(к началу)
Длинный, протянул было к Гене руку, но резко отдёрнул её назад и спрятал в карман. Он глубоко вдохнул и на выдохе, процедил сквозь зубы: – Ты попал, лысый – опять глубоко вдохнул и на выдохе повторил: – Ты попал.
– Попал - кивнул головой его приятель. - Точно.
Они развернулись и пошли к себе за стол, о чём-то переговариваясь…
Мероприятие закончилось.
Ко мне подошёл именинник вместе с супругой. Их глаза светились благодарностью и радостью от того, что праздник получился. Именинник расплатился со мной, поблагодарил и вместе с супругой, попрощавшись с нами, сели за стол «на посошок» вместе со всеми гостями.
Мы с Геной, стараясь поднять друг другу, а главное Лизе настроение, шутили и собирали аппаратуру.
Я подогнал автодом на площадку перед входом в ресторан и Лиза, сразу ушла в салон. Пока мы укладывали ящики и колонки в грузовое отделение автодома, она через окно, наблюдала, как мы грузим аппаратуру.
Загрузив последние ящики, мы повернулись посмотреть, всё ли забрали с лавочек, стоящих вдоль бордюра здесь же на площадке и увидели, как из двери ресторана вышли четыре мужика из гостей именинника. Двое из них были те самые, которые приставали к Лизе.
Только мы закрыть двери грузового отделения и развернулись спиной к двери, как все четверо, одновременно подскочили к нам, но мы с Геной отскочили по разные стороны от авто.
Двое из них ринулись за Геной, а двое, как я понял, решили активно помешать мне помочь ему.
Первым подскочил высокий мужик, в джинсовом костюме. Он выкинул вперёд свою длинную ногу, стараясь ударить меня в пах.
Уйдя от удара в сторону второго нападавшего, и, схватив его, выброшенную в мою сторону, руку, я вывернул её, а его самого подставил под удар высокого, который, целясь в меня, со всей силы ударил своему партнёру в живот. Тот согнулся от удара и сразу получил удар по шее, уже от меня и повалился без сознания. Высокий оторопел и тут же, получив удар в солнечное сплетение, упал рядом со своим напарником.
Бросившись на помощь Гене, я чуть не столкнулся с ним лоб в лоб. Он посмотрел на меня, на моих оппонентов.
- Быстро и тихо - его лицо расплылось в широкой улыбке.
- А то – ответил я, улыбаясь. - Свой, Ген.
Мы ударили - кулак в кулак.
- Не чужой. Давай уберём.
Аккуратно усадив всех на лавочку, мы ещё раз убедились, что они живы и здоровы только без сознания и сели в машину.
- Папка, ты мой самый, самый - Лиза бросилась на шею Гене.
- Ладно тебе, задушишь – Гена крепко обнял дочурку. – Так будет с каждым, кто захочет тебя обидеть.
- Точно – поддержал я Гену – садись. Пристегнулись простынями…
- Ирония судьбы или с лёгким паром – в один голос выкрикнули Гена и Лиза.
Лиза села на кресло за стол и пристегнулась. Гена, вслед за Лизой, тоже пристегнул ремень безопасности, и мы все дружно рассмеялись. Я нажал на педаль газа и вывел авто за территорию ресторана на улицу и за окном замелькали огромные жёлтые глаза уличных фонарей, по очереди заглядывая к нам в салон.
Улицы были полупустыми.
Люблю это время суток, можно ехать не спеша и рассматривать дорогу, которая в это время под светом фонарей кажется влажной из-за отблеска света. Дома, которые прячут в темноте своих стен небольшие прямоугольники, кое-где светящихся окон, как бы смущаясь того, что происходит за плотно задвинутыми занавесками. Даже, прохожих, не спеша прогуливающихся по тротуарам и совершенно не обращающих внимание на то, смотрят на них из окон, проезжающих мимо авто или нет.
Люблю это время, с юности люблю. И где ж мои семнадцать лет?
***
Зал был забит битком выступающими и группами поддержки. На заднике сцены красовалась надпись: - «Фестиваль ВИА – Весна 82».
Это было прекрасное время. Время нашей горячей молодости.
Мы со своим юношеским максимализмом бросались во все тяжкие, пытаясь доказать всем окружающим, всему миру, что каждый из нас может сделать, что-то такое, что в корне изменит систему.
Каждый боролся за свою свободу, за свободу слова, за свободу музыки, за свободу вероисповедания. И каждый, кто мог это сделать, как мог, выходил в общество и показывал свой протест всем возможными способами.
Свой выход мы нашли в своих песнях, своей музыке. Я писал свои тексты, за которые меня не однократно вызывали в разные инстанции на собеседование, как тогда говорили. Только, мы ведь были такими молодыми, такими максималистами…
Годы, годы.
Вот в таком ключе, в стиле протеста, мы решили сделать наше выступление на этом фестивале, несмотря ни на что. Даже, если нас после выступления прогонят.
На сцену мы вышли последними.
В то время крепкий, среднего роста парнишка с длинными тёмно-каштановыми, вьющимися волосами, в широкополой шляпе, вишнёвой, в крупную чёрную клетку рубашке на выпуск, джинсах и “Казаках”, я подошёл к микрофонной стойке посредине сцены.
А следом вся моя команда: бас-гитариста Бориса, чуть старше меня, ему
уже двадцать. Худощавый крепыш моего роста, с кучерявыми светлыми волосами, в белой футболке и зауженном джинсовом костюме. Он взял бас-гитару и в своей манере выпендрёжника, прошёлся слэпом, а именно - ударяя фалангой большого пальца о струны по грифу, вызвав в зале восторженные выкрики.
Женя – наш Блэкмор и мой дружок ещё со школы, из параллельного класса. Высокий, под метр девяносто, тощий, как хлыщ, и с уже лёгкой пролысиной на голове. В рубахе в большую синюю клетку, в джинсах и туфлях без каблуков, спокойно взял гитару и выдал полфразы из вступления "Smoke on the water" - зал “загудел”.
Игорь – клавишник, так в группах называли пианистов, на год младше меня, ему - семнадцать. Невысокого роста, с короткой стрижкой чёрных волос. В стареньком, бежевом отцовском костюме, светлой рубашке и лаковых туфлях, скромно подошёл к синтезатору и прошёлся триолями по всей клавиатуре, с веху вниз, чем подзадорил присутствующих.
Валера – барабанщик и самый старший из нас. Ему уже - целых тридцать пять лет. Самый умный и самый долгоиграющий из нас музыкант и поэтому мы все зовём его - Профессор. Ростом ниже среднего, очень худой и почти лысый. В стареньком сером костюмчике, ещё из пятидесятых, не глаженой рубахе в мелкую, коричневую клетку и туфлях со сбитыми носками. Он сделал кодовый брэк и в зале послышались восторженные крики и свист.
О каждом можно написать отдельную главу, но мы сейчас не об этом.
Зал стих.
Зазвучали первые аккорды, и я почувствовал, как какое-то напряжение прошло по залу. Оно нарастало, как снежный ком и когда вступление закончилось, это всё, невзирая на должности и лица, обрушилось на меня, стоящего впереди группы.
Только вместо того, чтобы пригнуть меня, заставить вжаться в самого себя и раствориться, оно превратилось в такую силу, которая просто в разы укрепила меня, придав мне уверенности.
Постепенно увеличивая громкость, я запел, полностью провалившись в текст и свои чувства, от всего сердца делясь со всеми собравшимися своими переживаниями. О том, как мне надоели монотонные будни, о том, как мне претит, когда лгут в лицо и о том, как хочется разорвать этот порочный круг обыденности и идти по жизни своим путём.
Зал молчал и слушал в таком напряжении, что казалось, вот ещё одно мгновение и, вдруг, лопнут все жилы на руках и шеях всех присутствующих в зале, и совершенно никак не реагировал.
Песня закончилась.
Смолк последний аккорд под затихающее тремоло тарелки. В зале стояла оглушительная тишина. Такая оглушительная, что было слышно, как грохаются на пол, поднятые звуковыми волнами пылинки. Я повесил микрофон, и мы все, почти мгновенно, покинули сцену.
За кулисами - полумрак, потому что горела только одна лампочка, да и та ужасно засижена мухами.
Я чуть не упал, проскочив ногой ступеньку, хорошо, что успел схватиться за поручень. А где-то сзади, за спиной и за сценой, где-то очень далеко - в зале, стоял оглушительный шум, только нам уже было не до него.
За мной, учтя мои недочёты, со сцены соскочили Борис, Женька, Игорь и Валера.
Целая толпа из выступающих и тех. персонала жали нам руки и поздравляли с хорошим выступлением. Но мы максимально быстро постарались протесниться через толпу и, пройдя в зал, сели на последний ряд, чтобы не маячить ни перед кем.
Через минут пятнадцать, на сцену вышли члены жюри и зал затих.
Вперёд вышла председатель жюри - корпулентная женщина лет сорока пяти. Мы её очень хорошо знали, так как она была председателем молодёжной комиссии при горисполкоме и через неё проходили все разрешения на деятельность всех городских коллективов. И музыкальных и танцевальных, и театральных, и многих других – альных, и не только.
На ногах у неё были, явно ужасно неудобные для её возраста и веса, лаковые туфли на высоком каблуке. Сама она была в трикотажном платье с, из последних сил, обтягивающим её необъятную грудь декольте.
Над всем этим богатством, просто горели большие губы, окрашенные ядовито-красной помадой. Над губами висели, как две НЛО, огромные глаза, с искусственно сгущёнными и вытянутыми ресницами в тёмно-синем обрамлении теней.
Мы часто говорили между собой, что ей бы давно пора замуж, только не нам это было решать. Да, ладно.
Председатель жюри начала с дипломантов фестиваля.
В дипломанты мы не попали, и все немного напряглись, а потом объявили группу, занявшую третье место.
Бурные аплодисменты и возгласы группы поддержки не смолкали, пока участники не сошли со сцены.
Когда объявили группу, занявшую второе место, и опять это были не мы, а зал бурно зааплодировал и загудел, мы потихоньку начали пробираться к проходу, чтобы не было стыдно, когда включат свет.
(продолжение)