Найти тему
С текстами жить

Достоевский в фотографиях

В отличие от фотоснимков других писателей-современников Федора Михайловича, дошедшие до нас фотопортреты Достоевского малочисленны и не слишком выразительны. Достоевский и сам, видимо, осознавал несовершенство современного ему фотографического искусства.

Один из его героев высказывается по этому поводу так: «...фотографические снимки чрезвычайно редко выходят похожими, и это понятно: сам оригинал, то есть каждый из нас, чрезвычайно редко бывает похож на себя. В редкие только мгновения человеческое лицо выражает главную черту свою, свою самую характерную мысль. <...> Фотография же застает человека как есть, и весьма возможно, что Наполеон, в иную минуту, вышел бы глупым, а Бисмарк — нежным».

Но давайте посмотрим на то, что все-таки осталось.

Достоевский сидит на стуле; рядом с ним покрытый пестрой скатертью небольшой круглый столик, типичный для фотосалонов эпохи. На писателе наглухо застегнутый, несколько кургузый обер-офицерский мундир. Невысокий стоячий воротник подпирает подбородок. Руки сложены на коленях, одною из них Достоевский придерживает форменную фуражку. Общее впечатление от фигуры — перед нами заурядный младший офицер николаевской эпохи из какого-нибудь заштатного гарнизона, выслужившийся, может быть, годами нелегкой службы из солдатских детей.
Достоевский сидит на стуле; рядом с ним покрытый пестрой скатертью небольшой круглый столик, типичный для фотосалонов эпохи. На писателе наглухо застегнутый, несколько кургузый обер-офицерский мундир. Невысокий стоячий воротник подпирает подбородок. Руки сложены на коленях, одною из них Достоевский придерживает форменную фуражку. Общее впечатление от фигуры — перед нами заурядный младший офицер николаевской эпохи из какого-нибудь заштатного гарнизона, выслужившийся, может быть, годами нелегкой службы из солдатских детей.
На этой фотографии писатель изображен вместе с великим казахским просветителем Чоканом Валихановым, с которым его связывала горячая дружба. До нас не дошло ни одной фотографии, где Достоевский был бы снят с братом Михаилом, женой Анной Григорьевной, детьми, вообще с кем-либо из близких ему людей. Парный портрет с Ч. Валихановым представляет в этом отношении единственное исключение.
На этой фотографии писатель изображен вместе с великим казахским просветителем Чоканом Валихановым, с которым его связывала горячая дружба. До нас не дошло ни одной фотографии, где Достоевский был бы снят с братом Михаилом, женой Анной Григорьевной, детьми, вообще с кем-либо из близких ему людей. Парный портрет с Ч. Валихановым представляет в этом отношении единственное исключение.
Это снимок работы И. А. Гоха, с которым Достоевский был лично знаком. Внешне эта фотография, казалось бы, во всем противоположна предыдущим фотографиям, сделанным за год-два до нее. Даже поза писателя, сидящего, чуть откинувшись назад, с ногой, закинутой на ногу, воспринимается как зеркальное отражение позы на снимке Лейбина (где Достоевский изображен с Ч. Валихановым): в одном случае полуоборот корпуса вправо, в другом — влево. Вместо кургузого офицерского мундира на Достоевском новый, дорогого сукна сюртук, правая рука заложена за жилет. Аккуратно подстриженная бородка радикально меняет форму лица; это уже не «простонародный тип», тянущий военную лямку младший офицер, а скорее столичный денди, посетитель модных петербургских салонов. Между двумя фотографиями незримая, но важная черта в жизни Достоевского; там он еще ссыльный и подневольный, здесь свободный, возвращающий себе место в обществе и в литературном процессе.
Это снимок работы И. А. Гоха, с которым Достоевский был лично знаком. Внешне эта фотография, казалось бы, во всем противоположна предыдущим фотографиям, сделанным за год-два до нее. Даже поза писателя, сидящего, чуть откинувшись назад, с ногой, закинутой на ногу, воспринимается как зеркальное отражение позы на снимке Лейбина (где Достоевский изображен с Ч. Валихановым): в одном случае полуоборот корпуса вправо, в другом — влево. Вместо кургузого офицерского мундира на Достоевском новый, дорогого сукна сюртук, правая рука заложена за жилет. Аккуратно подстриженная бородка радикально меняет форму лица; это уже не «простонародный тип», тянущий военную лямку младший офицер, а скорее столичный денди, посетитель модных петербургских салонов. Между двумя фотографиями незримая, но важная черта в жизни Достоевского; там он еще ссыльный и подневольный, здесь свободный, возвращающий себе место в обществе и в литературном процессе.
Это одна из фотографий, сделанная в 1861 году в фотосалоне Михаила Борисовича Тулинова (1823—1887), находившемся на Невском проспекте, дом № 60. Это единственный снимок, на котором Достоевский запечатлен стоя в полный рост. На нем костюм «с иголочки»: модные панталоны в крупную клетку, просторный темный сюртук, светлый жилет. Но выглядит он вовсе не франтом: руки безвольно свисают вдоль туловища, вся фигура выглядит так, как будто это не он сам пришел, а его привели и поставили перед фотокамерой. В чертах лица затаенное внутреннее напряжение. Вот именно так, в такой же точно позе, но только не в платье «от Шармера», а в кандалах и половинчатой каторжной куртке стоял он когда-то на поверке посреди острожного плаца.
Это одна из фотографий, сделанная в 1861 году в фотосалоне Михаила Борисовича Тулинова (1823—1887), находившемся на Невском проспекте, дом № 60. Это единственный снимок, на котором Достоевский запечатлен стоя в полный рост. На нем костюм «с иголочки»: модные панталоны в крупную клетку, просторный темный сюртук, светлый жилет. Но выглядит он вовсе не франтом: руки безвольно свисают вдоль туловища, вся фигура выглядит так, как будто это не он сам пришел, а его привели и поставили перед фотокамерой. В чертах лица затаенное внутреннее напряжение. Вот именно так, в такой же точно позе, но только не в платье «от Шармера», а в кандалах и половинчатой каторжной куртке стоял он когда-то на поверке посреди острожного плаца.
Фотография была сделана в Париже во время заграничного путешествия 1862 года. Это были дни бурного выяснения отношений с Аполлинарией Сусловой. Скорее всего, для посещения фотосалона у Достоевского не было ни времени, ни необходимого душевного равновесия. Фотография (погрудный портрет) раскрашена акварельной краской. Достоевский на ней выглядит моложе своих сорока лет. Выражение лица отчасти напоминает фотографию 1860 года работы И. А. Гоха (хотя поворот 3/4 вправо зеркален по отношению к петербургскому снимку).
Фотография была сделана в Париже во время заграничного путешествия 1862 года. Это были дни бурного выяснения отношений с Аполлинарией Сусловой. Скорее всего, для посещения фотосалона у Достоевского не было ни времени, ни необходимого душевного равновесия. Фотография (погрудный портрет) раскрашена акварельной краской. Достоевский на ней выглядит моложе своих сорока лет. Выражение лица отчасти напоминает фотографию 1860 года работы И. А. Гоха (хотя поворот 3/4 вправо зеркален по отношению к петербургскому снимку).

Фотография писателя первой половины 1860-х годов работы петербургского фотографа Алексея Осиповича Баумана. Оригинала этого редкого снимка нет ни в одном музейном собрании. Единственный известный нам экземпляр хранится в фонде А. Ф. Достоевского, который находится в Центральном государственном архиве литературы и искусства Санкт-Петербурга. Особенность этой фотографии — ощущение какой-то внутренней энергии, переполняющей Достоевского, печать воодушевления на его лице. Писатель сидит, скрестив ладони рук на расположенной справа от него резной, обитой бархатом, специально изготовленной для фотосалона подставке. Направо, вслед за движением рук, несколько наклонена и вся его фигура. Впрочем, несмотря на легкий наклон вправо также и головы, фотография выполнена строго en face, и взгляд Достоевского направлен прямо в объектив. Правая нога, накинутая на левую ниже колена, усиливает общее впечатление динамичности всей позы писателя.
Фотография писателя первой половины 1860-х годов работы петербургского фотографа Алексея Осиповича Баумана. Оригинала этого редкого снимка нет ни в одном музейном собрании. Единственный известный нам экземпляр хранится в фонде А. Ф. Достоевского, который находится в Центральном государственном архиве литературы и искусства Санкт-Петербурга. Особенность этой фотографии — ощущение какой-то внутренней энергии, переполняющей Достоевского, печать воодушевления на его лице. Писатель сидит, скрестив ладони рук на расположенной справа от него резной, обитой бархатом, специально изготовленной для фотосалона подставке. Направо, вслед за движением рук, несколько наклонена и вся его фигура. Впрочем, несмотря на легкий наклон вправо также и головы, фотография выполнена строго en face, и взгляд Достоевского направлен прямо в объектив. Правая нога, накинутая на левую ниже колена, усиливает общее впечатление динамичности всей позы писателя.

И, наконец, последняя из оставшихся фотографий, вызывающая вопросы в отношении ее датировки. На обороте оригинала, хранящегося в Государственном Литературном музее, рукою А. Г. Достоевской (?) проставлена дата: «1863 г.». Это единственный снимок писателя, на котором он изображен с гладко выбритым лицом; нет не только бороды, но, кажется, и усов (или они едва-едва различимы). Кожа удивительно гладкая, чистая. Губы полные. Общие черты лица округлые. Во взгляде ни тени обычного беспокойства, усталости. Напротив, почти безмятежное спокойствие, самоудовлетворенность, и во всем облике какая-то моложавость. Трудно поверить, что этот сытый, без тени сомнения на лице человек — Достоевский на излете самого тяжелого в его жизни десятилетия, после четырех лет каторги, пяти с лишним лет солдатчины, в ситуации, когда ему вновь надо восстанавливать свою писательскую репутацию. Поскольку это действительно маловероятно, есть гипотеза, что данный снимок Достоевского был сделан в конце 1840-х годов. Но тогда появляются новые вопросы. Снимок второй половины 1840-х годов мог быть только дагерротипом. Значит ли это, что в составе архива А. Г. Достоевской до нас дошел позднейший переснимок со старинного дагерротипа? Сегодня мы можем только предполагать и догадываться.
И, наконец, последняя из оставшихся фотографий, вызывающая вопросы в отношении ее датировки. На обороте оригинала, хранящегося в Государственном Литературном музее, рукою А. Г. Достоевской (?) проставлена дата: «1863 г.». Это единственный снимок писателя, на котором он изображен с гладко выбритым лицом; нет не только бороды, но, кажется, и усов (или они едва-едва различимы). Кожа удивительно гладкая, чистая. Губы полные. Общие черты лица округлые. Во взгляде ни тени обычного беспокойства, усталости. Напротив, почти безмятежное спокойствие, самоудовлетворенность, и во всем облике какая-то моложавость. Трудно поверить, что этот сытый, без тени сомнения на лице человек — Достоевский на излете самого тяжелого в его жизни десятилетия, после четырех лет каторги, пяти с лишним лет солдатчины, в ситуации, когда ему вновь надо восстанавливать свою писательскую репутацию. Поскольку это действительно маловероятно, есть гипотеза, что данный снимок Достоевского был сделан в конце 1840-х годов. Но тогда появляются новые вопросы. Снимок второй половины 1840-х годов мог быть только дагерротипом. Значит ли это, что в составе архива А. Г. Достоевской до нас дошел позднейший переснимок со старинного дагерротипа? Сегодня мы можем только предполагать и догадываться.