Где-то в начале ноября неожиданно ночью выпал снег. Проснувшись утром, я выглянула в окно и увидела белоснежное поле, дорогу и деревья вдоль нее, усыпанные мягким пушистым снегом.
Начало цикла рассказов тут.
Предыдущая часть здесь
Это был первый снег в этом году. Такое случалось редко. Обычно зима в Джамбуле прочно занимала свои позиции в середине декабря.
Первый снег изредка мог выпасть и в ноябре, но не в таком количестве. Покров был примерно 20-25 сантиметров. Я очень обрадовалась. Потому что, наконец, мне можно было надеть новые зимние ботиночки: высокие, на шнуровке, красного цвета, с мягким белым мехом внутри. Они стояли на шкафу и ждали своего часа.
Настроение все утро было приподнятым. Я доделала уроки, собрала портфель, надела школьную форму, ботиночки, шапку, пальто и побежала в школу.
Мы сидели в классе перед началом урока. Первым должен был быть русский язык. Кто-то весело болтал, а некоторые, отмеченные в классном журнале «точками», старательно зубрили правила из учебника.
Прозвенел звонок. В класс вошла взволнованная Любаша, наша классная руководительница.
- Ребята, - сказала она скорбно-трагическим голосом, - Нас срочно вызывают на школьную линейку.
Ничего не понимая, мы вышли из класса, построились, как положено, парами и тихо пошли спускаться по лестнице, в большое фойе, изредка перешептываясь.
На линейке выстроилась вся школа. В центре фойе у стойки красного знамени, к которому прицепили сверху черную ленточку, стояло руководство школы во главе с директрисой Ниной Алексеевной.
У всех были скорбные тревожные лица.
- Ребята, - чуть хрипловато начала свою речь директриса. – Сегодня скоропостижно скончался руководитель нашей страны, наш Генеральный Секретарь Коммунистической Партии Советского Союза дорогой Леонид Ильич Брежнев.
По всему строю прокатился нестройный ропот. Далее последовала речь, в которой были перечислены все заслуги вождя перед нашей страной и перед каждым из нас лично.
- В нашей стране объявляется трехдневный траур, - заканчивала свою речь Нина Алексеевна. – Уроков не будет. Дежурным по школе назначается 10 «А» класс. Они будут по очереди стоять в почетном карауле у знамени.
Мы взволнованные и ошарашенные разошлись по классам. Там собрали портфели и организованно по очереди, в сопровождении учителей, стали спускаться в гардероб, чтобы не было толкучки и криков.
Все разошлись по своим дворам, устеленным мягкими пушистыми сугробами. Мы с девчонками побросали в кучу свои портфели возле горки и стали лепить снеговиков. Затем устроили бой снежками. Когда все окончательно выдохлись, мы попадали в мягкий снег и лежа, стали смотреть в небо. Оно было ярко-голубым и прозрачным.
- Надо же, - сказал кто-то тихо, - Брежнев умер.
- Что же теперь будет?
- Наверное, начнется ядерная война…
Все на минуту замолчали, видимо каждый представлял, как это будет.
- Как страшно, девочки…
- Интересно, а на горку можно будет ходить? – весело спросила вечно озорная Анжелка.
- Ты что? – усмирила ее серьезная Маринка, она была нас на год старше. – По всей стране траур, смеяться нельзя!
- Говорят, что после ядерной войны наступит ядерная зима, – задумчиво сказала я.
- Как, зима? – удивилась Майрушка, - Прямо всегда будет зима?
- Да… - ответила протяжно Маринка, - Хоть весь год катайся на горке…
Мы прыснули со смеху, прикрываясь варежками. Смеяться же нельзя, Брежнев умер…
Как только прошли траурные дни, и страна похоронила дорогого Леонида Ильича, в первые же выходные мы все рванули на горку.
Это был другой склон дороги у «Пионерского» озера. Он был без бетонных плит, и скатываться было безопасно. Лишь далеко внизу струился маленький ручеек. Но до него не доезжали даже самые отчаянные любители катания с гор.
Весь склон был укатан скользкими съездами. Лучше всего кататься было не на громоздких санках, а на полиэтиленовой пленке. Если на помойке у магазинов удавалось найти пленку поплотнее, - это было настоящей удачей. А счастливчиков, добывших себе по куску линолеума, провожали завистливыми взглядами.
В субботу и воскресенье мы катались с утра до позднего вечера. У меня для этого было два комплекта одежды. Две шапки, куртка и пальто, двое штанов, сапоги, валенки и четыре пары варежек. Двое тонких вниз и двое толстых поверх. Они были связаны из плотной крученой пряжи.
В одном комплекте обмундирования я выходила утром. К обеду домой возвращался обледенелый ком. Все скидывалось и вешалось на батарею, и в сухой одежке я снова бежала кататься до вечера.
Варежками и носками меня снабжала бабушка Люба. Она каждый год вязала эти необходимые зимние атрибуты. Причем, летом настойчиво просила в письме переслать обведенную кисть руки и ногу, и к зиме мы с мамой уже получали посылку с обновками.
Причем баба Люба носками и варежками обеспечивала всех своих детей и внуков. А нас было, прямо скажем, немало. У старшего дяди Юры была дочь Галка, а впоследствии появилась Юлька, у дяди Бори вообще четверо: Толик, Димка, Ленка и позднее родилась Валюшка. У мамы Али тоже четверо: Динка, Лешка, Светка и Вовка. И только у моей мамы я была одна.
Все жили в разных концах нашей необъятной родины. Белоруссия, Челябинск, Смоленщина и Джамбул. Закончив свою летнюю страду, баба Люба начинала собираться в дорогу. Любые расстояния ей были нипочем.
- А я лягушка-путешественница, - гордо любила говорить о себе бабушка.
Она гостила у всех по очереди по месяцу или чуть больше, или меньше. Перетряхивала все одежные запасы. Что-то перешивала. Старые шерстяные вещи распускала, скручивала разные нити на веретене и вязала нам всем носки и варежки.
Вязала она аккуратно и быстро. Как-то раз, бабушка Люба гостила у нас в Джамбуле. Обычно, управившись со всем делами, она усаживалась в кресло возле радио и начинала вязать.
Казахское радио было забавной штукой. Очень часто во второй половине дня, по нему передавали выступления казахских музыкантов или как их называли, акынов. Чем отличается одна песня от другой, не могла определить даже я, музыкальный ребенок.
Основной принцип песни был такой. Сначала акын затягивал некий протяжный музыкальный возглас:
- О-о-о-о-оооой!, - или, - Э-э-э-э-э-э-эээээй!
И затем звучал ритм на двух жилистых струнах:
- Тым, дырым, дырым, дырым, дырым, дырым, дырым, дырым…
Потом акын под это тым-дырым пел какие-то слова и снова затягивал:
- О-о-о-о-о-о-ооооой!
Бабушке это очень нравилось. Пока звучало «тым-дырым» она успевала провязывать ряд петель, а когда затягивалось «О-о-о-о-о-о-о-оооой!», перекидывала нитку, поворачивала к себе другую часть вязания и продолжала новый ряд.
Однажды, я сидела в своей комнате и делала уроки. По радио объявили концерт звезд зарубежной эстрады. Минут через пять из маминой комнаты выскочила баба Люба с криком:
- Я не могу так! Я не успеваю! Тьфу, лешие, чтоб им провалиться!
Из радио доносились современные «бум-бум-бум» и ритм постоянно ускорялся. Всё это Бабу Любу напрочь вывело из себя.
Так что бабины носки и варежки из крученой пряжи меня очень выручали на горке, где зачастую тормозить приходилось именно руками.
В последующие годы вожди страны долго не задерживались и умирали со странной регулярностью. Когда умер Юрий Владимирович Андропов, тоже объявили траур. Но уже не было того скорбного пафоса, и мы все траурные дни провели на горке. А когда скончался Константин Устинович Черненко, у нас даже уроки не отменили. А мы так надеялись отдохнуть от школы пару лишних деньков.
…
Далее вы узнаете, с кем я сидела за одной партой. Читать тут
НАВИГАТОР по рассказам "Записки театрального ребенка" ссылка
Ваши лайки и комментарии помогают каналу развиваться.
Вы не пропустите новое, если подпишитесь на мой канал. До встречи!
Продолжение "Записок" цикл рассказов "Кулёк" тут.
Для более серьезного и несерьезного чтива цикл рассказов "Обезьянообразные" тут.