Экономика заслуг является инновационной социальной технологией. Поэтому, разрабатывая ее принципы, необходимо обратиться к опыту предшественников – тех, кто пытался преобразовать мир, не захватывая власть и не принуждая людей «жить как надо». Их путь был другим. Они предлагали людям добровольно попробовать свои разработки. На этом пути их ждали успехи и неудачи. И нам нужно внимательно присмотреться к этому опыту, чтобы не наступать на уже известные «грабли», использовать все полезное, что было выяснено за предыдущие века.
Истоки
Социальное изобретательство – стремление выработать и осуществить новые оптимальные формы социальной организации – имеет многовековую историю. Длительное время эта работа осуществлялась теоретически. Утописты XVI в. Т. Мор и Т. Кампанелла мечтали об «Утопии» и «Городе солнца». И позднее «социальные инженеры» часто планировали новые формы жизни людей, не имея возможности осуществить их на деле.
В то же время сами попытки осуществления социальных проектов разделяются на два основных вида – насильственные и добровольные. Одни «социальные архитекторы» стремились захватить власть, чтобы принудить людей жить по разработанным заранее планам. Этот путь ведет к революционным потрясениям, войнам, диктатурам. Но значительная часть изобретателей нового общественного устройства принципиально отрицала и отрицает принуждение людей к общественным переменам, исходит из добровольности любого конструктивного социального экспериментирования. Здесь мы остановимся на опыте именно этих социальных инноваторов. Их задача – без потрясений и насилия обеспечить людям труда и творчества более высокий уровень жизни, социальной защиты, самореализации и самоуправления.
Социальная инновация развивалась по трем основным и взаимосвязанным направлениям: создание территориальных общин (коммун) и других альтернативных поселений; кооперация; производственная демократия на промышленном производстве.
Первые альтернативные поселения создавались еще на заре Нового времени. Религиозные движения пытались строить в них рай на земле, но быстро подавлялись властями. В XVII в. развернулось движение сторонников Д. Уинстенли в Англии – диггеров, «истинных уравнителей», которые надеялись изменить страну, давая пример справедливой и обеспеченной жизни крестьян, готовых трудиться коллективно. Оно также было подавлено властями, так как диггеры селились на землях лордов.
В конце XVII в. писатель Д. Дефо (тот самый, кто написал «Робинзона Крузо») выдвинул ряд идей, которые получат в дальнейшем бурное развитие: социальное страхование, пенсионные кассы, кооперативная взаимопомощь. В 1696 г. он создал первый потребительский кооператив, но это дело оказалось сложным, и тогда не получило развитие.
В конце XVIII века кооперативное движение в Великобритании развернулось с новой силой по инициативе снизу. В 1769 г. в Фенуике, в 1777 г. в Бирмингеме и в деревне Гован возникли потребительские общества. Затем были созданы десятки потребительских лавок и кооперативных мукомолен. Крестьяне и горожане совместно закупали продукты оптом и затем распределяли между членами общества. Если торговая деятельность приносила доход, то прибыль распределялась между членами кооператива – они же и основные покупатели его товаров. В 1795 г. было создано первое кооперативное предприятие в Гуле, которое продолжало работать и в XIX в.
Альтернативные общины
Важный импульс как кооперативному движению, так и созданию альтернативных поселений придали Р. Оуэн и его сторонники. Впервые была предпринята попытка построить такое альтернативное поселение, где жизнь была бы не менее удобной и культурно насыщенной, чем в городе. Впервые на практике были опробованы идеи рациональной организации общества на началась внутренней демократии, когда жители поселения будут сами решать, как должна быть устроена их жизнь, совместно трудиться, обеспечивая потребности друг друга.
Оуэн был первым предпринимателем, который считал, что если вкладывать в обустройство быта рабочего и его образование больше средств, то значительно увеличивается прибыль. «Гуманист Оуэн, стремившийся к преодолению капиталистического рабства, доказал оппонентам свою правоту с помощью рационального эксперимента. Гуманизировав экономику, он заработал больше денег», – пишет историк А.В. Шубин. Но на этом Оуэн не остановился.
Оуэн доказывал необходимость создания поселков на пустующих землях, которые можно заселять неимущими. Он считал, что новые отношения между людьми нельзя навязывать силой, ибо в этом случае они будут ничуть не лучше старых. Нужно показать пример более справедливой и рационально организованной жизни, при которой нет общественных язв, господствующих и угнетенных людей, при которой человек уверен в завтрашнем дне и не боится впасть в нищету.
Оуэн предложил желающим создать общину, в которой все будут добровольно трудиться и делиться всем по-братски. Оуэн рассчитывал на то, что когда выяснится преимущества жизни в таких общинах, они покроют землю и образуют федерацию общин, которая заменит государство.
В 1824 г. Оуэн приобрел у религиозной организации благоустроенное поместье в американском штате Индиана и назвал его «Новая гармония». Впоследствии большой ошибкой реформатора считалось приглашение будущих колонистов «на готовенькое». Действительно, участники коллектива не имели заслуг в создании поселения и не дорожили им.
При всей уверенности в благотворности общественных условий, Оуэн понимал, что люди, воспитанные в эгоистическом обществе, не смогут сразу начать жить по законам альтруизма. Если человек все время боялся впасть в нищету, копил на черный день, то очень трудно немедленно начать работать на коллектив «просто так». Поэтому первоначально, по принятой в марте 1825 г. конституции «предварительной общины», колонисты должны были получать «по труду». Но Оуэн не дал убедительного ответа на вопрос о том, как конкретно измерять этот труд.
На приглашение Оуэна съехалось более 800 человек. Принимали всех. Ведь социальные условия должны были благотворно преобразовать характер любого человека.
Организовать такое сообщество было нелегко. Тем не менее, первоначально проект развивался успешно. Впоследствии это явление неоднократно встречалось в истории социальных экспериментов. Работники трудились на себя, и это вызывало энтузиазм.
«Уже в Новой Гармонии стало ясно, что материальные стимулы неразрывно связаны с духовными. Ощущение, что тебя никто не угнетает, не эксплуатирует, вызывает всплеск энтузиазма. Но закрепить его обычно не удается. На место праздника труда приходят будни», – считает А.В. Шубин.
С одной стороны, общинники были полны энтузиазма, с другой – нарастали трудности, вызванные непродуманностью деталей эксперимента. Оуэн решил «перепрыгнуть» через эти трудности. В феврале 1826 г. по предложению Оуэна была принята конституция «Общины совершенного равенства». Она провозгласила коммунистические принципы. «Будет общность собственности относительно... предметов, известных под именем капитала в самом обширном значении слова, т. е. всего того, что не предназначается для непосредственного потребления», – говорилось в конституции общины. Для этого община должна была состоять из альтруистов, готовых безо всяких условий трудиться друг для друга. Но община состояла из энтузиастов, которым не было чуждо ничто человеческое.
Общинники предпочитали интеллектуальные занятия. Демократическое устройство общины и преобладание в ней интеллектуалов способствовали этому. Выпускавшаяся в общине газета («Нью гармони газет») писала: «Мы все наше время проводим в спорах об отвлеченных предметах; вся наша энергия уходила на пустые усилия, каждый старается убедить других в том, что только он способен указать путь к совершенному блаженству».
Неизбежно элементы эгоизма у каждого участника эксперимента стали склонять людей либо к паразитизму, либо к возмущению против товарищей, которые «делают меньше». В коллективе не было ясной системы учета заслуг, и это предопределяло крах эксперимента.
В результате 1827 г. Новая Гармония раскололась. Меньшинство, обладавшее относительно высокой квалификацией и собственными деньгами, создали общину «Меклюрию». В дальнейшем в США в XIX в. получили распространение небольшие общины, состоящие из высокообразованных людей, которые общими усилиями обеспечивали относительно высокий уровень комфорта и культурной жизни.
Остальные поселенцы не смогли преодолеть кризис и разъехались. В 1828 г. Оуэн уехал в Англию, сохранив только пятую часть своего состояния. Он считал, что причиной неудачи эксперимента стала моральная неподготовленность участников. «Практика показала невозможность поспешного образования коммун из крайне несовершенного человеческого материала», – писал Оуэн в самом конце эпопеи Новой Гармонии.
Оуэн стал тщательно подбирать людей для новой общины Гармони-холл, которая работала в 1837-1845 гг., но затем разорилась. Этот эксперимент показал, что новые отношения не могут существовать, не учитывая законы среды. Несмотря на неудачи Оуэна его идеи пользовались большой популярностью, и многочисленные группы энтузиастов в Америке и Англии стремились построить общины, учитывая опыт неудач.
В дальнейшем движение общин бурно развивалось, существует оно и в наши дни.
В России коммунитарное движение набрало силу в 80-е гг. XIX в. Опыт российских коммун выявлял проблемы, аналогичные тем, которые погубили «Новую гармонию» Оуэна, но на этот раз эти проблемы преодолевались более успешно за счет открытости системы. Люди не бросали идею, переходя от одной инициативной группы к другой, из общины в общину приобретая опыт общения. В 1885 г. по инициативе опытного коммунитария В. Еропкина под Геленджиком была создана община Криница. На территории в 350 десятин жило 15-50 общинников и множество гостей (общину посетило более 800 человек). Еропкин помогал Кринице деньгами, когда стал директором писчебумажной фабрики. Но в основном общинники обеспечивали себя сами. В начале ХХ века жители Криницы провозглашали: «Для осуществления наших стремлений к истинной жизни мы остановились на земельной общине, но мы не стоим за общину как внешнюю форму жизни, а стоим за общинность как духовное начало, как душевную предрасположенность, как сердечное стремление человека слить свое «я» с другими для выполнения смысла нашей жизни, как этот смысл освещается моральными и научными системами, объясняющими связь человека с беспредельным миром и истиной». В 1912 г. Криница потеряла возможности внешнего дотирования и преобразовалась в самоокупаемую артель. Криница была наиболее крупным из существовавших длительное время российских альтернативных поселений.
После революции 1917 г. последовал короткий расцвет движения коммун. Эта идея стала официальной, коммуны воспринимались коммунистами как первые шаги к коммунистическому обществу. Новые коммуны создавали толстовцы, анархо-коммунисты, левые эсеры и большевики, близкие по взглядам к анархистам.
Под давлением советских властей, стремившихся превратить коммуны в колхозы, коммунары перемещались с места на места, причем бывало, что объединялись анархистские и толстовские коммуны. В 30-е гг. и анархо-коммунистические, и толстовские коммуны были поглощены колхозной системой.
В первой половине ХХ в. центр коммунитарного движения переместился в Палестину в связи с движением еврейской иммиграции. Коммунитарная идея дала ему удачную организационную форму и кадры со всего света, увлеченные социалистическими идеями. Сионистская организация предоставила этому движению свою материальную помощь.
В 1882 г. в Израиль прибыли из России репатрианты, «захваченные популярной тогда идеологией народничества» и приступили к созданию аграрных общин — кибуцев.
В 90-е гг. число кибуцов достигло 270, в них проживало 115 тысяч человек. В начале 90-х гг. доходы от промышленной деятельности кибуцов уровнялись с доходами от сельскохозяйственной работы, и индустриализация их экономики продолжилась. Производительность труда в кибуцах превышает среднеизраильскую. Кибуцы осваивают передовые технологии и информационный сектор. При сбыте кибуцной продукции широко использовалась кооперативная сеть.
«Согласно уставу, кибуц определяется как добровольное объединение людей с целью поселения на земле и организации жизни в коллективном обществе, которое основано на принципах совместного владения собственностью, личного (ненаемного) труда, равенства и соучастия каждого во всех сферах производства, потребления и воспитания, а также в помощи новоприбывшим при включении их («интеграции», как сказано в уставе) в жизнь кибуцного коллектива».
В тех кибуцах, где выплачивались деньги, практиковалось равенство оплаты при условии выполнения должностных обязанностей. В части кибуцев общинники работали фактически бесплатно, но община брала на себя обеспечение всех нужд. Четкого учета заслуг в системе кибуцев не было, уравнительные принципы со временем привели к ослаблению стимулов трудиться лучше, к недовольству тех, кто больше и лучше трудится тем, что его усилия не поощряются. В результате часть кибуцев стала возвращаться к обычным товарно-денежным отношениям, что привело к постепенному разложению системы. Кибуцники не осознали возможность введения экономической системы демократического определения заслуг.
Проблема нехватки желающих заниматься «черной работой» решалась, как и в общинах XIX века: «Сегодня профессор возится с грязным бельем, завтра читает лекции. По праву можно сказать, что всякий труд тут почетен. И это не будет пустой болтовней». В итоге и в кибуцах проявились конфликты и проблемы, известные со времен Оуэна. Общинники вынуждены часто работать не по профессии, заниматься нелюбимым делом, так как не все вакансии заполнены. В кибуце непрестижные, но необходимые работы выполнялись по графику дежурств.
Возникающие в коллективах разногласия разрешались демократически, что придавало решениям, принятым сообща, после обсуждения, высокую легитимность в глазах кибуцников. Тем более, что стремление преодолеть имущественное расслоение требовало преодоления также и разделения на трудящихся и управляющую элиту.
Основой самоуправления в кибуцах сначала была прямая демократия, где все сколько-нибудь важные вопросы решаются сообща участниками сообщества: «вовлеченность всех и каждого в процесс управления кибуцом, своеобразная социализация общества». Но «вскоре кибуцники заметили, что больше всего людей присутствовало на собраниях, где обсуждались так называемые «пикантные вопросы», то есть личные дела кого-то из кибуцников. И меньше всего людей приходило на те собрания, где обсуждались вопросы финансовые и экономические. Стало ясно, что в обсуждении специфических вопросов, которые для своего решения требуют специальных знаний и основательного знакомства с делом, заинтересовано сравнительно мало народу. Кроме того, с годами перестали посещать собрания и прежде активные члены кибуца: кто по состоянию здоровья, кто из-за накопившихся обид, иные – просто из равнодушия».
Самоуправление может стать более эффективным при делегировании части полномочий сообщества наиболее авторитетным и подготовленным людям, но только при условии, что они не оторвутся от коллектива социально и информационно. Реальное принятие решений переносилось в секретариат и комиссии кибуца. Без эффективной системы контроля снизу за этими структурами это вело к ослаблению самоуправления. Санкционирование решений этих органов на собрании часто бывало формальным, так как большинство кибуцников не знало нюансов дела. В некоторых кибуцах создавались представительные советы, но их роль падала, часть советов исчезла. Причина этого заключалась в отсутствии живой связи между группами, существующими в сообществе. Решение этой проблемы – в развитии систем обратной связи в сообществе с помощью различных демократических механизмов.
Кибуцы изначально рассматривали себя как модель будущего. Это понимание кибуца возникало и у новичков: «Я вспомнил свои детские вопросы учителям о коммунизме, когда каждый сможет взять себе сколько и что захочет: «Каждому по потребностям!». Давно уже не верю в этот «сон золотой», и все же здесь, в кибуце, я невольно на каждом шагу возвращался к мысли: «Не так ли должен быть устроен мир?»
И словно угадывая мои мысли, жена сказала:
– Это как островок будущего».
Но кибуцы были удачным бизнес-проектом и в этом отношении – элементом настоящего. Однако это было иное, альтернативное настоящее, решающее часть проблем, преследующих человечество, но порождающее свои проблемы. И потому община приемлема далеко не для всех. Предпосылкой к вступлению в альтернативную общину является готовность отказаться от благ индивидуалистической цивилизации. А для этого требуется определенный психологический склад. Человек должен тяготиться теми благами, от которых отказывается ради новой общинной жизни. В этом отношении характерны и споры посетителей кибуца: «Такой образ жизни подавляет индивидуальность, уничтожает личность. Я хочу работать, иметь свою квартиру и покупать все, что нравится: машину, красивые платья, мебель по своему вкусу. Хочу жить без посторонней указки и общаться лишь с теми, кто мне подходит, а не быть частью стада. Жизнь в кибуце – это все равно, что за стеклянными стенами. Каждый твой шаг на виду!
Пожилой бухгалтер из Львова возразил:
– Да, в кибуце может жить не всякий. Для этого нужно иметь иное воспитание, особое общественное сознание и чувство долга. Вы говорите – телевизор. Ну и что? Купите цветной телевизор и будете сидеть весь вечер одна или с мужем. И каждая семья в своей клетке, перед своим ящиком. И в кибуце смотрят вместе, вместе волнуются, обсуждают, восхищаются. Это называется – сопереживание. В кибуце никто не будет знать одиночества».
Во второй половине ХХ века страны Запада были охвачены волнениями и переменами, известными как «бурные шестидесятые». Молодежь и средние слои бросили вызов устоявшимся западными порядками с их жесткой специализацией и кричащим неравенством. Социально-псхихологические сдвиги 60-х гг. привели к новому подъему движения за создание общин и коммун в странах Запада. Источниками возникновения этих образований являются новые религиозные и спиритуалистические движения, хиппи, социалистические и анархистские группы, экологическое движение.
Наиболее типичный пример проекта, который начался со спиритуалистической общины и превратился в экологическое поселение с жителями различных взглядов – община Финдхорн в Шотландии. В 1962 г. здесь поселилась небольшая семья, «слушавшая Бога». Духовный опыт А. Кейди стал привлекать ищущих смысл жизни европейцев, и вокруг вагончика выросла целая община. В 70-е гг. в ней почти не было конфликтов, культивировался дух братства и взаимной любви. Но первоначальный духовный импульс не мог держаться долго, взгляды основателей по большому счету повторяли откровения мировых религий. Постепенно Финдхорн превратился прежде всего в социальный организм – большую самоуправляющуюся общину, живущую за счет сельского хозяйства, туризма и издательской деятельности. Однако, как и в другие аналогичные общины, Финдхорн пока не нашел устойчивого сочетания альтруизма, меритократии и рыночности, превращаясь в территориальный бизнес-проект.
Кооперативное движение
Вернемся в XIX век. Одновременно с альтернативными поселениями развивалась другая ветвь социальной инновации – кооперативная.
Кооперация – демократическая организация совместной экономической деятельности участников (пайщиков). Небогатые люди могут начать дело, не накопив стартового капитала – в складчину. Кооператоры не ставят цель стать частными предпринимателями, они предпочитают даже в случае коммерческого успеха сохранять систему, при которой множество людей совместно владеют предприятием и торговой сетью, помогают делу своими усилиями. Для одних кооператоров это – возможность получить дополнительные доходы и социальные блага, для других – путь к новому обществу. Кооперацию можно считать зачаточной формой экономики заслуг, так как принципы распределения доходов, признания заслуг здесь происходят демократическим путем. К сожалению, как правило эта задача специально не ставится и реализуется в упрощенных формах, нередко профанирующих как демократию, так и меритократию.
В XIX в. кооперация бурно развивалась в Великобритании, Франции и Германии, а затем и в России. В Британии, как мы видели, оно началось ранее других. Дополнительный импульс кооперация получила от оуэнистов.
В Великобритании агитация оуэнистов привела к тому, что с 1820 г. образовались группы рабочих, желавших создать свои общины, но не имевших на это средств. Заработать эти средства они надеялись с помощью общины, живущей пока без отрыва от существующей общественной среды – кооператива. Уже в середине 1820-х гг. кооператоры-оуэнисты превращаются в фактор общественной жизни, и к концу 20-х гг. им удалось развернуть успешный бизнес, в котором рабочие являются одновременно и хозяевами дела, и собственным рынком сбыта. Накопив капитал, рабочие создавали ремесленные мастерские, в которых производили продукцию для себя и на продажу.
В 1831-1834 гг. в Великобритании прошли семь кооперативных конгрессов, на которых обсуждались оптимальные формы кооперативов. В них активно участвовали оуэнисты и сам Оуэн. В 1844 г. Ч. Говартс создал «Общество справедливых рочдэльских пионеров», которое занялось потребительской кооперацией. Пайщики получали доход в зависимости от количества купленных в кооперативной лавке товаров. Это давало кооперативу гарантированный рынок сбыта.
Во Франции кооперативное движение зарождалось в начале XIX в., опираясь на традиции мютюэлизма – взаимопомощи работников. Однако разрозненные общества взаимопомощи не позволяли работникам выбиться из бедности, так как они получали низкие зарплаты на капиталистическом производстве и не могли вложить достаточные средства в мютюэлизм. П.Ж. Прудон выступил с идеей создания параллельной экономической системы, которая должна была стартовать с создания ее центра – народного банка.
31 января 1849 г. Прудон объявил о создании народного банка, в котором будет существовать беспроцентный кредит и обмен продуктами без денег, а с помощью банковских обязательств. К 11 февраля, когда банк начал работу, 12000 вкладчиков принесли 36000 франков.
Но 28 марта 1849 г. за нападки на президента Бонапарта Прудон был присужден к тюремному заключению на три года. Поскольку подписка шла под его имя, и только он мог начать банковский проект, эксперимент закончился не начавшись.
После ареста Прудона его последователи пытались продолжить эксперимент. П. Ролан и ее товарищи Дельбрук и Делуэн инициировали «Союз братских ассоциаций Парижа», который возглавила Центральная комиссия из представителей коллективов работников. Союз пытался объединить существующие тогда в Париже производственные ассоциации (более 100 с численностью около 50 000 человек) и основывать новые. Во многом это удалось, что обеспокоило президента Бонапарта. В мае 1850 г. союз был объявлен тайным обществом, и центральная комиссия арестована в полном составе.
Несмотря на неудачу эксперимента Прудона, его последователи продолжали создавать общества взаимопомощи в 50-60-е гг. XIX в. (потребительское общество «Домашнее хозяйство», сеть столовых «Котел»). Поскольку организаторы этих кооперативов приняли участие в Парижской коммуне, они были разгромлены в 1871 г.
Но уже в конце 70-х гг. мютюэлизм во Франции стал возрождаться как легальная форма социалистического движения. Кооператоры считали, что их работа позволит либо вытеснить капитализм мирным путем, либо подготовить почву для его свержения. Рабочий съезд в Париже 1876 г. прошел под флагом мютюэлизма, договорного права, кооперации.
Кооперативы создавали объединения, которые позволяли им оптимизировать свою деятельность, расширяя ее на целые страны. В 1885 г. был создан Французский кооперативный союз. В 1894 г. во Франции действовало 942 кооператива, которые охватывали 300 тысяч членов.
Кооперативное движение развивалось и в Германии, где приняло два направления. Сторонники Ф. Раффайзена вводили коллективную взаимопомощь и бесплатный труд на нужды товарищества. Сторонники Г. Шульце-Делича поддерживали отдельных индивидуальных работников, прежде всего ремесленников.
В России кооперативное движение стало развиваться с 60-х гг. XIX в. В 1871 г. был конституирован Комитет содействия кооперации при Московском обществе сельского хозяйства, который открыл также отделение в Петербурге. Комитет занимался развитием кредитной кооперации – спонсоры предоставляли крестьянам кредиты на льготных условиях. Кооперативам помогали земства, а затем и правительство, которое видело в их развитии путь к улучшению материального положения крестьян. Правда, крестьяне далеко не всегда возвращали кредиты. Это – важный урок для социальных инноваторов: получая ресурсы «на халяву», люди не заинтересованы в их возвращении и тем более – в вовлечении в проект новой энергии – трудовой, творческой и ресурсной.
Помимо кредитной кооперации развивались молочные, потребительские и производственные товарищества – сельскохозяйственные и ремесленные. Эти формы уже требовали от участников обязательного трудового и материального вклада и потому были более устойчивы.
В 1895-1904 гг. число кооперативов в России выросло с 1000 до 2000, а число членов – с 150 тысяч до 700 тысяч. То есть происходило не только увеличение числа, но и укрупнение кооперативных обществ. С 1905 г. рост кооперации ускорился. В 1911 г. кооперативов было в десять раз больше, чем в начале века. Затем только в 1912 г. было зарегистрировано 1752 потребительских, 2468 кредитных и 400 сельскохозяйственных товариществ.
В 1896 г. на съезде кооператоров в Нижнем Новгороде был принят типовой устав кооператива. В 1897 г. был создан Московский союз потребительных обществ, в который вошли 36 обществ. В 1915 г. в нем состояли уже 1390 обществ. Аналогичные объединения развивались в Сибири и на Севере России. Прошли три съезда кооператоров – в Москве в 1908 г., в Петербурге в 1912 и в Киеве в 1913 г. К 1917 г. российские кооперативы сформировали 10 крупных объединений (Всероссийский кооперативный союз, Центросоюз, Всероссийский совет рабочей кооперации и др.). Весной 1917 г. в кооперативах состояло 8-9 миллионов человек.
Но за впечатляющими количественными показателями скрывались и недостатки, «темные стороны» кооперативного движения, которые обсуждались в кооперативной прессе и работах идеологов кооперации. Суммируя эту критику, исследователь российского кооперативного движения Ким Чан Чжин пишет: «Она была недостаточно сильной материально, слишком часто отличалась неделовитостью…, масса членов плохо усвоила значение и задачи своих организаций, часто наблюдалось главенство кучки богатеев, ведущих дело вовсе не в интересах рабочих масс. Все эти недостатки, по мнению русских кооператоров, коренились в низком уровне сознательности крестьян и рабочих». Таким образом, успешное развитие кооперации должно тесно увязываться с просвещением членов, развитием в рамках кооперации своего рода «школы» самоуправления и демократии. По выражению идеолога кооперации С.Н. Прокоповича, кооперация должна была стать «школой гражданственности для крестьянина». Прокопович выделял и экономические задачи кооперации: повышение производительности и доходности труда членов, удешевление их домашнего хозяйства. «Кооперативные товарищества служат интересам трудящихся и ограждают их от капиталистической эксплуатации, обращая весь свой чистый доход в пользу своих членов…»
Кооператоры приняли участие в снабжении армии и тыла во время Первой мировой войны. В 1917 г. они поддерживали политику Временного правительства. После прихода к власти большевиков старое кооперативное движение подверглось гонениям и затем интеграции в экономическую систему СССР, где кооперативы были бюрократизированы и жестко подчинены государству.
В современном мире с его глобальной экономикой кооперация принимает новые формы, когда вместе сотрудничают кооперативные объединения Третьего мира и их европейские партнеры. Запад может выступать не только эксплуататором и благотворителем, но и в качестве поддержки людей, которые своим трудом могут выбиться из беспросветной бедности.
Александр Бэлфор - один из основателей компании «Divine chocolate», рассказывает об этом опыте соединения кооператива страны Третьего мира с современным бизнесом. Он считает: «главное, что могут принести с собой социальные бизнесмены, социальные предприниматели – это дать возможность фермерам, производителям получить непосредственный доступ к рынку. Всю историю человечества перекупщики всегда обманывают производителей. И, наверное, основным, может быть, первым преимуществом «Divine chocolate» было то, что мы стали покупать продукт у своих собственных членов без всяких посредников, не обманывая их».
Но проблема не только в обмане, в марже посредника. Проблема в том, что более обеспеченный покупатель западных стран выставляет высокие требования к качеству, которые гарантированы репутацией крупных компаний. «Если взять шоколадку от этого крупнейшего производителя, от «Кэдберри», разбить ее на части и посмотреть, за счет чего создается стоимость, то надо признать, что основная стоимость, часть стоимости создается за счет самого бренда «Кэдберри». Мы начали эти идеи обсуждать с фермерами, которые выращивали какао-бобы в Гане, начали изучать, какую же долю в цене составляют, собственно, какао-бобы и поняли, что за счет просто какао-бобов мы эту стоимость не поднимем. Нужно думать о том, как создать успешный бренд. Средний доход простого ганского фермера составлял от 500 до 1000 долларов в год, то есть ясно было, что у них нет средств инвестировать в этот бизнес».
Однако граждане западной страны могли найти эти средства для ганских фермеров, обратившись со своими идеями за поддержкой к государству. Британское правительство одобрило идею и дало гарантии, под которые зарегистрированная в Британии фирма смогла взять британский кредит, не имея гарантий в виде капитала. «Сейчас оборот компании в год составляет до 22 миллионов долларов, а размер капитала нашего уставного составляет всего-навсего 122 фунта». Компания была создана в 1998 г. Ее владельцем был ганский кооператив, возникший в 1992 г. с числом членов-работников 30 тысяч человек, производивший 6% какао-бобов Ганы (Гана производит 30% какао-бобов в мире).
Британский кредит сразу дал ганским крестьянам-кооператорам большое преимущество: «В Гане очень высокие процентные ставки, от 22% до 30%. В Англии процентные ставки на такой же кредит составляют всего от 3% до 5%. И поэтому то, что сделал кооператив в первый же год своего существования – он взял кредит в Англии на 5 миллионов под 5%. Они взяли эти деньги для того, чтобы расплачиваться за приобретаемые какао-бобы. И получилось так, что уже в первый же год по такой схеме они сэкономили 1 миллион долларов. Такая структура позволила бедным фермерам из Ганы получить доступ к капиталу».
При этом хозяином британской фирмы оставался ганский кооператив.
Дивиденды распределялись в кооперативе. Организаторы проекта первоначально не договорились, как распределять эти дивиденды между фермерами – поровну или в соответствии с трудовым вкладом, что вызывало конфликты. «За продукцию, которую они вырастили, им уже заплатили, и, собственно, по их вкладу: кто сколько сдал. И в то же время мы понимали, что те фермеры, которые лучше работали, которые больше произвели, наверное, будут недовольны, если дивиденды распределят одинаково, и они не получат больше. У нас очень были жаркие дебаты по поводу того, что делать с этими дивидендами». Правда, проблема не была критически острой, ведь первые 4 года фирма работала в убыток.
На западных рынках компания выступала за «fair trade» - справедливую торговлю, апеллировала к идейно-мотивированному покупателю, который искренне стремился помочь производителям из Третьего мира.
Покупая какао-бобы, компания искусственно завысила цену за мешок какао. «Наша цена формировалась так: 10% сверх средней цены плюс еще 150 долларов за мешок. То есть, в среднем, это составляло 15%-ое повышение по сравнению со средней ценой. Самое большое достижение, что сейчас и «Кэдберри», и «Нестле» покупают примерно по тем же ценам… В 2009-2010 годах и «Кэдберри», и «Нестле» объявили о том, что они частично также переходят на этот подход, и, по крайней мере, на 10-15% повысят закупочную цену какао-бобов для вот таких фермеров. И вот за эти 10-12 лет мы достигли двух очень важных целей. Во-первых, мы переместили этих фермеров-производителей в цепочке создания стоимости вверх, а во-вторых, добились изменения подходов крупных компаний. И третья цель, которую мы также для себя сформулировали, заключалась в том, чтобы изменить видение, изменить те вопросы, которые задавали покупатели, когда они покупали этот шоколад. И вот, наверное, в этом третьем наш успех выглядит, может быть, наименее очевидным». Покупатель по-прежнему ориентируется на соотношение цены и качества, которое не учитывает интересы работников Третьего мира. Но компания «Divine chocolate» рыночными методами все же улучшила положение крестьян-кооператоров и в целом крестьян Ганы.
Этот опыт получил свое развитие – А. Бэлфор работает в новой компании, производящей орешки, - «Liberation» («Освобождение»), о которой рассказывает: «идея та же самая, но воплощение осложнено тем, что наши фермеры живут и работают в Индии, Малайзии, в Мозамбике, в Перу, Эквадоре. И представляете, все они приезжают на совет директоров. Через пять лет, если вы меня пригласите, я расскажу, как мы изменили мир уже при помощи орешков, а не шоколада».
Больших успехов достигла федерация кооперативов Мандрагон в Испании. Это – своего рода демократическая корпорация самоуправляющихся кооперативов с общим инвестиционным банком (создан в 1959 г.) и социальными программами. Мондрагон представляет собой пример эффективной собственности работников. При численности работников 21-35 тыс. в 90-е гг. он выпускал продукции на 5,4-7,5 млрд. долл.
Верховным органом управления в Мондрагоне является конгресс представителей предприятий, который избирает администрацию – Генеральный совет. Фактически он состоит из топ-менеджеров объединения – директоров отраслевых групп, вице-президентов и президента федерации. Эта администрация уже не может контролироваться работниками. Предприятия Мондрагона, первое из которых возникло еще в 1956 г. как кустарная мастерская, сегодня производят станки, бытовые электроприборы, автомобильные запчасти, другую технику, а также занимаются торговлей. В 1974 г. часть работников бастовала против решения администрации. Однако, несмотря на эти издержки, Мондрагон является социально-экономической системой, в которой фигуры собственника и работника сближены, и при этом созданы не менее комфортные социальные условия, чем в условиях капиталистической экономики. Опыт этого «островка социализма» применяется и за пределами Испании.
Рассмотрев опыт основных направлений социальных инноваций, мы можем констатировать, что новый этап обновления общества может быть основан на сочетании позитивных сторон каждого из них. Для будущих социальных инноваторов полезен опыт экономической демократии – обратной связи в экономической системе; создания систем кооперативного регулирования социально-экономических отношений, снижения издержек за счет установления прямых связей между производителем и потребителем, альтернативных современной социальной иерархии солидарных и равноправных отношений между людьми, сочетания демократии и меритократии.
Мы должны учитывать и недостатки наших предшественников: непродуманность механизма социальной ответственности участников проекта, нередко – формальность обратной связи участников и лидеров, нарушение баланса между распределением результатов и реальным вкладом участников, изолированность от внешнеэкономических процессов либо слишком большие надежды на поддержку извне.
Урок социальной инновации заключается еще и в том, что он позволяет людям объединяться не на негативной, протестной платформе, а вокруг конструктивного дела, как это уже было в России в начале ХХ века, когда кооперация стала воистину всенародным движением. Теперь у творческих и конструктивно настроенных жителей России есть шанс объединиться вокруг социально-предпринимательской кооперации.
