Источник изображения - pokadepressiya.ru
18+ !!!
Саша
…и я отказываю ему в этом, и он уходит, понурив голову, чтобы продолжить биться в закрытые двери вместо того, чтобы попытаться найти к ним ключ. Никогда не понимал таких людей.
Вообще, в этой компании слишком много тех, кто привык сидеть на своем месте годами и просто ждать зарплаты. Сформированная за годы клиентская база и относительное уважение к имени компании, где я с недавнего времени назначен руководителем отдела закупки, в сообществе оптовых поставщиков должны становиться импульсом для развития, а становятся лишь гирей, привязанной к ногам коммерческого отдела.
Надежда одна – девочки-акулята из коммерции, работающие с топовыми клиентами. Вот они, маршируют на обед мимо моего кабинета в коротких шубках и пальто. Длинные каблуки, короткие юбки, облегающие платья, много штукатурки – весь арсенал для отключения головы партнера при проведении очередных переговоров и улаживании конфликтных ситуаций. Их задача – не только показаться клиенту, но и запомниться – для того, чтобы даже при телефонном разговоре образ, привязанный к конкретному менеджеру, маячил перед ним и не давал делать резких выводов и стратегически невыгодных нам шагов.
Впрочем, не на всех это действует. Периодически, когда оказывается, что заключение какого-нибудь договора конфликтует с политикой отдела закупки или проходит мимо него, чтобы впоследствии создать множество проблем с затариванием складов, но договор нужно заключать быстро, вертихвостки хотят усыпить мое внимание и отвлечь какой-нибудь болтовней. Но мое отношение к этому хорошо известно, и иногда меня даже удивляет, как они с визгом голодных чаек раз за разом бьются об одни и те же скалы.
В такой атмосфере постоянного напряжения и борьбы с женским коварством проходит практически каждый день. Главный плюс всего этого – возможность не думать о том, что ждет тебя вечером. Назначение на пост, стоящий плечом к плечу с должностью коммерческого директора компании, помогло мне обосновывать периодические задержки и более частые командировки. А это помогает поддерживать баланс, некое равновесие, благодаря которому дефицит времени, потраченного на мой мир IKEA, превращается в запас терпения ко всем нюансам этого мира. Так что я не завидую тем, кого работа губит и угнетает. Меня она просто спасет. А любовь к делу – симптом надвигающегося успеха. Не верите? А вы пробовали? Или убегаете из офиса в 18.00, чтобы потом возмущаться тому, как растут сидевшие еще вчера за соседним столом карьеристы?
Из-за того, что я отвлекся на ваш насмешливый взгляд, я снова вспомнил про Москву. Хотя не хотел о ней думать. Спасибо за намек, что уж там. Надо бы подготовить статистику товародвижения для поездки. Не беспокойте меня до вечера, договорились?
Открыв глаза после очередного усталого массажа висков и переносицы, я обнаруживаю, что уже половина восьмого. Не сказать, что это меня сильно расстраивает, но я обещал сегодняшний вечер – вечер пятницы, кстати, - провести дома, а сам даже не ответил на сообщения от Сони, и допускаю, что дома меня могут ждать моральные половник и скалка по голове.
Я сознательно не смотрю в окна до выхода из бизнес-центра, надеясь хотя бы на легкий снегопад, но на улице все та же грязная оттепель, только немного опустившаяся по столбику термометра. Отправив успокаивающую смску и запустив двигатель, я закрываю глаза, чтобы унять легкое жжение от длительного сидения в обнимку с монитором и вспоминаю одну из зим далекого прошлого. Мне всегда казалось, что зима должна быть именно такой.
Ноябрь, двор родительского дома на Типанова. Я выбегаю на улицу, сообщая всем вокруг о том, что выпал первый снег, и его крупные хлопья оседают на всем вокруг, делая мир похожим на одно большое облако. Я не ловлю снежинки ртом, как многие другие маленькие дети, а пытаюсь поймать их руками, и когда одна из них задерживается у меня на варежке, и я успеваю рассмотреть ее идеальную форму, я смеюсь от счастья.
Снега нет. Зимы нет. И счастья – того, которое давалось просто так, без ответственности и финансовой нагрузки, – тоже не стало. Можно убеждать себя сколько угодно в том, что теперь, когда источниками счастья стали поездки в далекие страны, удачный – не только для тебя, но и для партнерши, - секс и пьяное праздничное веселье, наступила настоящая, серьезная жизнь. Вот только до конца в этом убедиться невозможно. Потому что счастье это, построенное на фундаменте из оборотных средств и денег на вкладах, будет разрушено, стоит этим средствам упасть. И вот – ты уже намертво прикован ко всем этим источникам счастья, потому что без поездок по Шенгену и дальше тебя загнобят дома, без секса свихнешься сам, а без бухалова с нужными людьми выпадешь из тусовки, благодаря участию в которой тебе доверяют ответственные посты. Happiness seems to be loneline-e-ess.
- Что случилось?
Это даже слишком ожидаемо. Где-то в параллельном мире тебя встречают дома приветствием, поцелуем и вопросами, как прошел день. В моем мире это стало редкостью. Более частыми стали тревожные всплески руками и категоричные вопросы.
- Засел за подготовку документов, не заметил, как прошло время, - машинально выдаю заранее заготовленный текст, скидываю на вешалку пиджак и ухожу в комнату, на ходу расстегивая рубашку.
- Ну, куда там предупреждать меня об этом, - Соня не решается последовать за мной, хотя я слышу, как бы ей этого хотелось.
А мне хотелось бы швырнуть эти серебряные запонки куда-нибудь подальше, но я аккуратно кладу их в надлежащую коробочку и, ощутив внезапный отлив сил, обрушиваюсь на кровать. В незапамятные романтические времена, когда я приходил после невыносимо тяжелого дня домой и присаживался, чтобы перевести дыхание, Соня еще могла раз в месяц зайти в комнату, скинуть халат, обнаружив под ним корсет и чулки или просто чулки без каких-либо дополнений, а далее следовал или просто горячий – а потому и быстрый, - минет или скачки на мне до счастливого окончания. В последний раз нечто в таком духе было, пожалуй, года два назад. Трехлетний брачный период миновал, но оставил за собой шлейф проблем, которые развели меня и Соню по разным углам – это важно признать просто для того, чтобы быть честным с самим собой. Потеря одного вида близости уводит другой, и эта схема работает с любой стороны. Начинается фильтрация мыслей, сказанных слов, высказанных желаний. Все превращается в рутину. В белую рутину белого мира.
Но сейчас я бы и не ждал супружеской инициативы от Сони. Источник моей тревоги наверняка стал и источником ее беспокойства. Все было достаточно просто и предсказуемо проблемно. Вечером прошлой пятницы я вышел из квартиры в магазин и до машины, случайно оставив мобильник дома, причем на видном месте. Разумеется, именно в этот получасовой интервал на него поступил звонок от человека, которого я точно не ждал. После того, как трубку не взяли, последовало короткое сообщение.
«Перезвони мне. Нужно поговорить»
Вполне безобидное послание, если не учитывать его источника. В тот вечер Соня ничего мне так и не сказала, только странно поглядывала на меня время от времени, словно ожидая, что я расскажу все сам. Это было вполне в ее стиле – понимать, что я догадался о ее знании, и все равно ждать, что я буду подыгрывать и рассказывать правду от первоисточника. Когда мы смотрели очередной фильм на огромном экране телевизора, она сняла мою руку со своей груди и, пару раз коротко нервно улыбнувшись, села с другой стороны кровати. Прямая спина, устремленный сквозь экран взгляд – все намекало мне на то, что нам надо поговорить. Но я отказался. О причинах даже не спрашивайте – я их не знаю. Вы знаете? Ну, вот и сидите молча со своими догадками. Ваше мнение конкретно на этот счет меня мало интересует.
До этого вечера, как мне казалось, все было прекрасно – в рамках дозволенного для нашей поблекшей семейной жизни. И даже сама Соня и по сей день пытается изображать спокойствие. Но спокойствие ревнующей женщины – это бомба с часовым механизмом, на которой стоят часы без цифр. Тебе может сколько угодно казаться, что ситуация под контролем, ведь ты знаешь, где должны стоять цифры и видишь стрелки, но детонация произойдет далеко от твоих расчетов.
Я замираю, погрузившись в мягкий шум воды, и меня захватывает странная ассоциация с событиями прошлого. Когда я мылся, я погружал голову под воду, в ванную, и мама говорила: «Не надо так, наберешь в нос воды, захлебнешься!», но я все равно так делал. И прижимался лицом к подушке дивана, пока страх задохнуться окончательно не заставлял оторваться, и мама, замечая это, говорила: «Не делай так, задохнешься, плохо станет!», а я все равно продолжал. Она никогда не говорила «Ты умрешь», потому что детям нельзя так говорить. И поэтому я не понимал, что плохого в том, чтобы задохнуться или захлебнуться. И страсть к самоистязанию… В общем, эта страсть не проходит с годами. Желание причинять себе вред без осознания того, что его воздействие распространяется не только на тебя самого.
Выходные успокоили Соню, и сейчас, после вполне рядового понедельника, за поздним ужином она рассказывает о том, как страдают дети-негритята там, куда свозят отработанные аккумуляторы от айфонов. Ее сильно задел репортаж об этом. Я прикидываю шансы избежать разговора на эту тему и примерный тайминг разговора в случае, если я включусь. Припомнив события последних двух недель, я отвечаю взаимностью, и ее это явно радует. В кои-то веки ее радость совпадает с моей. Остается только решить, что делать с тем сообщением, но я откладываю это на неопределенный срок.
- Может, уже ляжем спать?
Соня ложится напротив меня и смотрит мне в глаза. У нее удивительно чистый, ясный взгляд сегодня. Ее движения лишены скованности, и глядя в ее глаза, я словно вижу себя, свои былые желания и устремления, потому что вижу то время, когда мы еще могли несколько часов проговорить друг с другом, не повышая тон и не уставая за две минуты.
- Ты устала?
- Нет, - она улыбается и заползает ладонью на мой мгновенно напрягающийся живот. – А вот ты, мне кажется, устаешь больше обычного. Тебе нужно как следует отдохнуть. А сначала…
Вместо продолжения фразы, она толкает меня на спину, плавным движением спускает с меня белье и принимается делать то, что ей всегда очень здорово удавалось. Надеюсь, вы не подглядываете. Потому что такой минет сводит на нет возможность следить за вами и вашим вуайеризмом. Соня буквально поедает меня, затягивая в себя. Это чертовски знакомое чувство, ведь именно оно когда-то заставило меня помчаться к ней навстречу и кардинально поменять жизнь. Она затянула меня в себя, зажгла страсть, заставила подчиниться ее воле, встала во главе моих поступков и суждений, хотя по меркам общих стандартов красоты и интеллекта в ней не было ничего особенного. Тем не менее, все угасает, и сейчас тревога и неопределенность все равно мешают мне наслаждаться моментом.
- Тебе нравится? – освободив рот и работая рукой, интересуется Соня.
Впрочем, секс – это игра на двоих, и раз уж у меня стоит, надо сыграть свою партию для нее.
- О да, детка. Это просто класс.
Она залезает на меня, принимается целовать мне шею, и я обнаруживаю, что на ней уже нет трусиков, которые только что, вроде как, были. Как только она пытается насесть на меня, я понимаю, что тревога не даст мне покоя, если я буду рисковать новыми проблемами, и даю Соне знак сделать техническую паузу. Она проявляет смекалку и быстро достает из-под матраца заранее заготовленный презерватив.
- Умница, - пытаюсь поцеловать ее в нос, но в последний момент она врезается мне в губы своими губами и запускает мне в рот свой язык.
Вдавливая в себя брезгливость, я вслепую одеваю резинку и вхожу в Соню, заставляя ее издать изумленный и слишком громкий для спящей в соседней комнате Насти стон. Она просит меня закрыть ей рот, и это оказывается весьма кстати, потому что с каждым движением ее стоны все сильнее, и то ли и из-за этого, то ли из-за чего-то еще я спускаю гораздо раньше, чем планировал, ощущая оргазм такой силы, что темнеет в глазах. Но странно то, что я ощущаю удовольствие только те самые три секунды, что длится эякуляция, не более того. Сразу после нее мне становится просто мерзко и стыдно. Мерзко – от понимания того, что у меня во рту побывал язык, еще только что лизавший мои причиндалы, а стыдно – от того, что Соня явно не кончила за этот двадцатисекундный спринт. Тем не менее, она улыбается, гладит меня по голове, лепечет что-то и заботливо снимает с меня презерватив, вытирая потеки салфеткой. Это блюдо явно предназначалось только для меня. Но послевкусие оказалось гораздо хуже, чем могло быть. И я возвращаюсь к тем мыслям, которые посещали меня еще минуту назад, когда я тонул во взгляде Сони.
А было лиэто время? Было ли что-то до того дня, как Соня нацепила свадебное платье и притараканила на церемонию всю свою родню? На церемонию, которую мы сыграли, кстати, на ее малой родине. Мы всегда ищем ключевые события, некие опоры для упорядочивания воспоминаний, и все, что было до Сони, не упорядочено, а вот потом – alles in Ordnung. Продажа машины, покупка квартиры, покупка другой машины, повышение, рождение Насти. С кем это все было? Неужели со мной и с этой женщиной, которая сейчас ложится в кровать, целует меня и делает вид, будто ей действительно хорошо?
Может, мне и не следует так переживать на этот счет, и все эти вещи, которые сейчас…