Лопата. Я копаю чёрную, как ночь сырую землю, я работаю, моя работа тяжела. Вокруг лишь тишина, да как шипы, взирают в небо, с ледяной тоской, кресты. И сотни каменных лиц глядят на меня, или в небо, глядят с вечной печалью во взгляде. Я вижу их, когда перекуриваю, я вижу их и думаю о том, что рано или поздно, буду точно так же вот смотреть на мир, на тех, кто роет землю, на тех, кто плачет или водку пьёт, на тех, кто может уходить, на тех, кто может помнить, на тех, кто может просто – жить. Но времени не много, времени на самом деле нет почти, я вновь содрал мозоли, кровь. Я снова вытираю капли пота, размазывая по лицу чужую грязь.
На небе светят звёзды, и взирает на меня луна, я чувствую, я знаю. Я вижу тень, я наблюдаю, как земля и лунный свет мои черты ломают, как искажают тень, как что-то говорят, что, может быть, не слышу. И я копаю дальше, я за работой, некогда играться с тенью, некогда смотреть по сторонам. Я ни во что не верю, я ни на что не злюсь, я просто лучше всех на свете, умею выполнять такие вот нехитрые движения: лопату в землю, чуть нажать ногою в сапоге, потом напрячь все мускулы и вынуть ком земли, песка, глины, грязи. А дальше, просто бросить, на метр, два, за километр унести, зависит всё от настроения, от времени и места, от меня. Я ни во что не верю, мне остаётся верить только лишь в себя. Ещё, быть может, и в свою лопату.
На небо взгляд и в зубы папироса. Десять минут на отдых, затяжка крепким табаком, отсчёт ста самых ярких звёзд, наверное, в душе, я сказочник-мечтатель. Я вижу водолея, двух медведиц и ещё кого-то, уже не помню, просто вижу схематический из звёзд рисунок. Осталось где-то половина, и ночи, и работы. Сегодня яркая луна, сегодня может быть, исполнятся мечты? Бросаю взгляд на небольшой рюкзак, с надеждой думая, что он когда-то будет полон, ещё одна огромная затяжка, першение во рту и слёзы на глаза. Когда-то я от табака умру. Бросаю тлеющий огарок папиросы, слежу, как точка рыжая скрывается за чёрным, чугунным крестом, и снова берусь за лопату, скоро рассвет, выхода нет, нужно копать, нужно работать.
Уже я чувствую, как земля становится всё крепче, я чувствую, как тишина становится полнее, как ярче светит нудная луна, уже и слышен слабый запах тлена, уже и слышен чёткий запах смерти. Я решаю проверить догадку, взяв лопату, словно лом, размахнулся, и застыл... Я заметил чью-то тень. Значит, кто-то хочет отобрать мою добычу, кто-то хочет, не потратив на работу сил, получить всё то, что честно заработал я! Я всё же ударяю в землю, но не так сильно, как планировал вначале, я чувствую, что рядом то, что я и должен получить, металл вонзился в дряхлое, почти гнилое дерево, оно скрывает мертвеца, а тот мертвец сжимает мёртвой хваткой драгоценности и деньги. Кто-то считает, что быть расхитителем могил очень просто – пробрался на кладбище, копай себе спокойно, и таскай вагонами сокровища. Как бы не так, теперь уже не то, что раньше, теперь уже почти что не хоронят в бриллиантах и рубинах, лишь изредка хоронят в обручальных кольцах, в золотых цепях. Зато, бывает можно откопать вполне рабочий пистолет или гранату, бывает, кто-то спит спокойненько с часами, а те ещё показывают правильное время. Самый распространённый трофей – нательный крестик, да и тот зачастую из меди или вообще алюминий. Но в большинстве своём, лежат покойнички в рубашках, ну, если повезёт, в костюмах, и не дают им на тот свет ни денег, ни бриллиантов, ни паршивой книжки. Поэтому моя трудна работа, мне нужно постоянно следить за новостями, где какого подстрелили бандита, где рухнул дом, где самолёт упал, где газ взорвался... где война. Кто-то скажет, что это кощунство, святотатство, болезнь. Я не верю. Я просто работаю, я копаю, зарабатываю себе на жизнь, я изучаю историю, обычаи и нравы, я просто забираю у трупов то, что им всё равно не нужно. Я тот же археолог, только мои находки более ценны, я пишу историю сейчас, а не через века. И вот теперь кто-то хочет отобрать мою добычу, кто-то хочет лишить меня заработка, а может, и жизни. Я не боюсь, ведь я уже привык к покойникам, они успокаивают, они учат молчать и думать, покойники любят ночь, здесь нет по ночам никого, лишь изредка появляются такие как я. А сегодня вот, кто-то ещё появился. Я выпрямляю спину, я смотрю на тень, она неподвижна, этот кто-то стоит за спиной, как стоял, он молчит, и мне кажется, даже не дышит. Я тихонько перекладываю руки, я готов нанести удар, только есть одна проблема, я на пару метров ниже, чем мой потенциальный убийца, у него преимущество. Нужно отпрыгнуть к дальнему от него краю ямы. Я слышу голос.
- Извините…
Полушёпот-полурык, страшный голос, так наверно, говорит старуха-смерть. Слышу, как их лёгких вырывается со свистом слабым воздух, наверное, какая-то тяжёлая, смертельная болезнь. Да, чёрт возьми, он просто излучает смерть! Я поворачиваюсь, я поднимаю лопату над головой, я роняю лопату. Мне черенком попало по макушке, но главное сейчас не это.
Я смотрю, как надо мною возвышается человеческая фигура, я вижу тело в лохмотьях, я вижу, голову с лопнувшей кожей, он сделал шаг влево, луна озарила пустую глазницу, луна озарила бледную кожу, которая больше похожа на порванный холщовый мешок. Я чувствую запах гнили, и запах этот источает оно!
Давно я не испытывал страха, давно ни во что я не верил. Но вот, похоже, пришёл мой черёд, теперь предстоит мне поверить, теперь предстоит испытать мне глубочайший страх, не предстоит, я уже не чувствую себя, я чувствую в себе лишь холод и огромные глаза, меня парализует яд, мне предстоит наверно, скоро умереть, гораздо раньше, чем я предполагал. Я слышал, говорят, что человек предполагает, а некто Бог - располагает... Он, что ли, тоже есть?
Не знаю, что случилось миг назад, но чувствую, как ноги несут меня через сотни могил, как страх подгоняет меня, как кто-то шлёпает за спиной, как звёзды потихоньку гаснут. Нет мыслей в голове, одно движенье ног. Я вижу, приближается какой-то старенький сарай, меня несёт туда, а за спиной уже не слышно хриплого сопенья и неприятных, мертвеца шагов. Я забегаю в ветхое строение, я закрываю дверь какой-то палкой, я забиваюсь в угол, я смотрю сквозь щели, страшась увидеть зомби. И он приходит, он садится возле двери, и начинает говорить.
- Простите, я не хотел вас напугать… - свистяще-рычащий голос повергал в транс, но чувствовались какие-то живые нотки. – Простите. Я умер много лет назад, я даже не помню, когда. – Он говорил медленно, слова давались ему с трудом, в голосе сквозила боль, отчаяние и страх, что ли. – Пожалуйста, не убегайте, я не хочу сделать вам ничего дурного. Откройте мне, пожалуйста, дверь. Пожалуйста. Откройте. - Он сказал это совсем тихо. Я еле расслышал его последние слова.
Откуда я могу знать, что он не сделает мне ничего плохого?! Почему я должен верить трупу, кода я не верю даже живым?! Мы все верим трупам, мы все верим в то, что трупы однажды восстанут, воскреснут и всех нас спасут! Почему мы всегда верим трупам?! А я ни во что и никому не верю! Хотя... как могу теперь я не верить в зомби? И значит ли, это, что нужно верить во что-то ещё? И можно ли доверять мертвецам?
- Поверьте мне, я просто хочу вас спросить. – Раздался голос из-за двери, такой же хриплый, тот же свист, такая же печаль. – И я хочу увидеть живой человеческий взгляд. Говорят, он похож на вселенную.
Я расслышал некоторую мечтательность в его тоне, я почти что рванулся открыть эту чёртову дверь, но я снова задался вопросом: «Откуда я знаю, что он мне не сделает ничего плохого»? И я заливаюсь раскатистым, нервным смехом. Подумать только, я почти что разговариваю с мертвецом! Наверное, я просто сошёл с ума! Так долго общаться с мертвецами, так долго ковыряться в них, разглядывать портреты на надгробьях! Всё это только боль моей фантазии, наверно, где-то воспалился мозг!
Я вижу, как сквозь щели в досках проникают первые лучи, такие робкие, такие летние и светлые. Я слышу, как мертвец всё просит дверь ему открыть, его шипящий голос раздражает барабанные мне перепонки, а я смеюсь и ничего не понимаю, я просто заливаюсь смехом и слезами. И в этот миг с треском ломается дверь, она отлетает на метр внутрь сарая и падает на утрамбованную землю, поднимая пыль. В проёме двери, всё тот же вижу силуэт.
- Если бы хотел вам причинить я зло, то поступил бы так. – Он облокотился тем, что пока что было спиной, на то, что раньше было косяком двери, - я просто хотел спросить – каково это – быть живым? Я так давно умер, что уже и не помню, как это – быть живым.
Я дрожал. Я боялся.
- Но вижу, вы тоже этого не помните, - он тяжело вздохнул, со свистом. - Мне кажется, что вы даже больше зомби, чем я.
И он ушёл. Куда он ушёл?! Куда вообще уходят зомби? Наверное, как все, они уходят домой.
А я сижу в углу, как и всегда сидел, а я трясусь, я прячусь, как всегда. И я всё время разговариваю с мёртвыми, так или иначе.
И я вдруг понимаю, что мертвец был прав, я - Зомби. Даже больший, чем он.