ПАДЕНИЕ СМОЛЕНСКА
Это случилось 410 лет назад, 3 июня 1611 года
(Отрывок из романа «Кривоустовы»)
…Ну а потом Фёдору Коню поручают строительство Смоленской крепости. Это – высшая оценка его заслуг, его таланта, это его звёздный час!
Борис Годунов инструктировал градодельца:
- Построим мы такую красоту неизглаголенную, что подобной ей не будет во всей поднебесной… Смоленская стена станет теперь ожерельем всей Руси… на зависть врагам и на гордость Московского государства!
В 1596 году ближний великий боярин Годунов приехал в Смоленск. По пути Борис Фёдорович старался показать себя с самой благоприятной стороны. «Идучи дорогой, по градам и сёлам, поил и кормил, и хто о чём побьёт челом, и он всем давал, являлся всему миру добрым» - сообщает Новый Летописец.
Годунов лично «объеха место, како быти граду, и повеле заложити град каменный», указал, где должны проходить стены. Строительство благословил архиепископ Феодосий. Годунов торжественно заложил в основание стены первый камень. И строительство началось.
Фёдор Савельевич с энтузиазмом взялся за дело.
Не станет преувеличением сказать, что возводила цитадель вся Россия. По всему царству на несколько лет практически свернули городское строительство, гончарное производство. Всех каменщиков, специалистов по обжигу глины мобилизовали на возведение крепости. Шесть тысяч специалистов доставили сюда для работы. По всей округе все до единого кирпичные заводы (тогда они назывались кирпичными сараями) работали только на нужды крепости. Сто миллионов штук кирпича пошло на строительство. Да ещё несколько сот тысяч пудов полосного железа. Камень, лес, известь – всё везли за сотни вёрст, и всё быстрее, быстрее, быстрее!.. Одних телег обслуживало работы три тысячи.
Причина такой спешки объяснялась просто. В 1603 году заканчивалось действие мирного договора с Речью Посполитой. И король Сигизмунд не скрывал своих намерений вернуть Смоленск себе. А Речь Посполитая – вот она, рядом, за Днепром.
Казна денег на возведении крепость не жалела. Не экономили ни на чём. Вернее, почти ни на чём. Это «почти» включало в себя лишь один пункт, тот самый, на котором издревле повелось экономить на Руси, – людской труд.
Эксплуатация здесь процветала безжалостная. Согнанные отовсюду люди ютились в кое-как приспособленных под проживание сырых землянках. Побои, плохое питание, низкая зарплата и, как следствие, высокая смертность – всё это привело к бунту. Работный люд в один из дней 1599 года отказался трудиться, составил и отправил царю челобитную с жалобой на притеснения.
Стояла под челобитной и подпись царёва городового мастера Фёдора Савельева сына прозванием Конь. На это обстоятельство услужливо указал царю дьяк Семён Безобразов.
Бунт подавили силами гарнизона. Людей заставили работать. Жестоких наказаний не последовало – страна нуждалась в опытных строителях. В то же время челобитная принесла некоторый результат. Условия работы улучшились, зарплату заметно увеличили.
Кому не сошло с рук выступление против властей, так это самому руководителю строительства. Из Москвы пришло повеление: «Фёдора Коня за бунтарство бить батогами нещадно!».
Опять батоги! Сколько ж их мастеру оказалось отпущено судьбой!
Указание было выполнено неукоснительно. Зодчего пороли жестоко.
Фёдор тяжко переживал этот новый, столь несправедливый, удар судьбы. У него болело всё – и тело, и душа.
И он, плюнув на всё, запил. Что ни говори, а водка – лучшее средство для русской души для растворения обиды и печали. Два месяца мастер пил беспробудно, забросив работу.
Надзирать, доносить, деньги считать – одно, а вот собственно работу делать куда как труднее… До начальствующих людей не сразу, но наконец дошла эта простая истина. Равно как и поняли они: подлинного мастера душу вкладывать в работу батогами не заставишь.
В отлаженном механизме строительства наметился сбой – это становилось очевидно всем.
Сейчас трудно сказать, что именно произошло в дальнейшем. То ли сам Фёдор Савельевич понял, что водкою обиду не зальёшь. Может, друзья помогли с собой совладать – не может же быть, чтобы у такого выдающегося человека, да верных друзей не оказалось. Может, священник вразумил. А может и начальствующие люди осознали несправедливость, допущенную по отношению к мастеру, поклонились ему, смирив гордыню, а то и убоявшись царского гнева… Кто знает?
Мне же думается, причина в другом. Фёдор Конь зарекомендовал себя выдающимся зодчим, архитектором, мастером, художником! Он не мог не видеть, не осознавать, что без него работа идёт не так, как подобает, что его детище грозит родиться уродцем… Он мог запить на какое-то время. Но его сущность художника не позволяла ему вовсе отказаться от замысленного грандиозного проекта.
Как бы то ни было, но однажды вышел городовой мастер на стены. И вновь взял бразды правления в свои руки. Работа закипела как подобает.
Только зло откликнулся этот запой для крепости, России, для тысяч людей русских.
Помощником у Фёдора был некто Андрюшка Дедюшин. Пока Конь заливал горе горьким зельем, под руководством Андрюшки работа шла кое-как, ни шатко, ни валко. И в результате одни из участков стены получился слабым. В 1611 году, после того, как Смоленск будет в течение двадцати месяцев отбиваться от польских войск, именно этот предатель перебежит к врагу и подскажет, в каком месте следует сосредоточить огонь, чтобы пробить стену. Запомним имя этого русского Иуды: по вине Андрея Дедюшина Смоленск пал, а потом на долгие годы отошел к Польше. Сколько русской крови на его совести, на его памяти!
Негоже обижать мастера. Негоже заливать обиду водкой. Потому что найдётся подлая душа, которая невесть как воспользуется сложившейся ситуацией.
…В целом же крепость получилась на загляденье! Крепостная стена длиной в 5 вёрст 80 саженей, такая широкая, что по ней можно было прокатиться на тройке. Высота – 5-7 саженей. 38 башен высотой от 9 до 11 саженей… (В данном случае верста равнялась 1067 метрам, сажень – 2,13 метрам).
И всё это красиво, соразмерно! Двух одинаковых башен нет – круглые, квадратные, грановитые! По верху – боевые зубцы, как на Кремле московском, ласточкиным хвостом; через одну – с бойницами-«печурами».
На том месте, где некогда Борис Годунов, тогда ещё боярин, заложил первый камень крепости, у моста через Днепр высилась пятиярусная Фроловская башня. С её стены, из специальной ниши-киота смотрела на белый свет икона Смоленской Божьей Матери (Одигитрии), присланная сюда царём Борисом.
Юрий Кривоустов восхищался, как всё здесь продумано, как целесообразно, как красиво. Смолянин, вызвавшийся стать доброхотным сопровождающим, с гордостью всё показывал.
- В основание вбиты дубовые сваи, - рассказывал он, проводя гостя по стенам и всё обстоятельно показывая. – Они сделаны коробом. В короб засыпали бутовый камень. И уж на нем стены возводили. У стены – три боевых яруса, а у башен по четыре. В стенах устроены лестницы и переходы, чтобы можно было подниматься на боевые площадки. Под землёй устроены «слухи», чтобы во время осады мину под стены не подвели. Башня Пятницкая, она же Водяная, обеспечит всю крепость водой… А чтобы ручьи, сточные воды фундамент не подмывали, в нужных местах трубы проложены, чтобы эту воду отводить. И сделаны эти трубы так, чтобы враг воспользоваться ими в урон крепости никак не мог.
…
- Крепость поставлена очень хорошо, - продолжал доброхот. – Всё учтено. С трёх сторон она, почитай, неприступная – река, овраги… А со стороны открытого поля выкопан ров, да и башни там стоят тесно, одна к одной, так что отпор любой враг получит.
…На этом рассказ об участии Юрия Кривоустова в приёмке Смоленской крепости заканчивается.
Далее имеется приписка:
«По словам патриарха Иова, Борис «самый царствующий богоспасаемый град Москву, яко какую невесту, преизрядною лепотою украсил».