(к началу)
Отец Геннадий сидел за столом перед двумя большими чашками с горячим кофе.
Дверь в келью открылась, и вошёл Ян с толстой серой папкой в руках. Он закрыл за собой дверь, сел за стол и положил перед собой толстую, серую папку, с длинными завязочками. Привычным жестом откинув свисающие локоны волос назад, Ян развернул папку к отцу Геннадию.
- Вот, читай и критикуй.
- Почему сразу - критикуй? - наиграно возмутился отец Геннадий. - А, вдруг, мне понравится?
- Ты думаешь, я не задавал себе этот вопрос? - Ян развернулся на стуле и встал из-за стола.
Сделав глоток кофе, отец Геннадий открыл папку и прочитал:
- Записки старого лабуха. - Он весело рассмеялся: - Очень неплохо для начала.
- А ты надеялся увидеть что-то вроде – “Мои мемуары”? - улыбнулся Ян. - Ладно, не буду тебе мешать.
Взяв свой кофе, Ян вышел из комнаты, оставив отца Геннадия один на один со своим творением.
Отец Геннадий опять отпил глоток кофе, перевернул первый лист и склонился над рукописью. Однако яркое солнце светило ему прямо в лицо и он, отвлёкся от чтения. Развернулся боком к окну и продолжил читать, а солнечный зайчик продолжал весело прыгать по белому листку, который светился всё ярче и сквозь этот свет постепенно, как в далёком забытом сне, проявлялось одно из старых уличных кафе на улочках Екатеринбурга.
***
Кафе было расположено так удобно, что было видно сразу все улицы, сходящиеся на перекрёстке. И по всем этим улочкам, абсолютно все, без исключения, куда-то спешили, обгоняя друг друга. И почти у всех был такой озабоченный вид, как будто, каждый решал глобальную задачу по спасению человечества. В крайнем случае, экономики страны, хотя я на сто тыщ мильёнов процентов уверен, что речь шла, максимум, о своей личной экономике.
А перекрёсток, просто кипел в полуденной работе, пропуская через себя машины, автобусы и конечно всё тех же, вездесущих и не всегда соблюдающих правила дорожного движения пешеходов.
Блики от проезжающих мимо авто играли на асфальте и стенах зданий. Солнце сияло так сильно, что даже солнцезащитные очки мало помогали.
А говорили, что на Урале лета не бывает. Ещё как бывает и такое жаркое, и такое доброе, которого даже на юге не всегда встретишь. Конечно здесь не Гавайи, но и не Антарктида.
За два дня в Екатеринбурге, я успел побывать почти везде, где только можно, даже позагорал.
Город большой и немного странный.
Идёшь по старинной улице, любуешься, ещё не уничтоженной новоиспечёнными архитекторами и строительными “скорей бы деньги” организациями и, вдруг, понимаешь, что ты, ни с того ни с сего, оказался в далёком будущем, среди высоток из стекла и металла. И, кажется, что вот-вот, из-за одного из этих полупрозрачных зданий вылетит и приземлится прямо перед тобой городское такси и оператор спросит: - “Добро пожаловать! На какой вам этаж”?
Или, вот заходишь в современное здание музея и, вдруг, оказываешься перед единственной в мире старинной картиной, да, такой старинной, что в ней вся история, сила, мощь и свобода великой Руси нашей…
Вот так, гуляя по городу, отобедав в одном из многочисленных приветливых кафе я, в прошлом - профессиональный музыкант, а сегодня - бродячий артист, медленно продвигался на автостоянку, где припарковал свой самый дом на колёсах.
В свои пятьдесят пять, я ещё довольно крепок.
От моего шикарного прошлого у меня остались длинные, тёмно-каштановые волосы, сейчас, прикрытые от солнца, широкополой белой из тонкого прошитого вельвета шляпой. Верной подругой и помощницей в летние жаркие дни. Дальше просто похвастаюсь, больше не перед кем.
В шёлковой, небесно-голубой рубашке, в лёгком шёлковом жилете, летних джинсах «Wrangler», таких же, я имею в виду летних казаках и очках – “Каплях” с жёлтыми стёклами. Вот такой весь летний и с таким же летним и солнечным настроением, я шёл по широкой, залитой солнцем улице - по-моему, получилось.
Так вот, прекрасное настроение и великолепная погода не предвещали никаких неожиданностей.
***
Громогласный крик командира возвестил: - В ружьё.
Выхватив автомат из-под подушки, все солдаты выскочили из палатки, просыпаясь на ходу, и построились на плацу, если можно так назвать единственную ровную площадку возле палатки командира.
Командир, большой, как скала, лет 45-ти. С громогласным голосом, загорелым и обветренным лицом, в полевой форме, как специально для него сшитой, которого мы звали просто – “Батя”, в двух словах объявил об операции и дал нам пять минут на сборы.
Все бросились врассыпную: кто собираться, кто сразу в БТР.
Молодой сержант, по специальности водитель – радист, этакий крепыш восемнадцати с половиной лет, среднего роста, с серо-голубыми глазами, в полевой афганке и в афганке же шляпе, заскочил в палатку. Закинул за плечи рацию, забил в подсумок запасной аккумулятор, зацепил на пояс флягу с водой и выскочил на улицу.
И тут ко мне, а я не сказал, подбежал мой второй номер – Генка.
Мой лучший друг, с уверенным, спокойным взглядом. В своей изрядно поштопанной “сетке” и чёрных “Найках”. С парой “Мух” накрест, с полным “лифчиком” рожков и полными подсумками гранат.
Он добавил в мой “лифчик” ещё несколько рожков, а в подсумок засунул пару пар гранат.
- Свой, брат – на автомате выпалил я, и мы вместе водрузились на БТР, готовый в любую секунду рвануться с места.
Это невозможно передать никакими словами, а тем более жестами.
Изнуряющая жара, доводила до потери сознания. От духоты, спирало дыхалку, и начинаешь задыхаться. Горячий ветер, обжигал не только лицо, но и каждый миллиметр тела, даже под сеткой. А вездесущий песок – это такая субстанция, которая проникала во все возможные и невозможные места.
И во всём этом адовом богатстве, среди полуразрушенных зданий какого-то кишлака, мы второй день изворачивались от душманского обстрела и, что самое противное, нам совершенно ничего не было видно за сплошной стеной висящей пыли и, периодически вздымающегося от взрывов, песка.
Из двенадцати человек, нас осталось только двое.
Несколько человек я ещё видел в начале боя, но сейчас вряд ли смогу вспомнить, где и кого?
Мы с нашим комвзвода, молодым лейтенантом, таким же пацаном, на пару лет старше меня, его месяц назад к нам прислали из нового пополнения вместо нашего старлея, он в последнем бою приказал... в общем, молча сидели спина к спине, под стеной полуразваленного дома. А впереди - полная неизвестность, и нам только и осталось, что - ждать.
Рация давно не работала, из боекомплекта только по гранате на брата, а у меня перед глазами Генка на БТРе улыбается.
- Генка, Генка, куда ж ты делся, глупый – выдохнул я.
- А Гена тебе кто? – прохрипел лейтенант.
- Генка? – я сразу, как-то опешил.
Мы полгода в одной упряжке, одной ложкой из одной миски, как говорят, а я даже никогда и не задумывался над тем, кто для меня Генка?
- Генка? – он друг мой, нет, не друг,… он мне как брат. За эти полгода мы столько прошли…
- Так вы уже полгода здесь? – развернулся ко мне лейтенант.
- Вместе полгода, с учебки, а оттуда, уже сержантами сюда. Ну, а здесь уже пять – я запнулся, пересчитывая - да, пять месяцев.
Лейтенант развернулся обратно и опять прислонился к моей спине, сжав в руке гранату.
- Мы с ним прямо на призывном познакомились – достал я из кармана свою гранату. - Он туда, как и я, приехал совершенно один. На него наехал какой-то бычок, а я вступился, такой у меня характер, хотя мог и не вступаться. Генка его одной рукой усмирил.
Бычок к Генке руку протянул, хотел за шиворот схватить, хмель от проводов ещё не выветрился, а Генка руку перехватил и поставил, как он сказал, “глупого”, на колени.
Как-то само по себе получилось, что мы подружились. У меня многодетная семья, но я - сам по себе, а Генка, вообще – сирота. Вот мы и договорились, что будем вместе держаться, куда бы нас ни отправили.
Меня военкомат на курсы водителей и радистов отправил, так что покупатель очень обрадовался, что получил два в одном, а Генка был КМС по самбо и втихаря занимался, как и я в подпольной секции карате. Так что, покупатель недолго решал, брать ли нас вместе. Так что нас, как говорят, купили, и мы отправились в учебку.
Вот так в паре мы её и прошли. Потом застава, а потом и Афган. Я – радист, Генка - мой второй номер, а если точнее мои глаза на затылке и, практически – я, за моей спиной...
Два оглушительных взрыва, вдруг, откуда-то, такой силы, что нас с лейтенантом откинуло вместе с остатками стены на другую сторону площадки, бабахнули, как гром и - тишина. Просто оглушительная тишина.
- Слышишь? – скорее пошевелил губами, чем проговорил комвзвода.
Сквозь тугую тишину, далеко, где-то очень далеко, я услышал крики и прерывистые выстрелы.
Вдруг, прямо перед нами, частично перекрывая лучи слепящего солнца, как прилетел, возник солдат. Он направил на нас автомат и прокричал, Слава Богу, по-русски: - товарищ командир, здесь кто-то живой.
***
Солнце ярко светило в глаза и чтобы хоть что-то видеть, приходилось щурить глаза.
- Привет - раздалось за спиной, я как будто очнулся.
Чья-то рука легла на плечо. Моя рука, автоматически потянулась к захвату (не люблю, когда стоят у меня за спиной), но, к счастью, вовремя себя остановил и оглянулся.
Передо мною стоял широкоплечий, среднего роста, плотного телосложения, лет пятидесяти, со спокойным открытым лицом совершенно лысый мужик и хитро, улыбался открытой, доброй улыбкой, немигающе поддерживаемой, как небо голубыми глазами.
Эти глаза я видел только у одного человека в своей жизни, а так улыбаться умеет только он.
Я оторопел и сначала не мог поверить в происходящее, но, тем не менее, это был не кто иной, как мой старый, добрый, закадычный дружище Генка.
Чувства нахлынули и со всей силой бросили меня в объятия друга.
- Генка - по-мальчишески вскрикнул я, и мы крепко обнялись.
Честные, добрые и почему-то, совершенно не скупые мужские слёзы
проявили свою прыть, брызнув из наших глаз, совершенно никого не стесняясь.
- Здравствуй, родной! – я не верил тому, что видел, сжимая Генку в своих объятиях, как будто боялся, что он сейчас растворится как мираж в пустыне.
- Не так сильно. - Аккуратно, но уверенно, Гена освободился от моих объятий, хотя был не меньше меня рад нашей встрече.
- Ты чего? – выпалил я удивлённо.
- Извини. - Генка засмущался, как умеет только он - до сих пор не зажило.
(продолжение)