Очнулся от толчка в бок.
- Чего орешь?
- Так… - протёр я глаза. – Приснилась гадость какая-то… Капитан, как думаешь, может такое случиться, чтобы Штаты захватили нашу страну?
- Это давно случилось, если ты не заметил, - буркнул он. – Миром правят баксы, и тот сильней, у кого их больше. Вспомни, у кого печатный станок? А куда рекой текут природные ресурсы? Сопоставь факты и поймешь, кто на деле рулит.
- А как же ядерный щит?
- Щит щитом, баксы баксами.
- А если, к примеру, народный бунт?
- Не будет никакого бунта… У нас ведь не Израиль, где из семи с половиной миллионов каждый служил в армии и умеет управляться с оружием. Нет, нет! У нас Россия. Страна, которую целенаправленно спаивали не одну сотню лет. В городах – демотивированные слабаки. На селе – пьянь. И тем и другим всё равно, кто именно будет рулить, если первые будут получать ежемесячные пятьсот баксов, а вторые – огненную воду. Раньше, чтобы захватить чью-то страну, на территорию вторгались войска, захватывали города… Теперь достаточно одной валюты – на неё, как на наркотик, и подсаживается экономика.
- Так говоришь, Вилкин, будто собрался эмигрировать.
- Приехали…
В предутренних сумерках фары выхватили указатель на мой город – свернуть с шоссе «гэбэшник» не рискнул.
- Место нынче довольно опасное, - подтвердил Вилкин. – Дам тебе кое-что…
- Что там? – покрутил я плоскую фляжку.
- Водка. Со снотворным.
- Зачем она мне?
- Поверь специалисту: пригодится.
- Может, лучше пистолет дашь?
- Ещё чего! Чтобы тебя пришили из-за железки?
- Вообще-то пистолет как раз и носят, чтобы этого не произошло.
- Даже вытащить не успеешь, как тебя замочат. А без ствола за лоха сойдёшь… В твоем гетто сейчас черт те что: сборище мародеров, наркоманов, убийц – среди падальщиков слухи мигом распространяются. Пока дочиста не разграбят – не успокоятся.
- Черт возьми, Вилкин! Почему ничего не делаете?
- Приказ по управлению: не вмешиваться. Твой вопрос считается политическим.
- И что?
- ФСБ – вне политики.
- Ничего себе позиция! – возмутился я. – Наблюдать из-за угла, кто кого сожрет!
- Даже ставки делаем – прикинь, как цинично.
- А что с жителями города?
- Кстати, о жителях… Большая группа граждан убыла довольно организованно. Ты не знаешь, куда?
- Нет.
- Странно… Ты сигнализируй, если чего заметишь подозрительного.
- А ничего странного, Вилкин. Я только-только из СИЗО вышел.
Сделав над собой усилие, покинул теплый салон «БМВ».
***
Светало: по небесному Нилу началось путешествие барки Манджет с утренним ликом Амон-Ра. Внизу всё гораздо страшнее. По обочинам бандитами стоят деревья – голые и угрюмые. Снег сошел, обнажив мокрый асфальт, но в лесу почерневшие сугробы – оттуда попахивало чем-то тошнотворно гниющим. Вдалеке из туманной дымки проступали знакомые силуэты зданий.
Шлепаю в легких туфлях по тяжелой грязи и вскоре обнаруживаю баррикаду сожженных фургонов. Они стоят морда к морде – на краске потёки ржавчины, борта изрешечены сыпью пулевых отверстий, иззубренные края пробоин загибаются внутрь опаленных кабин.
В сущности, Вилкин прав. Фактически захват осуществлен. Есть колониальная администрация, колониальные порядки, эрзац-деньги, с золотым запасом непонятно что, всё ценное из страны вывезено. Завалена промышленность, продовольственная безопасность уничтожена. Давно пора взяться за село, дать зеленый свет малому бизнесу, подставить плечо не олигархам, а небольшим производителям. Наверное, Столыпин был прав, когда пытался создать пласт хозяев – жаль, времени у него не хватило…
В России модно служить ментом, чиновником, в крайнем случае военным. Но мало кто понимает, что три почтенные ипостаси - захребетники, по сути. И прежде чем распределять, охранять и защищать, нужно сначала создать и произвести.
Лавирую между высокими кучами мусора. Там и сям попадаются брошенные машины, чаще сожженные. Черная от мазута земля. С каждым шагом у меня обрывалось сердце: за полгода цветущий уголок превратился в отвратительную помойку…
Десятиэтажные дома с пустыми глазницами выглядят больными истуканами. Возле них небольшие баррикады всякого хлама: матрасы, холодильники, микроволновки, диваны… На асфальтовых островках замечаю стреляные гильзы: ржавые, разных калибров. Там и сям бурые пятна – словно от крови.
В развалах скользнуло нечто длинное, серое. Крыса, наверное. Под ногами хрустко ломались осколки стекла, между сгоревшими остовами машин струится лёгкий туман. Солнце медленно поднималось над горизонтом, становилось теплее. Думаю, в «Откровении» Иоанн Богослов описал именно мой город, где нынче конец света. Когда-то в этих домах зажигались окна, гнездился уют, были тепло и сытная пища. Люди возвращались с работы, целовали жён, обнимали детей.
Теперь всё умерло: город превратился в призрак, где вольготно лишь холодному ветру и бандитам. А я здесь случайный гость, которому суждено вскоре покинуть резервацию. Или умереть.
Но я не хочу умирать. Я хочу жить. Хочу, чтобы у меня родились дети. Мои, собственные. Я хочу дышать полной грудью, хочу заниматься любимым делом, работать, приносить пользу своей стране. Я хочу жить!
Навстречу из подворотни поднялся ружейный ствол калибром шире крысиной норы – прямо в лоб.
***
Кто-то толкнул меня в спину, за мгновение я оказался в подворотне. Небритые мужчины в засаленной одежде. Глаза мутные, пальцы синие от татуировок.
Бандиты. Этим зарезать проще простого. Увы, в мире невероятно много подонков. Идёт такой по улице, думаешь – нормальный парень. А он полоснёт бритвой по горлу – как будто так и надо. Ни угрызений совести, ни мальчиков кровавых во сне… Стакан на грудь, огурчиком закусил и спать. Здоровым сном здорового зверя.
- Ты! – слова вылетают коротко, как плевки. – Ширево есть? Жратва? Оружие?
- Нет…
- Сиплый, проверь его!
Везет мне на Сиплых! Человек позади прохлопал мою одежду, вытащил фляжку и телефон.
Громила булькнул емкостью:
- Что там?
- Водка.
- Рыжий, ты кто?
Болезненный тычок в спину.
- Раньше занимался бизнесом.
- Буржуй?
- Работал по двенадцать часов в день. А вы?
- А я в федеральном розыске… Заткни пасть!
Тащат в дом неподалёку. Я не хочу, но в спину тычут оружием. Обшарпанная дверь, длинный стол, диван. Пялится пыльным оком бесполезный телевизор. По углам какие-то тряпки. Такая вонь, словно ночевало стадо бомжей.
- Парни, в чём дело?
- Сиди, козёл! - ответили мне. – И скажи спасибо, что жив.
Меня усадили на скрипучую скамейку, наручниками пристегнули к трубе. В этот момент я сильно пожалел, что поехал в Сан-сити без взвода «чоповцев».
Бандиты устроились за столом, закурили. Они сильно отличались друг от друга. Одному, наверное, лет пятьдесят, седая щетина делала его ещё старше. Голова бритая наголо, в шрамах. На шее – когда-то модный платок, на плечах когда-то приличная куртка - оборванец знал лучшие времена. Другой бандит, который остановил меня обрезом, совсем молоденький – лет двадцать, не больше.
Из хлама, которым была завалена комната, особо бросилось в глаза:
Мощный электрический фонарь.
Бензопила.
Набор инструментов.
Топор с остро заточенным лезвием.
Моток колючей проволоки.
И скотч. Много скотча!
- Что с этим? – мотнул молодой в мою сторону.
- Как обычно… Киндер-Сюрприз придёт, сразу и начнём.
Двадцатилетний засмеялся страшным всхлипывающим смехом – словно заплакал. Взял со стола чайник, встряхнул – внутри булькнуло. Достал бумажный сверток, весь в жирных пятнах.
- Дернем? – предложил он Сиплому.
- Угу, - хрипнул старший, бросил на меня внимательный взгляд.
Из чайника налили нечто мутное, выпили. Судя по скривившимся рожам, пили далеко не чай.
- Знакомая морда, - заметил Сиплый, ткнул в мою сторону сигаретой. – Ты чего в заброшку попёрся?
- Из тюрьмы вышел… Куда мне еще идти?
Он задал характерные для уголовника вопросы, от которых я довольно бодро отбился – сказался приобретенный в СИЗО опыт.
Сиплый покрутил мой «айфон» в руке.
- Откуда такая трубка?
- Забрал у лоха одного, - соврал я. – Пьяный он был.
- Слышь, ты каким бизнесом занимался?
- Жить-то надо…
Они опять выпили. Сиплый жевал, медленно перемалывая челюстями, как старый, износившийся по лесам волк.
- А вы кто? – вдруг спросил я.
- Мы-то? – хохотнул молодой. – Анархисты мы! Государства нет, все общее, понял? И наша тема самая правильная, потому что ближе всего к природе. Ты вот в курсе, что в природе нет старых животных? Природа не даёт шанса старым и больным - их попросту съедают.
- Но люди-то не животные.
В разговор чугунной гирей вклинился пожилой бандит:
- Люди – ещё больше животные, чем просто животные. Запомни это, рыжий. Заруби, так сказать, на носу.
- Скоро зарубит… - подхихикнул было молодой, но пожилой оборвал его.
- Нет, точно я где-то видел!
И я похолодел, поскольку вспомнил, когда и при каких обстоятельствах мы встречались. И кто автор шрамов на лысой голове.
- Где? – молодой разлил остатки из чайника.
- Где, где… В Караганде.
- А! – заржал бандит. - Рыжий, ты в Караганде был?
- Нет.
- Да неважно… - Сиплый отрезал что-то из свертка, бросил в рот. – Был, не был… Покажем. Киндер в этом плане молодцом, кулинар в натуре! Борзый, правда, но больше по молодости… Выучим!
Он предъявил грязный кулак с разбитыми костяшками.
- А кого не учили? - хохотнул молодой. – Мне три ребра сломали!
- Наука – дело нужное. Помню, один урод мне башку бутылкой раскроил… С тех пор затылок родной матери не подставлю.
- У тебя мать есть что ли?
- Не суть, не суть!
Когда добили остатки мути, Сиплый снова обратился ко мне.
- Слышь, прохожий! – сказал он. – Хочешь, про нашего Киндер-Сюрприза расскажу?
Я пожал плечами – мол, делайте что хотите.
- Короче, был добрый такой мальчик. Без родителей, правда, из детдома. И однажды его усыновили. Но быстро вернули – тот давай котят дома вешать. Нравилось ему! Котят, говорил, повесил на спинке стула, где они дрыгались минуту. А он смотрел, смотрел… А по щенкам прыгал ногами. Прыгал и слушал, как трещат кости. Парнишке нравится убивать, хе-хе...
- Он же больной! Его лечить надо!
- Надо, - порция всхлипывающего смеха. – Да только сбежал он, к нам, сюда.
- Зачем вам этот психопат?
Всхлипывающий смех смолк, губы его скривились.
- Знаешь… - его язык стал жалом змеи. - Киндер умеет отлично разделывать туши.
От этих слов стало ещё холоднее.
- Что у него там во фляжке?
Молодой открутил крышку, понюхал жидкость:
- Водка!
- Разливай!
Они прикончили содержимое, замолчали, рассматривая что-то на закопченном потолке. Вдруг молодой сломался, тюкнулся башкой в стол. И сразу захрапел. Сиплый не обратил на это внимания. Сидел, покачиваясь, напевая что-то про себя. Но скоро и он обмяк, словно кто-то вытащил поддерживающий его стержень.
Прошептал:
- Граждане пассажиры, будьте осторожны: двери закрываются…
Бандиты вырубились. Препарат Вилкина действовал безупречно. Мне требовалось только отстегнуться от проклятой трубы, и я свободен. Но ключ на столе. Как до него добраться?
Со стуком открылась дверь. Вошёл подросток лет тринадцати-четырнадцати. Плотный такой мальчишка в мятой бейсболке. Лицо розовощёкое – кровь с молоком. Он осмотрел спящих бандитов, потом перевёл равнодушный взгляд на меня. Разглядывал пару минут, непрерывно жевал что-то, ворочая нижнюю челюсть вправо-влево.
Воистину: Киндер-Сюрприз.
- Куча дел, куча дел, - бормотал он.
- Послушай, - складывал я губы в слова. – Дай мне ключ.
- Ключ?
- Да, ключ. Вон, со стола.
Взял в лапу блестящую железяку. Но отдавать не спешил.
Потоптался, кивнул на бандитов:
- Они спят?
- Да.
- Они проснутся?
- Думаю, через несколько часов.
- Когда проснутся, будут бить?
- Не знаю…
- Значит, будут… - уверенно заключил он. – Я не хочу, чтобы меня били!
Мальчуган осмотрелся по сторонам, зацепился за стоящий в углу топор. Взял в детскую руку инструмент, прикинул на вес. И я увидел, как он изменился: из инфантильного увальня превратился в бешеного зверя. Развернулся, саданул обухом по затылку пожилому. Тот охнул, обмяк. Стол моментально залило кровью. Я не успел и глазом моргнуть, как Киндер-Сюрприз очутился возле молодого, ахнул того по макушке. А потом внимательно посмотрел на меня.
Не скрою, я почувствовал холодок в животе. Но опять что-то изменилось – зверь исчез, парнишка превратился в милого увальня. Киндер-Сюрприз поставил топор в угол, бросил мне ключ. Дрожащими руками я отпер наручники, схватил со стола телефон и опрометью выскочил из дьявольского гнезда.
На улице упал на колени, меня вырвало.
Кажется, около десяти утра. Я чуть было не отправился к Ра на встречу с Джобсом!
(с) моё
