвергнут делению, причём такому делению, по которому ясно, что иных частей у этого целого быть не может и не должно. Тогда, рассмотрев последовательно все части, мы исчерпаем всё целое и тем самым будем уверены, что обобщающие рассмотрение слова наши о целом будут сказаны не на пустом месте, а с предваряющим их обоснованием.
Христианин. Хватит предваряться. Говори уже!
Платоник. (1) Любовь есть такое действие и состояние в которых любящие отождествляются и пребывают в тождестве.
(2) Ближний и дальний — понятия относительные и зависят от критерия близости. Ближний по крови? Ближний по вере? Ближний по духу? Ближний по времени проживания? Ближний по возрасту? Ближний по пространству и месту? Ближний по лестничной клетке. Ближний по службе или по работе. Ближний по несчастью. Ближний…
(3) Я есть уникальная единица самосознания, данная в живом теле.
(4) Любовь самого себя есть процесс отождествления себя самого с собой самим и итог этого отождествления.
Христианин. Ну, наговорил, наговорил…
Платоник. Начнём с того, что любовь к самому себе есть лишь часть более общего отношения человека к самому себе.
(1) Вполне возможно, что человек пребывает в расстройстве чувств и ума, ни о каком отождествлении с собой не помышляет, личность его близится к распаду, уникальный человеческий атом — к расщеплению. Этот человек ненавидит себя. Поэтому и к ближнему своему он если и отнесётся как к самому себе, то возненавидит и его, будет не отождествляться с ним, а разделяться и способствовать разделению этого ближнего в нём самом. Это отрицательное отношение к себе самому.
(2) Человек может и не пребывать в расстройстве души и ума, но и не задумываться о каком-либо отождествлении с самим собой. Он не рефлексирует. Ему это ни к чему. Он к себе нейтрален. Такой человек, если ему судить по себе, и к ближним своим будет относиться с таким же безразличием. Без агрессии. Но и без симпатии.
(3) Человек отождествляется с самим собой. Поскольку это невозможно физически, ибо человека не два, а один, как невозможно и физическое разделение, расчленение человека с последующим соединением частей, то данное отождествление человека с самим собой осуществляется в рефлексивном плане, в плане непрерывного и полного самосознания. Поэтому если уж заповедовать любовь к другим такую, как к себе самому, то деление на ближних и дальних слишком эмпирично, слишком физично и не соответствует идейно выверенной любви к самому себе. Иными словами, ближние здесь лишние, ибо любить надо всех. Ближних, дальних… Всех! Или уж не любить никого, кроме себя. Последнее исключение — сущая натяжка. Отказываясь от любви ко всем, должно отказаться и от любви к себе. В этот случае, случае полного отсутствия любви, мир людей распадётся на сонмище чуждых друг другу атомов. Останутся только атомы и пустота. Вдвоём.
Христианин. Ага! Значит любовь всё-таки нужна!
Платоник. Кто ж говорит, что не нужна. Куда ж нам без любви!..
Христианин. Ты всё неплохо рассмотрел, правда обидел ближнего, зато залюбил всех. Так чем же такое платоническое истолкование христианства тебе не по вкусу?
Платоник. Ну, мне-то оно по вкусу, иначе бы я не взялся за него, опасаясь набить им себе оскомину.
Но дело в том, что (1), во-первых, такие суждения и такие их истолкования существовали за пять веков до рождения Иисуса, создания его рыбацкого клуба апостолов и распространения христианства по ойкумене. Платонизм — это V век до Рождества Христова. Половина тысячелетия.
(2) А во-вторых, суждения Иисуса сугубо эмпиричны, у него нет никакой теоретической подкладки под его тезисами, он их просто догматически произносит: это так и баста! В сравнении с Платоном и Аристотелем — несомненная деградация мысли.
Христианин. Что это ты хочешь этим сказать? Что миру не нужно любви?
Платоник. Напротив, мир, раздираемый войнами и погрязший в терроре, остро нуждается в любви. Мир не нуждается в христианстве, как и в любой другой религии. Ибо религия и лежащая в её основе слепая и глухая вера наполняют мир чертями и ангелами, богами и их противниками, верующими и иноверцами, сатанистами и атеистами. Зачем миру столько мороки и непроизводственных расходов на эту «религиозную социалку» и строительство храмов и их оснастку? С Богом можно общаться напрямую, без жирных, бородатых и косматых, сальников в расшитых тряпках в качестве прокладок между тобой и Богом.
Христианин. Надо тебя немедленно в полуклинику сдать. Для опытов.
Платоник. Ты не умрёшь. Я тебе свою кожу отдам.
Христианин. Поговорили.
Платоник. Исполнились любви друг к другу.
Христианин. Да. Как к самим себе.
Платоник. Ох!
2019.06.04.