– Николай, вы как-то сказали фразу, страшную – что вы танцуете на маминых костях.
– Ну почему страшную? Просто я сказал это честно, понимая, что если бы не мое желание стать артистом балета, не моя влюбленность в Большой театр и такая идея фикс, что я буду танцевать только там и нигде больше, – не произошло бы, что мы уехали. И ряд событий, случившихся потом, не привел бы к маминой болезни и раннему уходу. Потому я так и сказал. Я сказал правду.
– Но что вам пришлось здесь, в самом начале вашего пути, вашей жизни в Москве, пройти? Что с вами делал этот учитель легендарный, о котором вы слышали еще в Тбилиси и к которому попали?
– Петр Антонович Пестов – был потрясающий педагог, властный человек, у него была армейская дисциплина в классе. Конечно, так как я был с первых шагов самый подающий надежды – ко мне относились с большой строгостью. Потому что понимая, что не научившись дисциплине, не научившись ответственности – ничего в этой профессии не будет. Спасибо им. Я много лет звонил потом Петру Антоновичу и каждый раз говорил: спасибо, что вы были так жестоки ко мне, что вы были так строги, что сейчас мне очень легко и мне безразлична любая пакость, любая неудача – я все воспринимаю нормально.
– А их много было, этих пакостей?
– В жизни у каждого человека – того, кому сопутствуют удача, успех – конечно, бывают люди, которые с этим несогласны.
– А с чем вы столкнулись, придя в Большой театр?
– Я столкнулся с кланами. Было много советских – так скажем – династий. Они существовали в театре по пять-шесть поколений, и пробиться среди них было очень сложно.
Руководил балетом Большого театра тогда уникальный человек – Юрий Николаевич Григорович. Помимо того что он был действительно очень властный человек – и обладал этой властью – он всегда окружал себя удивительно одаренными людьми. И если он видел человека неординарного – у этого человека загорался зеленый свет. Так случилось и со мной, с первой секунды, когда он увидел меня на экзамене.
Конечно люди поопытнее пытались вставлять мне палки в колеса, чтобы столкнуть лбом с Григоровичем, чтобы этот путь навсегда прекратился. Но были люди, которые помогали и объясняли, что вот этого делать нельзя, вот этого нельзя, вот этого нельзя. Спасибо всем им, потому что они меня предупреждали и я никогда не сделал никакой глупости. И по сей день мы с Юрием Николаевичем, вот как в первый день мы познакомились – с таким же пиететом я к нему отношусь и с таким же теплом он ко мне.
– Это правда, что он вас взял в Большой в нарушение каких-то правил, квот и так далее?
– Дело в том, что тогда было десять мест. И из этих десяти мест какая-то часть была распродана, а какая-то приготовлена для династий. Для родственников. Я не попадал ни в те, ни в другие, и когда Григорович был на экзамене – он попросил списочек. Прочитав этот список, он сказал: «Грузину «пять» и взять в театр». И спросил – как фамилия мальчика? Ему стали диктовать, и он номером один меня записал. Так список 92-го года начинается с буквы Ц, а потом по алфавиту. Потому вот я был принят одиннадцатым – и все.
– А у вас действительно все с «Жизели» началось, еще в Тбилиси?
– Это был первый спектакль, на который меня привели в 3,5 года, и мне было очень интересно, очень понравился этот жанр. Я подумал – как красиво, как прекрасно, я так же могу сделать. Но что удивительно – что в мое тело положили такую координацию и такие способности, что я глядя – сразу повторял, и мне никогда это сложности не доставляло. Я ничего не учу специально.
– А вы на репетициях считываете детей сразу? Тех, которые могут взять и сделать.
– Конечно. Но это один из тысячи. Это не то что их там пять стоит – нет. Это один на всю школу.
– Но что это было за чувство, когда вы увидели «Жизель», вы полюбили этот жанр, вы пришли и добились своего – и вот вы в Большом?
– Для меня самой любимой балериной с детства была Надежда Васильевна Павлова, и когда я пришел в театр – Надежда Васильевна еще танцевала, и мы с ней уже до этого в каких-то спектаклях пересекались.
И когда возник вопрос о том, чтобы мне приготовить партию Альберта в балете «Жизель», я сказал – я хочу танцевать с Павловой. На что дирекция мне сказала – она не согласится. Я говорю – это моя забота.
Я подошел к Надежде Васильевне и говорю – а она знала, что я ее обожал и что вообще я в балет пошел потому что был ее поклонником – Надежда Васильевна, мне бы хотелось, чтобы вы были моей первой «Жизелью». И она согласилась.
22 мая 1997 года, в день Святого Николая, был мой первый спектакль в балете «Жизель» с самой любимой балериной в Большом театре.
Понимаете, это пресса и журналисты любят писать о каких-то ужасах. Я один из самых успешных и обласканных властью, обществом артистов, которые когда-либо были, в своем поколении.
– Но не коллегами. Особенно поначалу.
– Да это прекрасно! Это главное свидетельство, что я «лица необщее выраженье».
– Какие чинили препятствия «доброжелатели»?
– Понимаете, препятствие – оно тогда препятствие, когда ты не можешь это перешагнуть. А я перешагивал.