Привычный взгляд на нашу «особость» – мы родовое ставим выше личного, богомольны, косны, покорны властям. И даже современные (не ангажированные) исследователи, размечая шкалу ценностей, помнят в нас носителей патриархальной духовности.
Отчего же для устроения государства были востребованы автократия и тоталитаризм? Жестокость и устрашение, надзор и цензура? Зачем по рукам, ногам и думам связывать тех, кто и без того, по исконной своей природе, ломая шапку, бьет челом и барину, и бюрократу?
Утверждение, что русский народ (нищенски) духовен (пренебрегает земным), безропотен (православное смирение), держится коллективистских начал (от общины и соборности), – это уязвимая истина, или недоразумение, однажды возникшее и (обманчиво) выгодное правящему сословию, из которого и выходили теоретики нашего «созерцательного» исторического типа (издревле русская философия лелеяла образ идеального «православного князя», и самоуглубление об идеал разбивалось). Это (чаще – подсознательный) страх признать, что зависимые (от настроения) люди в иной ситуации проявят свои подлинные качества, но тогда господам теоретикам, бенефициарам покорности, придется несладко.
Подлинное – и в глубине, и на поверхности. Принятие христианства не было благостным, многие были крещены без спроса, и никакими усилиями не удалось искоренить «языческое» почитание Богородицы (берегинь, рожаниц) в ущерб монотеизму, предметное поклонение иконам и мощам, культ предков, – что сохраняется в православных ритуалах и праздниках. И раскол конца ХVIIвека, до него – спор иосифлян и нестяжателей, видимо, имеет истоки в целях и методах принятия Русью православия, в его мгновенном разделении на идеологическую (иерархия) и внутреннюю (от волхвов – православные старцы, духовидцы-старообрядцы) ипостаси. А вместо реформации у нас – атеизм.
Явления и факты нашей истории не согласуются с «воспоминаниями» о золотом тысячелетии: ереси и крамола, крестьянские и казачьи мятежи и войны, заселение беглецами Севера, Урала и Сибири, купцы и промышленники, помогавшие революционерам, и дворянство, низложившее императора.
XIX век, упреждая падение самодержавного государства, изобличил тщету «православия и народности». Поэты, писатели, драматурги и публицисты, повествуя о русском быте и характерах, убедились, что официальные ценности – грёза и поза. На них не надеются и им не следуют ни высший свет, ни чиновники, ни купечество, ни мещане, ими своекорыстно пользуется духовенство, а разночинцы их презирают. Оказывается, православная обрядность и социальное послушание были притворством! К Богу шли по одиночке, счастья хотели для себя и близких, священников недолюбливали, власть ненавидели, – чтя старцев и юродивых, живущих сообразно преданию, чувствам и размышлениям.
И сейчас – тьма чиновников и пропагандистов, однако самозанятые не переводятся, мозги и капиталы утекают, бюджетная элита высмеивается; и сейчас – церковный бум, однако людей воцерковленных мало, – и это описание раболепного народа?
Воплощения чьих традиций ждут охранители? Староверов? Тех, кто бунтовал? Кто притворялся? Поборников анархизма и народничества? Советских граждан – разрушителей храмов, – а именно поколение разрушителей уничтожило фашизм, и их мы превозносим в День Победы.
Популяризаторы седой старины выдают за трепет перед власть имущими не вполне западное понимание нами свободы, нежелание тратить эмоции, мысли и досуг на политические и судебные дрязги. Хотя, разумеется, наше своеобразие этим не исчерпывается.
Идеология патриархальной духовности, лишь частично отвечающая духу и чаяниям народа, уродующая инициативу и самоорганизацию, стихийный талант и личностное развитие, – эта идеология, конструирующая компрадорскую сословность, обреченную на вырождение, неэффективна для настоящего и будущего России и провокативно опасна (если не забывать о неизбежно проявляемой народной субъектности).
Что же нам ближе – новый социализм или новый либерализм?
Впервые опубликовано в Telegram-канале «Новый Век».
Книга «Государство-образующая идея России» на сайте издательства.