Роман "Отец фараону". Начало здесь.
ГЛАВА 13. НЕЗАЖИВАЮЩАЯ РАНА
Иаков болел уже несколько месяцев. Он был не в силах примириться с утратой. Со дня получения им ужаснейшего известия старческие ноги отказались слушаться, тело сводили нервные судороги и глухие приступы рыданий постоянно сжимали слабую грудь.
Образ безвременно ушедшего сына стоял, как наяву, перед заплаканными глазами несчастного отца, повергая его в бездну невыносимого горя. Иаков без конца воображал его смерть, тиская в морщинистых руках окровавленную тунику и коря себя за то, что отпустил Иосифа так далеко от себя. Он не знал, какой именно хищный зверь растерзал его любимца, но незаживающая рана, нанесенная его сердцу, призывала к отмщению. С каким наслаждением он бы сразился с этим убийцей, будь то леопард или даже лев, обеспечив ему долгую и мучительную кончину... Ну, а если бы хищник одолел и его, тогда он смог бы по крайней мере утешиться, став причастником страданий любимого сына.
Таким образом, облаченный во вретище и с пеплом на седой голове, обезумевший от мук совести патриарх отстранился от всех дел, ожидая прихода смерти. «С печалию сойду к сыну моему в преисподнюю»*, – бормотал он, всхлипывая. Время шло, а его скорбь нисколько не уменьшалась.
Остальные сыновья Иакова не знали, что и думать. Они предполагали подобную реакцию отца, но не в такой степени!
Заранее подготовленная и тщательно отрепетированная сцена встречи с отцом, в которой один из братьев изображал Иакова, а другой с плачем протягивал ему одежду, испачканную кровью козленка, при столкновении с реальностью провалилась. Истерика, в которую мгновенно впал Иаков, разодрав на себе одежду, совершенно сбила их с толку. Такие ценные детали спектакля, как притворные причитания и ложный пафос, куда-то запропастились, и потупившиеся братья стояли, как вкопанные столбы. Они не осмеливались даже мельком взглянуть на отца, боясь, что он сможет прочитать их мысли. Их план был почти сорван.
В какой-то момент Иаков действительно обратил внимание на странное, неестественное поведение сыновей и уже был на волосок от истины, когда душераздирающие чувства нахлынули на него с еще большей силой, и он, издав дикий вопль, упал, как подкошенный, на землю.
С тех пор он уже не поднимался. Ни в чем не заподозренные братья облегченно вздохнули. Но этому вздоху суждено было продлиться лишь до заката. Стоны и вопли Иакова, раздающиеся на весь притихший стан, не смолкали даже ночью, бередя всячески заглушаемую совесть, перепачканную кровью невинного козленка.
Симеон, понурившись, сидел в своем шатре. Он всеми силами стремился забыться, и потому был изрядно пьян. Но ни вино, ни женщины, которых ему поставляли, ничуть не помогали. Услыхав снаружи какие-то голоса, он вяло поднялся.
– Что здесь происходит? – грозно спросил Симеон, отдергивая полог.
Тут он увидел свою сестру и мать, препиравшихся со слугой.
– Мой хозяин не велел никого впускать. Ни-ко-го! – визгливо повторял тот.
– К нам это не относится! – не сдавалась Дина.
– Зачем пришли? – вмешался Симеон. – Кто вас сюда приглашал?
– Ах, вот он и сам, голубчик... – невозмутимо произнесла сестра. – Посторонись, пропусти мать свою.
Симеон невольно сделал шаг назад, но, когда незваные гостьи проникли в его шатер, снова перешел в наступление.
– Зачем вы явились? И ты, мать, зачем пришла? Дина, для чего ты привела мать??
– Смотрите на него, какой вояка! И что же ты в подполье забрался, а не воюешь? Взгляни, на кого ты стал похож! А еще мужчина!
– Попрошу без обвинений, Дина! Ты забываешь, с кем ты разговариваешь!
– Ах, да, я забыла, ты же – второй сын Иакова... Такой же слабохарактерный, как и первый! – беспощадно выпалила Дина.
– Ну, это уже переходит всякие границы... Мама, а ты что молчишь, когда незаслуженно обвиняют твоего сына? – в голосе Симеона послышались жалобные нотки.
Лия, скромно остановившаяся у входа, была несколько растеряна из-за перебранки своих детей.
– Матерью спекулируешь, негодная! – снова набросился Симеон на Дину, замахнувшись при этом на нее кулаком.
К счастью, Лия подоспела вовремя, чтобы защитить свою дочь, которая, спасшись от ярости брата, кинулась в ее объятия. Тут Лия не выдержала:
– Дина права. Ты, сын мой, сильно изменился с тех пор, как вернулся оттуда... Что происходит? Отец при смерти, и твой священный долг – взять управление хозяйством в свои руки, раз бедняга Рувим отстранен. Вместо этого я нахожу тебя в полном бездействии, да еще и пьяным. Нехорошо, сынок...
– Мама, что это там такое? – прервала ее Дина, указывая пальцем в глубь шатра, на постель.
Там что-то шевелилось. Женщины подбежали поближе, после чего выудили одну из собственных рабынь, укрытую несколькими толстыми пледами так, что ее не сразу можно было обнаружить. Прежде чем они, онемевшие от изумления, смогли что-нибудь сказать, Симеон стащил любовницу со своего ложа и, завернув ее в покрывало, выставил вон.
– Да, сынок, – обретя дар речи, промолвила Лия. – До чего же ты докатился...
Симеон обескураженно опустил голову.
– Ну, а остальные мои дорогие братья? По углам, да по щелям прячутся? – бодро продолжала Дина, смекнув, что Симеон готов сдаться.
– Прячутся... – ответил Симеон, продолжая смотреть вниз.
– Хорошие же вы помощники-бездельники! Нечего сказать! Ах, ну почему я родилась женщиной, когда у меня мужской характер?! А от вас ни толку, ни проку! Одни нюни! Смотрите! Вот развалите хозяйство, разбегутся слуги и рабы, тогда все мы пойдем по миру! Хоть это-то вас беспокоит??!
Красноречие Дины иссякло. Она обняла мать, которая хотела еще что-то сказать, и вместе с ней гордо покинула убежище Симеона.
– Рувим!!
– Что, Иссахар?
– Сядь, чтобы не упасть.
– Что стряслось?
– Я собираюсь сообщить тебе кое-что...
– Я уже сажусь. Говори.
– Ты готов?
– Кто-то умер? – Рувим, едва успев сесть, вновь поднялся.
– Наоборот – кто-то ожил. Для тебя.
– Что за ерунду ты несешь? Говори яснее! – лицо Рувима приняло суровое выражение.
Иссахар почувствовал себя плохо. Та новость, которую он собирался сообщить брату, сохранялась втайне в течение нескольких месяцев. Теперь решено было посвятить в нее и Рувима. Иссахар не был в восторге от порученной ему миссии.
– Я пришел по поручению братьев.
– Что они еще задумали?
– Они еще не знают. Вернее, они как раз собираются это обсудить, – путано проговорил Иссахар.
– Выражайся яснее.
Иссахар сел напротив Рувима и посмотрел ему прямо в глаза:
– Рувим, сегодня ночью все братья соберутся на совет.
– Зачем? – Рувим затаил дыхание. В его сознании мгновенно промелькнуло его жгучее желание вступить в права первородства. Но это могло произойти только по решению Иакова или в связи с его смертью. Поэтому-то он вначале и спросил, не умер ли кто.
– Все мы находимся в кризисе.
– Это точно, – произнес Рувим, продолжая думать о своем.
– Мы знаем, какое событие породило этот кризис. Теперь необходимо понять, как нам выйти из него. Ни у кого пока нет никакого определенного решения.
– Это, конечно, вопрос важный. Требует серьезного обсуждения, - стараясь скрыть обнадеживающие его чувства, ответил Рувим.
– Но самое главное – это то, что я тебе сейчас скажу, Рувим. Дело в том, что ты не все знаешь. Вернее, ты почти ничего не знаешь...
– Ты за кого меня принимаешь?? – Рувим снова хотел подняться, но Иссахар остановил его.
– Погоди возмущаться. Братья долгое время запрещали мне говорить тебе... Иосиф жив!!! Понимаешь ли ты, что я тебе говорю? Жив! Они не убили его, но, после того, как кинули в ров, заметили твое отсутствие и сразу все поняли. Я им рассказал о твоих намерениях спасти его и привести к отцу, и у них возник новый план: убийство. Но потом... неожиданно возник торговый караван... Иосиф был продан в рабство в Египет.
– Проклятье!!! – прогремел Рувим и в ярости вскочил с места.
– Рувим, успокойся, умоляю!
– И ты молчал!
– Мне запретили под страхом смерти.
– Трус!
– Не называй меня так!
– Тогда его дорога еще не затерялась, еще можно было его отыскать. Караван верблюдов движется медленно. А теперь... Эх!... Время упущено! И все ты!
– Не упрекай меня! Не обвиняй! Я его не продавал.
– Но и не помешал.
– Нет, я протестовал. И еще как!! Но Симеон и Левий всех подчинили себе. И еще Иуда. Это он был инициатором продажи в рабство.
– Так, так. Времени прошло не так много. Иосиф действительно еще может быть живым и здоровым...
– Наверняка...
– Совет сегодня ночью?
– Да.
– Там и поговорим.
Под покровом следующей ночи, в строжайшем секрете, братья собрались на совет. Исходя из особой предосторожности, с четырех сторон вокруг шатра поставили сыновей наложниц: Дана, Неффалима, Гада и Асира. Для наблюдения. Оставшимся шестерым предстояло принять решение.
– Нужно выходить из этого состояния, ребята. Так мы долго не протянем, – осторожно начал Иуда и, покосившись на Рувима, добавил: – Теперь, когда Рувим посвящен в нашу тайну, мы можем говорить открыто.
– Кто же думал, что оно все так выйдет! – загорелся Симеон.
– А-а-а... Значит, ты не думал? – тут же съязвил Иуда.
– Прекратите ссориться! – пресек их трезвомыслящий Левий. – Мы сюда не для этого собрались. Что делать-то будем? Вот в чем вопрос...
– Ох, тяжко мне... – промолвил Симеон, вздохнув. – Так он и стоит перед глазами...
– Кто? Отец? – поинтересовался Иуда.
– Нет, Иосиф. Так все время и вижу его, ковыляющего за теми верблюдами, – голос Симеона потеплел. – Не выходит у меня из головы эта картина! Не выходит!!!
– И у меня, – ответил Иуда.
– И у меня, – повторил за ним Завулон.
– У меня тоже, – заключил Левий. – Только... Может, подождать еще, заняться делами, и все само пройдет...
– Что пройдет?? – возмутился Симеон. – Я уже с ума схожу. Надо срочно что-то делать!
– Например? – спросил Левий.
– Например, назначить временную замену отцу.
– Уж не тебя ли? – скривился Иуда.
– А ты предлагаешь покаяться перед ним, что ли? –съехидничал Симеон, поняв, что дал промах и «заехал» туда, куда не следовало.
Иуда многозначительно промолчал.
Симеон с ужасом посмотрел на него и атаковал Рувима и Иссахара:
– А вы что молчите, будто вас это не касается? Мне помнится, что вас Иосиф больше всех волновал. А теперь что? Что вы там обмозговываете про себя? Выкрутиться хотите из этой истории? Не выйдет. Все мы повязаны...
Рувим продолжал молчать. Иссахар следовал его примеру.
– Уж не выдать ли он нас собрался? – кивнул Симеон на Рувима. – Да, да! Так оно и есть. Предательством он рассчитывает заслужить милость отца. Как только тот поднимется и будет в состоянии рассуждать здраво, наш старший брат на нас донесет! Одного доносчика устранили, так нет, выискался другой. Не зря он всегда Иосифа защищал. Они же родственные души! Только почему-то никогда не дружили.
– Что ты городишь? – прикрикнул на него Иуда. – Может, нам и Рувима в рабы продать? Безумец! Ты же только что переживал за Иосифа!
От этих слов Симеон как-то сразу обмяк, в который раз за последние полгода дав себе отчет в том, что разучился владеть собой.
– Надо вернуть Иосифа назад, – без предварительного вступления сказал Рувим.
Тишина и безмолвие, наступившие вслед за этим, раздались так громко, что сыновьям Иакова захотелось, чтобы кто-нибудь заткнул им уши. Оторопевшие, замершие в неестественных позах, так как каждый из них в предыдущий момент собирался что-то сказать или сделать, они были похожи на жертвы внезапного оледенения. Симеона оцепенение настигло почесывающим затылок, Левия – протягивающим к нему руку, Иуду – возмущенно открывшим рот, Завулона – прижавшимся к своему напарнику, ловкого Иссахара – спрятавшегося за спину Рувима, а самого Рувима – крайне изумленным от того, какую реакцию произвела эта фраза на остальных.
Сколько напрасных забот и тревог, бессонных ночей, переживаний и мучений, навечно начертавших на этих юных лицах свои мрачные символы! Ради чего и во имя чего это было затеяно? Ради скота, пасущегося на полях? Золота, лежащего в сундуках? Рабов, выполняющих любую прихоть? Нет. Но во имя гордости и тщеславия, правящих миром.
* Бытие 37:35
Продолжение следует...
Автор Татьяна Осокина
Отец фараону. Глава 14. Особая миссия
Сколько Вам лет на самом деле?
А "галочка" то была жирная... Мини-фельетон
Благодарю за внимание, дорогой читатель!
До встречи!