Страшное кино снимали ещё до рождения кинематографа. Театр теней показывал сказки о демонах, волшебный фонарь — сцены с привидениями, в кинетоскопе Эдисона зритель наблюдал казнь Марии Шотландской. Эстетика боли и страха была настолько востребована публикой, что в 1897 году в Париже открылся Гран-Гиньоль — культовый театр ужасов, безжалостно возивший напильником, измазанным бутафорской кровью, по нервам пресыщенных буржуа…
Родившийся тогда же и мгновенно вошедший в моду кинематограф от реальных бытовых зарисовок очень скоро перешёл к занимательному вымыслу, потом дорос до изображения чувств, а затем повзрослел и занялся человеческой психологией. В том числе — тёмной её стороной.
В начале XX века прорывы в магию потусторонности случались у французских, итальянских, датских, русских и американских кинематографистов, но по-настоящему решительно за эту тему взялись в Германии — тёмное зазеркалье лежало особенно близко именно к немецкой душе. «Пражский студент» Пауля Вегенера в предвоенном 1913 году стал самым решительным шагом на территорию ужаса, порождённого человеческим несовершенством: герой этой картины неосторожно выпускал в мир своё зеркальное отражение.
За «Студентом» последовали «Голем», «Гомункул», «Альрауне» — фильмы, так или иначе связанные с темой гностического творения, создания искусственного человеческого существа, воплощения тайных сторон человеческой природы. Фантастика Эдгара По и Роберта Льюиса Стивенсона срослась с германским менталитетом, некоронованным королём которого был Doppelganger — мистический двойник, ожившая тень, воплощение тщательно скрываемой сущности человека…
Знатоки с удовольствием подтвердят, что главный признак классического чудовища — то, что его невозможно убить. Даже превратившись в беспримесный кич, Дракула, Чудовище Франкенштейна, Мумия и Человек-волк сохранили следы прежнего хтонического величия. Выморочность позднейших фильмов не могла сказаться на достоинствах картин, с которых эта история начиналась, картин, которые задали тему и, даже постарев, сумели не потускнеть.
Традиция — это ведь тоже чудовище. Её не так-то просто убить.
Как, впрочем, и загадочно ухмыляющееся отражение, которое видит в ночном зеркале каждый, кто потрудится по-настоящему всмотреться.