ГЛАВА 29
«2 июля
Скверно. Все скверно. Бог не наградил меня талантами: не умею рисовать, музицирую весьма посредственно. Танцевать училась довольно усердно и лишь в манере подать себя в движении достигла некоторых успехов. Однако, кому сейчас всё это интересно? Пробовала писать стихи, получается плоско и скучно, не стала засорять ими свой дневник (можно подумать, что он – само совершенство, ха - ха!). Не могу же я умереть, не оставив после себя ничего кроме маленького скверного мальчишки. Все твердят мне (особенно старается Лиза), что думать о смерти при моей болезни просто смешно, но я-то знаю, что меня обманывают. У всех уже это вошло в привычку. Серж постоянно норовит дезертировать из дому под любым предлогом, это и к лучшему – мне тоже не хочется и даже неприятно видеть его постоянно.
Мика после случая с жабой приходит ко мне редко, глаза всегда долу и твердит, как он любит свою мамочку, молодую и красивую. Когда я переспрашиваю его, красивую ли в самом деле, он краснеет и убегает. Доктор монотонно мямлит про скорое выздоровление или приостановление болезни, при этом (смешно, не правда ли?) тоже отводит глаза.
Но особенно старается Лизонька. Она, единственная изо всех, умеет лгать. Ах, как вдохновенно она лжет! Интересно, почему Лиза так красноречиво убеждает меня в том, чему я совершенно не верю? От большой любви ко мне? От доброты, пресной и всеобъемлющей? Она и думать забыла про свою личную жизнь, даже и не мыслит бросить свою бедную Машеньку, будто решила посвятить мне всю жизнь. Да какую там, всю! Наверное, не так уж долго и осталось. Помимо изменений внешности, которые мне не дает наблюдать все та же Лиза, мое самочувствие становиться хуже с каждым днем: слабость и сильные головные боли страшно беспокоят меня, к тому же появилась неуемная жажда. Совершенно невыносимо мучают меня мухи, я почти не выхожу на улицу из-за этих мерзких тварей, но они умудряются найти меня и в доме. Кажется, специально проникают в окна и двери, чтобы усесться мне на лицо и досаждать назойливым жужжанием. Их, видимо, привлекает моя воспаленная кожа. Все скверно! Однако, думаю, есть еще время показать всем, что я способна проявить незаурядные способности. Мой единственный талант – красота – был жестоко отобран и растоптан, и никто не смог мне помочь. Вместе с ним потеряла я и душу – во мне не осталось уже ничего светлого и доброго. Не осталось даже слез…
Как же меня мучают эти мухи!»
– Она вне опасности. – Врач Марина Юрьевна устало откинулась в кресле. – Выпила всего три-четыре таблетки, не больше. Отоспится, и все будет в порядке. Нет никакой необходимости отвозить ее в больницу.
– Да, но на тумбочке был пустая облатка из-под транквилизатора. Я думала, что она выпила всю упаковку! – Валентина Викторовна была очень взволнована.
– Если бы она выпила всё, что там было, вряд ли б удалось быстро привести её в себя при такой субтильности. Считайте, что ей и Вам повезло.
– Даже не представляю, во что могла бы вылиться её глупость!
– Скандала не удалось бы избежать. Самоубийство в стенах Центра имеет катастрофические последствия. В общем-то и так имеется попытка самоубийства. Это тоже очень серьезно. Вы обязаны по закону сообщить об этом куда следует.
– Что Вы такое говорите, Марина! – Валентина Викторовна раздраженно осадила врача. – Я надеюсь, все, что здесь произошло не выйдет за пределы стен Центра. Кажется, за это я Вам и плачу.
– Конечно, – понимающе закивала врач, – можете быть абсолютно спокойны. Но, как психотерапевт, Вы должны серьезно с ней поработать.
– Я сама прекрасно знаю, что я должна! – Валентина Викторовна встала и вышла в комнату, прилегающую к кабинету. Она вернулась оттуда с бутылкой коньяка и, не предлагая врачу, налила себе полную рюмку. Залпом осушив ее, директор Центра постаралась взять себя в руки. Наполнила другую рюмку и протянула ее Марине. – Давайте. За счастливое избавление от неприятностей.
Марина Юрьевна внимательно посмотрела на нее и оставила коньяк нетронутым.
– Знаете, мне кажется, Вы должны как можно скорее избавиться от такой пациентки. Не ровен час, она повторит свою попытку.
– Я подумаю. Здесь есть немалые сложности, пока приставлю к ней медсестру. Надеюсь, мне удастся заставить одуматься эту строптивую Полину. Думаю, что ее поступок был ни чем иным, как способом привлечь к себе внимание – типичная истерия. Мы с этим справимся.
– Желаю успеха. – Марина Юрьевна поднялась с кресла. – Я тоже здорово перепугалась, когда Вы мне позвонили. Хорошо, что я была в это время на даче, здесь недалеко. Представляете, если бы Вам не удалось меня найти и пришлось вызывать «Скорую помощь»? Подумайте, не взять ли Вам в штат врача-реаниматолога.
– Вы очень плохо пошутили, Марина. – Валентина Викторовна разозлилась не на шутку. – Я лучше подумаю, не взять ли мне вместо Вас другого врача-консультанта. Без такого черного юмора.
– Воля Ваша, я не обижусь. – Врач, казалось, совсем не расстроилась, даже обрадовалась подобной перспективе. – До свидания.
– Скорее, прощайте, учитывая такой поворот в наших отношениях. Хочу еще раз напомнить Вам о врачебной тайне.
– Думаю, не о врачебной тайне, а о тайне вашего Центра, где женщины вместо того, что бы получать помощь, доходят до критического состояния!
– Что-то Вы не в меру разговорчивы сегодня, Марина Юрьевна. Может быть, я мало Вам платила?
– Да нет, дело не в деньгах.
– А в чем же еще может быть дело? – Валентина Викторовна уже почти кричала.
– Вы и в самом деле не понимаете, в чем еще может быть дело?
– Не надо строить из себя мать Терезу! Конечно, мы (здесь она сделала ударение) больше не нуждаемся в Ваших услугах. А чтобы у Вас не возникло желания болтать где не надо и что не следует, хочу напомнить: нам (еще одно ударение) хорошо известно, где именно неподалеку находится Ваша дача, весьма кстати неплохая. Там живет Ваша мама с Вашим маленьким сыном, верно? Выводы делайте сами.
Марина Юрьевна вмиг побледнела и стала бормотать извинения. Но Валентина Викторовна ее уже не слушала.
«6 июля
Меня это решительно развлекает! Начинает вырисовываться смысл моей жалкой жизни. Чувство, захватившее меня, я могу обозначить не иначе как ощущение предательства: никому, в сущности, нет дела до моих страданий, и никто не в состоянии понять и сотой доли моего несчастья.
Лизонька, этот ангел, надоела мне безумно своими приставаниями. Не могу поверить, что она искренне сочувствует мне. Глядя на нее в последнее время, нахожу, что дурнушка эта не так уж и некрасива. Во всяком случае, гораздо лучше меня нынешней.
Одни лишь мои драгоценности, искренние в своем равнодушии, не вызывают во мне раздражения. Безразличные к красоте, они так же безразличны и к уродству. Что толку от Лизиных заверений в моей нетленной красоте? Я прекрасно знаю, что становлюсь все отвратительнее. Серж уже почти не наезжает в имение, избегая моего общества, тяготясь мною, а Мика все реже подходит близко.
Думаю, все время думаю об этих ежедневных изменах. Мстительные мысли, ранее мне неведомые, одолевают меня. Но чем же я, больная несчастная женщина могу отплатить всем своим обидчикам? Главному из них, своей горькой судьбе, я не могу ответить ничем. Остаются домашние. В моей душе, измученной не меньше тела, любовь давно уже не живет. Она полностью уступила место разрушительным чувствам. Как могла, я боролась с ними, но они одерживают решительную победу, и я, кажется, с радостью отдаюсь на волю победителям.
9 июля
Решилась! С письмом и великими предосторожностями Лиза была отправлена в Москву. Придется некоторое время обходиться без своей верной лгуньи, и я постараюсь дождаться ее приезда без паники и слез.
Надеюсь на нее и господина Михеля, который обещал управиться с делом быстро.
Запретила Лизе говорить о моем задании Сержу. Учитывая его занятость и нежелание проводить дома время со мной, он вряд ли что-нибудь заподозрит. Для всех – она поехала в Москву оформлять дарственную на московский дом. Все бумаги я подписала, а нотариуса вызывали сюда специально.
Еще не знаю, как именно я приведу свой план в действие, но первый шаг уже сделан. Лиза, конечно же, будет молчать, так как предана мне невероятно со всей страстью нерастраченной женской любви. Пока она отсутствует, у меня будет время обдумать свои дальнейшие действия. Самочувствие мое несколько улучшилось, возможно, в предвкушении важных событий. Это не дарит мне особых надежд, но хотя бы позволяет иногда проводить время в прогулках на воздухе.