Глава I. ПОСЛЕ РЕВОЛЮЦИИ 1.1. Красный террор.
Я учу их, как не бояться Не бояться и делать что надо Н. С. Гумилев 5 сентября 1918 года Совет Народных Комиссаров принял постановление «О красном терроре». Суть этого постановления была ужасно проста: отмена любых законов и нравственных понятий. Народ, социальную группу, отдельную личность можно было объявить
«классово чуждой» пролетариату и под этим предлогом расстрелять. Также террор был направлен против лиц, обвинявшихся в контрреволюционной деятельности.
30 августа 1918 года в Москве было совершено покушение на В. И. Ленина. Бывшая анархистка Ф. Каплан выстрелила из револьвера в Ленина, прибывшего участвовать на митинге на одной московской фабрике. Через четыре дня ее нашли, обыскали и изъяли револьвер. Не смотря на то, что Каплан едва ли могла знать, где и когда будет В. И. Ленин, данная поездка была инкогнито, и даже его окружению не было ничего о ней известно. Ко всему этому, Каплан лет десять как наполовину утратила зрение из-за взрыва в мастерской, где мастерились бомбы.
На допросах Каплан молчала, через неделю ее расстрелял комендант Кремля Павел Мальков. И что примечательно поэт Демьян Бедный, помогал палачу сжечь ее тело в железной бочке из-под мазута. Это был первый повод для начала «красного террора», а вторым поводом послужило убийство главы Петроградской ЧК М. Урицкого молодым поэтом Л. И. Канненгисером, который имел знакомство с Н. С. Гумилевым. Продержали его под следствием почти год в надежде, что удаться выбить имена всех заговорщиков. Его тоже казнили, а в назидание другим было расстреляно еще более пятисот человек. Так начался «красный террор» продолжавшийся следующие пять лет.
По оценкам разных историков «красный террор» унес жизни порядка 1500000 человек.
1.2. Революционеры и поэты.
Как бы не казалось нам сейчас это противоестественным, но
часто и очень часто поэтов влекло к чекистам, как мотыльков влечет пламя свечи, сжигающее их дотла. Но все-таки общие черты у них были: жажда славы, представление о борьбе за правду, смелость и заманчивая мечта об идеальном мире, который невозможно построить без жертв. Многие из поэтов открыто выражали свою симпатию к большевикам, писали стихи, выступали под красными флагами. Дальнейшие судьбы В. Маяковского, С. Есенина, А. Блока, В. Нарбута
5
и др. не завидны, но молодые сердца легко подвергаются влиянию идеям о создании прекрасного нового мира.
Много было интеллектуалов красной ориентации, которые причудливо связывали поэтическую и политическую среду. Одним из ярчайших представителей этой группы был Яков Блюмкин, чекист, убийца посла графа Вильгельма фон Мирбарха, но в тоже время очень талантливый человек, говорил на нескольких языках, писал стихи, водил дружбу с Сергеем Есениным, был знаком с Осипом Мандельштамом и Николаем Гумилевым. Последний даже посвятил ему пару строк в своем стихотворении «К моим читателям»:
Человек, среди толпы народа Застреливший императорского посла, Подошел пожать мне руку, Поблагодарить за мои стихи.
Поэтесса Лариса Рейснер, бывшая какое-то время возлюбленной Н. С. Гумилева, имевшая легкие романтические связи с Александром Блоком и Осипом Мандельштамом и командиром петроградских матросов Федером Раскольниковым, впоследствии все-таки выбравшая в супруги близкого по идеологии мужчину, блистательного большевистского начальника Карла Радека. Парадоксально, но о поэтическом обществе она не забыла, старалась оказывать посильную помощь и покровительствовала Анне Ахматовой.
1.3. Репрессии против интеллигенции.
Вопрос интеллигенции остро встал в 20-е годы ХХ века. Это свободолюбивый и образованный слой общества, который сложно обратить на советскую ориентацию. В силу того, что характерной особенностью времени становится жесткий идейно-политический контроль над обществом, ни о каком плюрализме взглядов и идей речи быть не может. Так интеллигенция, как класс становится оппозицией к действующей власти. Патологическая ненависть чекистов к русской интеллигенции, пожалуй, единственная истинная причина всех из зверств. Нам доподлинно известна позиция товарища В. И. Ленина по
вопросу буржуазии из его же секретной записки членам Политбюро: «...чем больше число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Нам именно теперь, проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели
думать...».
Доверили же работу по вопросу буржуазии талантливому и
имевшему опыт в деле массовых репрессий В. Р. Менжинскому. Исполнительно он подошел к надзору над интеллигенцией. Отныне выездные визы писателям и поэтам было получить практически не
возможно. Если довольно сговорчивый А. Луначарский был согласен 6
выдавать визы, вызывающим хоть какое-то доверие, А. Блоку и Ф. Сологобу, то теперь при Менжинском, даже хлопоты М. Горького не могли помочь им заполучить визы. Тут логика В. Р. Менжинского, в принципе, достаточно проста: выедут за границу и обратно не вернутся, и что еще хуже, займутся подрывной деятельностью против Советской России, поэтому пусть все сидят на территории страны.
Да и статистика подтверждала мнение Менжинского: из двадцати четырех выехавших за границу артистов и художников девятнадцать не вернулись, причем один из них был К. Бальмонт, за возвращение которого ручался сам Луначарский и Бухарин. Именно этими доводами Менжинский убедил Ленина не пускать Блока за границу.
В Петрограде ЧК превзошло саму себя. Там заместитель Менжинского Яков Агранов выдумал потрясающий фиктивный контрреволюционный заговор о том, что якобы интеллигенция вдохновляла кронштадтских матросов. Это был захватывающий сюжет, из которого мог выйти первоклассный детектив, не будь претворен в реальность и не унеси он тысячи невинных жизней.
Агранов и его подчиненные под видом белогвардейских агентов заманили на территорию России матросов, скрывавшихся в Финляндии, и тайно проводили их в «безопасные» петроградские дома. Он придумал «Петроградскую боевую организацию», во главе которой находились интеллигенты. Не стеснялся пользоваться услугами провокаторов, например, Корвина-Круковского, выдавшего себя недовольным чекистом перед профессором В. Таганцев и тем самым убедив его совершать некоторые запрещенные вещи, например, расклейку оппозиционных плакатов. После чего В. Таганцев со всей семьей и несколько десятков других интеллигентов были арестованы летом 1921-го года.
Если угодно, это действо можно назвать генеральной репетицией всех необходимых приемов и уловок для разворачивания массовых ужасающих репрессий 1930-х годов. За полтора месяца ЧК убедили В. Таганцева подписать ультиматум:
«Я, Таганцев, сознательно начинаю давать показания о нашей организации, не утаивая ничего...не утаю ни одного лица, причастного к нашей группе. Все это делаю для облегчения участи участников нашего процесса».
На что Аграновым был показан документ:
«Я уполномоченный ВЧК Яков Саулович Агранов, при помощи гражданина Таганцева обязуюсь быстро закончить следственное дело и после окончания передать в гласный суд... Обязуюсь. Что ни к кому из обвиняемых не будет применена высшая мера наказания».
По «таганцевскому делу» были расстреляны более ста человек, естественно, Агранов предварительно посоветовался с Дзержинским и
7
Лениным. Такое вот честное слово чекиста...Умел Агранов убеждать. Сам Таганцев, профессор М. Тихвинский и Н. Гумилев, который никогда не скрывал своих монархических взглядов и с удовольствием сообщал о них во всеуслышание, вдруг обвинены в участии в конспирологическом заговоре с применением высшей меры наказания.
После объявления приговоров на телефоны Ленина, Дзержинского обрушился шквал звонков, были присланы сотни телеграмм, просили личной аудиенции видные деятели науки и искусства. Но ничто и никто не могли спасти обвиненных по «таганцевскому заговору». Зиновьев жаждал крови, да и петроградская ЧК готовилась с особенным усердием к расстрелам, во имя искупления оплошности накануне Кронштадта.
Как это было мы можем узнать из петроградского органа «Революционное Дело» 68, сообщившего подробности о расстреле по Таганцевскому делу, включая самого Таганцева и Гумилева:
«Расстрел был произведен на одной из станций Ириновской ж. д. Арестованных привезли на рассвете и заставили рыть яму. Когда яма была наполовину готова, приказано было всем раздеться. Начались крики, вопли о помощи. Часть обреченных была насильно столкнута в яму и по яме была открыта стрельба.
На кучу тел была загнана и остальная часть и убита тем же манером. После чего яма, где стонали живые и раненные, была засыпана землей».
Невольно вспоминаешь пророческие строки Анны Ахматовой, написанные в августе 1921 года незадолго до гибели Н. Гумилева:
Двадцать восемь штыковых,
Огнестрельных пять.
А за пару месяцев до этих трагических событий Мережковский
со своими помощниками в Москве немного мягче и человечнее (если данные слова могут быть вообще уместны в данных зверствах), допрашивали «Тактический центр». Здесь обвинялись А. Л. Толстая, Бердяев философ и Мельгунов историк. К счастью, смертные приговоры для них были отменены. А дочь Толстого и вовсе имела смелость пристыдить Агранова так, что он даже стушевался.
Агранов и Менжинский объясняли свой расстрел поэта Гумилева, как школьники, не выполнившие домашнюю работу: не могли же мы освободить его и в то же время не освободить всех приговоренных к казни. В этом деле Таганцева они сильно просчитались в том, что массовый расстрел отбил не только любое желание сопротивляться режиму, но и также сотрудничать с ним. Это был серьезный просчет и одна из причин появления ГПУ вместо ЧК, а также появления нового Уголовного кодекса, написанного Лениным. В нем появилась новая мера наказания для несогласных – выдворение за пределы СССР.
8
Комитет, в состав которого входили Ленин, Менжинский, Дзержинский, начал применять эту новую меру наказания против интеллигентов, которых эта троица решила счесть нежелательными лицами.
Ленин просто ненавидел профессоров, писателей. По его мнению, все они непременно «контрреволюционеры, пособники Антанты, организация ее слуг и шпионов и растлителей учащейся молодежи». В сентябре 1919 года в письме М. Горькому он писал: «Пособники, интеллигентики, лакеи капитала, мнящие себя мозгом нации. На деле это не мозг, а говно».
Это важно понимать, когда мы начинаем задаваться вопросом: «Зачем?» или искать какие-то оправдания такой невероятной жестокости, ответ кроется в простом: Ленин ненавидел до невозможности, переступая все границы зла, образованный и талантливый слой общества. Поэтому, пожалуй, не стоит искать логики их поступков, но стоит вытаскивать правду об их деяниях наружу и помнить подлинно смелых и лучших людей.
