«Никто не знает ни дня, ни часа своего…»
Идя навстречу многочисленным пожеланиям читателей Канала, я решил продолжить цикл рассказов о действительно последних днях Советской Армии. Армии, в которой я родился, вырос, состоялся, как офицер и специалист. Если предыдущие главы давались легко и весело, то теперь, чем ближе к развязке, тем тяжелее и горше писать, эта рана не закроется в душе никогда. Ну, да ладно, постараюсь не загружать вас своими эмоциями, а рассказать обо всё последовательно и, по возможности, со здоровым чувством армейского юмора.
Итак, отгремела эпопея Всеармейских Сборов – Учений, материальная часть возвратилась на свои места, машины инженерного вооружения встали в парки на обслуживание. Военная жизнь продолжалась своим чередом – такая размеренная, понятная, по-своему уютная жизнь. У меня теперь, помимо роты и службы, была ещё маленькая Таня, которая совсем переехала ко мне. Сначала это было несколько необычно, но к хорошему привыкаешь быстро. Холостяцкая берлога превратилась в домашний уголок, когда случались выходные, мы ездили в близкий Киев, гуляли по городу, грызли вареную кукурузу, или загорали в Гидропарке на Молодёжном пляже. Кто помнит Киев тех лет, наверняка вспомнит и о пикантной особенности этого пляжа: киевлянки любили там загорать «топ лесс». Но я смотрел только на Таню, а она звонко смеялась. Эх, Молодость и Любовь – самое лучшее, что может случиться с нами.
Не помню точно даты, но где-то зимой 1991-го года случилось Высочайшее Повеление Министра, подкрепленное постановлением Правительства, о присвоении воинского звания «старший лейтенант» офицерам, окончившим ВВУЗ с пятигодичным курсом обучения, через год службы, а не через два. И вот, в начале июля, я поучил это по-настоящему первое офицерское звание, как говорили старожилы военной службы. На вечернем построении офицеров бригады я отчеканил 10 шагов перед строем, и НШ бригады подполковник Бойченко вручил мне погоны с тремя звёздами. Повседневные погоны с полевыми, тёмно-зелёными звёздами. Это даже не намёк, это прямое указание: «не обмоешь – не наденешь». А я чего-то закрутился, то наряд, то ПХД, то ещё какая-то ерунда. Короче, дней через пять после вручения погон попался я на глаза сладкой парочке – НШ и Первому заместителю комбрига. Первый грозно так меня окликнул: «товарищ гвардии старший лейтенант, Вы почему форму одежды нарушаете?» - Бойченко рассмеялся: «Так он ещё не представился, вот и ходит лейтенантом. Товарищ Келпш, подойдите». Я с опаской приблизился. Бойченко неожиданно вручил мне две купюры по 25 рублей и настоятельно рекомендовал организационные вопросы закрыть в ближайшую пятницу.Есть закрыть! Честно, я недоумевал. Выяснилось потом, это Отец передал.
Пятница приближалась стремительно. Наш комбат, занявший место пониженного в должности Кунцевича, пришел к нам с должности НШ батальона полевого водоснабжения. Водоснабженцы – народ интеллигентный и утонченный, вода хамства не любит, уйдет из скважины, и всё. Так вот, комбат решил в эту пятницу совместить сразу два представления – моё, по случаю «старлея», и командира взвода второй гвардейской роты, по случаю убытия к новому месту службы в родные Черновцы. Накрыть «поляну» на батальон не так-то просто. Гвардии старший прапорщик Литвиненко свозил нас в Киев, на рынок, за мясом, сыром, салом, колбасой, овощами и Оболонским пивом на опохмел. Зелень Таня нарезала на родительском огороде, она же наварила целый таз холодца. Шашлык замутил старший техник моей роты, и он ему удался. Серёга, убывающий взводный, наварил картофана и яиц. Великий и Ужасный гвардии самогонщик Боря Мазурёнок был в ударе, он нам такую горилку выкатил, что песни сами лились на волю, и дух захватывало от радости бытия. Шесть запотелых трехлитровых банок ожидали нас на укромной лужайке в сосновом бору за ДОСами.
С полудня Танечка и все остальные, не занятые детьми и работой, батальонные хозяюшки, заботливо и красиво накрывали скатерть-самобранку на зелёной травке, женские руки из банальной закуски делают угощение, да… К 17:00 мск всё было готово. Комбат построил нас, гвардейских офицеров и прапорщиков, проинструктировал о мерах безопасности и о правилах хорошего тона при проведении мероприятия, и мы почти строем устремились на заветную лужайку. В отличие от многих, позже проведенных мною подобных ассамблей, в бригаде было принято такие события отмечать вместе с боевыми подругами, то есть с женами и невестами. И это правильно: мероприятия не превращались в разнузданные пьянки, чоловики старались перед жинками держать себя в руках (особенно перед жинкой замполита) и оставаться гвардейскими офицерами и прапорщиками.
Содержание праздника было традиционным, выверенным столетиями существования гвардейских офицерских чинов. Первым представлялся я. В хрустальный гранчак на 150 мл налили ледяной жидкости, я установил его на тыльную сторону ладони, и, держа локоть параллельно земле, в три глотка его оприходовал. Следующий шёл с локтя, и только в третьем звякали звёздочки. Его надо было ухитриться махнуть с плеча. Это зверство называется «гвардейский тост». Выплюнув на ладонь звёзды, я произнёс заветные слова: «товарищи прапорщики и офицеры, гвардии старший лейтенант Келпш представляется по случаю присвоения воинского звания старший лейтенант».
Гранчак летит об камень, комбат втыкает в мой погон звезду, и меня тихо опускают на травку под кустик. Там я пробыл минут сорок, вскоре рядом со мной прилёг и убывающий Серёга. Через некоторое время на лбу моём появился влажный платок, а возле губ – кружка с холодным кисленьким морсом, это Танечка заботливо возвращала меня к жизни и к закускам. После успешной реанимации возникло дикое чувство голода, благо, его было чем утолить. А сослуживцы, меж тем, праздновали неспешно, протяжно и монументально. Звучали здравницы и тосты, за Гвардию, за Инженерные Войска, за наш батальон, за бригаду, за ветеранов, за Боевых Подруг и крепкий тыл, за Советскую Армию в целом и Киевский военный округ, в частности, просто за нас, замечательных настоящих мужиков, и снова – за Боевых Подруг.
А между тем, где-то поблизости протекало похожее мероприятие, проводимое гвардейским Инженерно-дорожным батальоном, ветерок доносил дурманящий запах поджариваемого поросенка и крики «Ура»!Комбат внимательно посмотрел на меня и изрёк: «товарищ гвардии старший лейтенант, приказываю Вам выдвинуться в расположение дорожников и захватить Знамя и пленных»! – «Есть»! бодро ответил я, и зашагал навстречу верной гибели. В плен взяли меня и казнили безжалостно, влив в новоиспечённого старлея хрустальный рог(!) самогона. Обратно несли на руках, празднества слились воедино, бедная Танюшка снова приводила меня в чувство, а я только блаженно улыбался. Потом, как водится, летели в иссиня-чёрное украинское небо сигнальные и осветительные ракеты, пылал костёр, все клялись друг-другу в вечной дружбе и говорили прочие, красивые и мужественные, слова. А потом, построившись в колонну по два, мы двинулись в ДОСы, исполняя различные строевые песни. Исполняли хорошо, слаженно. Апофеозом было исполнение во доре перед нашим домом Гимна Советского Союза, из окон раздавались аплодисменты. Всё, наконец-то всё, спать!
Субботним утром я, пришнуровав к рубашке правильные погоны, твёрдой поступью отправился в батальон (в войсках суббота – парко-хозяйственный день, ПХД). В расположении было пустынно и тихо. Я заглянул в кабинет комбата. Гвардии майор торжественно сидел за пустым письменным столом, на котором стоял запотевший кувшин пива Оболонского завода. «Заходи» - промолвил комбат и налил мне стакан янтарного напитка. Я с нескрываемым удовольствием выпил. «А теперь иди домой, спать. Завтра – ответственный по батальону». «Есть идти домой спать»! И я пошёл спать. Но ненадолго, потому что Татьяна по-своему решила отметить эту первую нашу звёздочку…
Сейчас это всё кажется какой-то доброй сказкой, в которой не было места хамству и подлости, низости и предательству, разгильдяйству и безразличию. Да, в войсках мы жили большой и дружной воинской семьёй, в семье, как известно, не без урода, но в батальоне, да и в бригаде, они не задерживались – не мёдом было у нас намазано, подразделения бригады не вылезали из Чернобыльской зоны, мотались по всему округу, не зная выходных – проходных, и между, нами, прапорщиками и офицерами отношения были товарищескими. А неумолимое Время, меж тем, приближало скорую трагическую развязку, изломавшую наши жизни и судьбы.
Не звоночки тревожные даже – колокола громкого боя грянули уже в июне, началось тихое и неуклонное дезертирство солдат срочной службы. Причём, дезертировали в основном молодые люди, призванные этой весной с территории Украины. Мотивация – неуставные взаимоотношения. Да, самый жёсткий неуставняк принесли с собой эти молодые, да ранние защитники будущей Незалэжной. Они «забивали» на сержантов, на распорядок дня, на наряды по роте. Зато, если к ним приезжали родственники, командир ОБЯЗАН был отпускать этих разгильдяев в увольнение на сутки. Часто эти самые родственники и увозили воинов «до дому, до хаты». Малейшее дисциплинарное воздействие – и всё, солдатик кривил плаксивую мину, бежал к замполиту, а потом просто бежал. Военные прокуроры вдруг потеряли всякий интерес к этой анархии, и «возбуждались» только тогда, когда побег был сопряжён с хищением оружия или ещё какой откровенной уголовщиной. Розыск и возвращение беглецов официальным Приказом ГлавПУ ВС СССР возложили на командование частей. Я всеми силами отбивался от этих красавчиков, но пару-тройку мне всё же воткнули. Но Герман Справедливый с Казлаускасом не дремали, юношей быстро взяли в правильный оборот, и они медленно, но верно становились солдатами. А за прибалтов было обидно: директивой того же ГлавПУ их запрещено было отпускать в увольнения и назначать в караул. Парни «тащили» службу, а поощрить их было нельзя. Ну, я давно привык «забивать» на слишком ретивых «политрабочих», под мою ответственность мама лейтенанта Рудич, двор которого находился сразу за дыркой в заборе части, гостеприимно принимала моих балтийских стрелков, они переодевались в партикулярное платье и шли по своим делам. И всегда возвращались вовремя и трезвыми.
В эти тревожные дни у меня неожиданно открылись оперативно-розыскные способности, я достаточно эффективно и быстро возвращал беглецов в лоно воинской части, в связи с чем был назначен военным дознавателем нашего Гвардейского Отдельного инженерно-саперного батальона. Ротой командовать стало почти-что некогда, объяснения, протоколы (военный дознаватель – лицо процессуальное со всеми вытекающими отсюда последствиями), рапорта, запросы, справки, заключения стали занимать слишком много места в моей повседневной жизни. Меня привлекали к розыску и дознанию не только в своём батальоне, а во всех каверзных случаях. Характер у меня стремительно портился, я из весёлого и доброжелательного молодого человека неуклонно превращался в подозрительного и сумрачного типа. Злую шутку сыграли со мной достаточно близкие и доверительные отношения с Начальником Особого отдела ККВО генерал-майором Крутовым. Его сын служил в нашем батальоне «освобождённым комсомольцем», парень был славный, киевский кадет, мы сдружились, я стал вхож в их дом. У них была шикарная библиотека, и я, сын Мамы – библиотекаря, подолгу «зависал» у них, брал книги, с удовольствием говорил о прочитанном с супругой Геннадия Ивановича. Он где-то пересекался с моим Отцом, в общем, мы общались. И Геннадий Иванович, если надо, оказывал мне неоценимую помощь в моей дознавательской деятельности. Такой «туз в рукаве» был не у каждого, даже настоящего, оперативного сотрудника, поэтому нагрузка моя постоянно росла.
Настоящий детектив с моим участием приключился в Инженерно-дорожном батальоне, у них сбежал рядовой Евгений Х- н. Пишу его имя и фамилию (пусть через черточку) специально, если прочитают его родственники или знакомые эту главу, то пусть знают – Евгений Х-н преступник, дезертир и подлец.
Призывался Евгений из Казахстана, из закрытого при СССР города Шевченко, что на восточном берегу Каспийского моря, сейчас это Актау. Бывшая столица КазЛага, город – урановый рудник, город, окруженный особо строгими ИТУ и ИТЛ.
Его отец был майором милиции, мама – вольнонаёмной в системе ГУИН ВВ МВД СССР, бабушка служила в Войсках НКВД. Генетика сыграла с ним нехорошую шутку – мамаша отмазывала его всегда и ото всего, он привык к абсолютной безнаказанности и стал преступником. Местным молодым «наркобароном», старшие подельники с удовольствием брали его «в долю», зная, что если «спалятся», то Х - н «отмажет». В конце концов отцу, который к этому времени уже ушёл из такой семейки, надоело прикрывать наглое чадо, и он отправил его в армию, поздновато достаточно, призывнику Х - н было 20 лет. Присмотревшись и оценив обстановку, гражданин Х - н понял, что за побег ничего ему не будет, оповестил подельников, они прислали ему денег и «гражданку», и юноша ударился в бега. Отлавливать его, учитывая отдаленность Казахстана от Броваров и необходимость серьёзного административно-правового ресурса, отрядили опять-таки меня.
Бедная, бедная моя маленькая Танечка, она очень переживала за меня. Геннадий Иванович снова выручил в этом нелёгком деле, обеспечив местом в ближайшем аэроплане (самолёты на Шевченко летали из Киева через день) и уникальным предписанием. Не от какой-то неизвестной никому отдельной воинской части, а от Особого Отдела округа, этот документ меня просто спасал во время моих скитаний и при общении с казахскими милиционерами и прочими должностными лицами. Грозная «шапка» предписания: «Главное Управление военной контрразведки КГБ СССР» тогда ещё производила волшебное воздействие на товарищей и граждан. Из аэропорта «Борисполь» вылетели мы где-то около 17:00 мск, салон воздушного судна был полон, граждане пассажиры были изрядно нагружены, в основном, кондитерскими изделиями города Киева. Звучали мягкий южный говор, взрывы раскатистого смеха, детские голоса, кто-то громким шёпотом соблазнял: «та давай, Петро, та, взлетели уже, доставай уже пляшку». Постепенно народ приутих и погрузился в полудремоту. А после промежуточной посадки в Ростове-на-Дону в самолётике осталось нас человек этак пять. За мной сидела молодая пара, молодой человек и девушка, они всю дорогу дремали, а после Ростова проснулись, и, пользуясь отсутствием соседей, принялись безудержно целоваться и бормотать друг-другу всякие милые глупости.
А борт наш, межтем, летел над Каспийским Морем, внизу ощущалась громадная черная масса воды, и над морем полыхала гроза. Странно было видеть сполохи и зигзаги молний и не слышать раскатов грома. Самолёт плавно приступил к снижению, и вдруг я увидел надвинувшийся на нас из кромешной темноты громадный город! Огни, огни, огни, удивительно правильная планировка – одинаковые квадраты освещённых кварталов, разбежавшихся от края до края панорамы! Самолёт выполнял развороты, готовясь зайти на посадку, и загадочный город расстилался под нами, становясь всё ближе. «Какой большой город Шевченко» - удивлённо и громко воскликнул я. Ребятишки прервались в своих медовых утехах и дружно рассмеялись: «Что Вы, это же «зоны», ИТУ, здесь крупнейшие урановые рудники, и сроки мотают серьёзные люди». Вот те и на! Не хотел бы я оказаться в таком «изумрудном городе», тьфу-тьфу-тьфу!
А Ту-154М уже совершил посадку, прокатился по ВПП и замер. Открылась передняя дверь, и я по крутому трапу спустился на бетонку. И задохнулся, возникло ощущение, что я засунул голову в раскалённую духовку. Откуда-то, из чёрной темноты, тянул горяченный ветер. Все пассажиры куда-то исчезли, за пилотами прикатил микроавтобус, и я остался один. Совсем. Аэропорт размещался в длинном одноэтажном приземистом здании, над ним горела лампочка, возле него находилась коновязь с лотком для корма, у коновязи хрумкал чем-то в торбе симпатичный ослик. Я начал ощущать в нём собрата, спинным мозгом чувствуя, что до рассвета мы будем тут вдвоём. И вдруг! Ох, уж это драматическое «вдруг». Короче, неожиданно из темноты возникла белая «шестёрка», водитель явно опоздал кого-то встретить, но встретил меня. Наш диалог отдавал сюрреализмом. Я попросил довезти до города, до ближайшей гостиницы. Драйвер уставился на меня, как на снежного человека. «А вы кто?» - неожиданно спросил он. Я назвался. «А почему вас не встречают?» - продолжил расспросы любопытнейший вращатель баранки. Доложил, что использую эффект внезапности.
Следующим этапом было предложение предъявить документы, что я с наслаждением и проделал. Предписание сработало, правая передняя дверца открылась, и я быстренько утвердился на сиденье. Пока ехали, гражданин объяснил мне, что город-тюрьма живёт по своим суровым законам, ни в какую гостиницу меня среди ночи никто не пустит, такси по ночам не ходят, частникам категорически запрещено подвозить незнакомцев, да они и сами рисковать не хотят: вокруг десятки тысяч озверелых «зеков», отбывающих срока за особо тяжкие деяния. Поэтому приехали мы прямиком в РОВД МВД Казахской ССР города Шевченко. Видавший всякие виды дежурный внимательно изучил предписание, затем моё удостоверение личности офицера, поинтересовался, чего это я без традиционной «ксивы», я солгал, что так надо, работаю по ДОПам (документам оперативного прикрытия, и снова спасибо Геннадию Ивановичу за ликбез по оперативному сленгу), услышав знакомые буквосочетания, дежурный капитан подобрел и любезно предложил мне свободный стул.
Собираясь в эту первую мою дальнюю оперативно-розыскную командировку, я по наитию взял с собой два блока сигарет «Космос», три бутылки водки «Пшеничная» и несколько плиток шоколада. И попал в «десяточку»! С куревом тут было туго. С шоколадом и подавно, а местная водка изготавливалась, как мне кажется, из верблюжьей колючки. 1991-й год, однако… Я щедро протянул дежурному пачку «Космоса», и вербовка состоялась. Матёрый капитан, пуская ароматный дымок, неторопливо поведал мне обо всём и обо всех. И о том, что город лишили «закрытого» статуса и «понаехали» казахи, которых сюда раньше не пускали. (Город имел стратегическое значение, всех подробностей я не узнал, но пресной водой его снабжала Атомная опреснительная станция, и почти все жители трудились на объектах Министерства среднего машиностроения СССР, которому, до создания Минтопэнерго, подчинялись все объекты атомной энергетики и обогатительные комбинаты). Что после нереального коммунизма 80-х начались перебои с самым необходимым, что деткам тут податься стало некуда, и вообще, пора отсюда «валить».
На мои наводящие вопросы на предмет цели моей командировки, кэп лаконично доложил, что Х - н – пакостник известный, и мамаша его редкая стерва, жаль отца – едва не пропал мужик с такими родственничками. Если этот молодой человек появится в городе, то «засветится» обязательно, город маленький, все друг друга знают, схоронится негде. А вокруг – «зоны» и голая травянистая пустыня с одной стороны, а с другой – море. Так что родной город для гражданина Х - н превратился в ловушку. Мне надо с моим предписанием обратиться к Начальнику РОВД, он выдаст задание Начальнику Уголовного розыска майору Чекменеву, подключит Начальника отдела дознания капитана Джуманиязову, и всё, останется курить бамбук и ждать сигнала с «земли».
Самое удивительное, что именно так всё и произошло. Начальник РОВД, седой и загорелый подполковник почти скандинавского типа, изучил мои документы, выслушал фабулу дела, сдержанно поблагодарил за «Пшеничную» и пять пачек «Космоса» и тут же закрутил машину глобального сыска на всю катушку. Советская милиция – это мощная сила и была ею до самого последнего момента. Майор Алик Чекменов был мне искренне рад, как оказалось, он давно хотел гражданина Х - н «закрыть», но не получалось, а, судя по моему предписанию, парнишка попал в шершавые объятия «Конторы», а это значит, ему не отвертеться! Я не стал разочаровывать доброго майора.
Капитан Зоя Джуманиязова оказалась миниатюрнейшей ожившей статуэткой с огромными, таинственными светло-коричневыми глазами и правильными, точеными чертами удивительного лица. Почему удивительного? Да потому что я никогда раньше такого типа красоты не видел. Это потом я узнал о делении казахов на «старшие» и «младшие» жузы, которое выражается внешне, о древнейшей генетике и строжайшей репродуктивной дисциплине в этой «верхней касте», в результате которых у этих небожителей, действительно, женщины обладают исключительно своеобразной красотой. Тонкие, стройные, с узкими кистями рук и длинными пальцами, ровными длинными ногами, большеглазые и слегка надменные… Вот такая и была товарищ Зоя, выпускница юридического факультета Казахского государственного университета им. С.М. Кирова и Алматинской школы милиции.
После получения задания у начальника РОВД, перебрались в кабинет к Зое. Дымя «Космосом», новоприобретённые коллеги привычно и быстро накидали план оперативно-поисковых мероприятий, обзвонили паспортные столы и ЖЭК, «стукнули» начальству ретивой мамаши, что её чадо в бегах, и, в связи с этим обо всех её телодвижениях, типа отгулов, поздних приходов и ранних уходов со службы, следует сообщать товарищу Зое. Майор Алик настропалил похожего на Али-Бабу молчаливого опера, и тот отправился на «землю», аккуратно шерстить наркоманские «нычки». На меня возложили визит в Военкомат и работу с Военным комиссаром города. А я, тем временем, начал откровенно клевать носом – всё-таки ночь была бессонной. Майор Алик взялся устроить меня в приличную гостиницу, и мы вышли на улицу, на свет Божий. Мама дорогая, за бортом кондиционированных кабинетов РОВД, тут, на свежем воздухе, было +50º Цельсия, в выцветшем небе немилосердно отливало расплавленный металл июльское пустынное Солнце. Майор Алик быстренько вбросил меня в оперативную «шестерку», и мы помчались в спасительный оазис. Им оказалась ведомственная гостиница «Зелёная». Моё предписание и «ксива» Майора Алика сработали, меня разместили в отдельном номере с кондиционером, я бросился в душ, Майор Алик тактично ждал.
После душа пришло время устанавливать неформальное общение, я достал вторую бутылку «Пшеничной» и сунул её в сопло кондиционера, Майор Алик ненадолго вышел и возвратился с четырьмя запотевшими бутылками «Боржоми». Светский раут закуски не предполагал, ну, ничего. Итак, розыск начался! Сети были расставлены, охотники притаились в засадах. Триллер и детектив набирал обороты, НО! Не всё сразу, двигаться будем постепенно и поэтапно.
Продолжение обязательно следует, спасибо всем, кто дочитал.