Плохо быть испанским художником, не будучи при этом Веласкесом. Тем, который Диего Родригес де Сильва.
Даже если Вы — величайший импрессионист Пиренейского полуострова. И не имеете никакого отношения к золотому веку местного барокко. И вообще, после завоевания гран-при Всемирной парижской выставки решили оставить остросоциальные темы и перешли на создание лёгких, оптимистичных, будто сотканных из солнца и ветра полотен...
Но куда там! Тень грандиозного наследия Веласкеса была неумолима. И продолжала «нависать» над самолюбием Хоакина Соролья-и-Бастида. Стучалась в сюжеты, напрашивалась в композиции, являлась незваной гостьей в образы героев.
В 1901 году Соролья-и-Бастида не выдержал. И написал собственную версию веласкесовской «Ла фамилии». Той самой, которую в 18-м веке стали называть: «Менины», а по-русски говоря: «Фрейлины».
Получилось замечательно. С глубоким уважением к первоисточнику, но без малейшего намёка на подражательство. Остроумно и непретенциозно. Вечный адепт светлых тонов и неожиданных ракурсов, Соролья был вынужден «играть» непривычными для себя тёмными фигурами героев на поле чужой композиционной идеи. При этом мастер ухитрился сохранить свой личный стиль обращения к разуму и воображению зрителя. И добился максимально возможного в данном случае результата, сведя эту живописно-шахматную партию вничью.
Напомним: великий Веласкес изобразил самого себя за написанием портрета королевской четы, чьё отражение зритель видит на стене позади художника. Тем самым маэстро дал зрителю почувствовать себя на месте портретируемых августейших особ. Свой же автопортрет разместил ближе к заднему плану композиции. Её формальным центром мастер сделал образ юной инфанты Маргариты Терезы. И это — лишь первый «слой» живописного послания, обращённого к зрителю. Для того, чтобы в общих чертах рассказать Вам об основных особенностях этого шедевра, понадобится отдельная статья. А то и не одна. Ведь фактически данная работа демонстрирует нам пределы возможностей искусства живописи как способа передачи смыслов в рамках одного отдельно взятого изображения.
Создавая картину «Моя семья», художник Хоакин Соролья-и-Бастида не стал тягаться с классиком по части нарративной глубины и постановочной головоломности. Вместо этого герой нашей статьи частично воспроизвел композицию «Менины». И поместил свой отражённый в зеркале образ как раз там, где на оригинальном полотне расположил свой автопортрет Веласкес. Явный намёк на то, что в наступившем XX столетии именно ему, Соролья-и-Бастида, выпала честь продолжать славные традиции испанской живописной школы. Подобно зеркалу, отражать и проецировать в будущее творческое наследие своего великого предшественника Веласкеса.
Испанскую инфанту на полотне Сорольи заменила дочь художника. Прямой взгляд в глаза зрителя, светлый тон платья и довершающий образ алый цветок в волосах девочки, являют собою прямые отсылки к оригиналу. Ну а своему сыну, изображённому на картине в роли художника, Соролья недвусмысленно пророчит роль собственного преемника. Будущего большого мастера, идущего по стопам отца. Кем же видит себя сам Соролья, от чьего лица (судя по тому же отражению в зеркале) мы с Вами взираем на эту композицию? смотрим на оригинальную картину Веласкеса и понимаем: ну конечно же королём! В данном случае — королём испанского импрессионизма. Не больше и не меньше.
Словом, очень плохо быть испанским художником, если Вы — не Диего Родригес де Сильва-и-Веласкес. Но разве что, Вы — Хоакин Соролья-и-Бастида.
Автор: Лёля Городная
