Степаныч подошел к берегу реки. Еще не взошедшее солнце уже посеребрило клочья тумана, медленно плывущего над рекой. Слабый-слабый ветерок веял в лицо прохладой, шевелил листву на березах, колебал листья осинки. Всюду на траве блестели капельки росы, как бриллианты.
Было великолепное майское утро. Заливались на разные голоса птицы, и где-то рядом пел соловей. За рекой, по нежно-синей глади, летели легкие белые облака.
Степаныч развернул удочки, разложил их, размотал лески. Крючки были на карпа, потому что Степаныч знал, что сегодня он поймает карпа. Вернее, трех карпов.
Прикорм можно было не бросать, но Степаныч не поленился это сделать. Тщательно перемешав смесь с водой, он сформировал некрупные шары и забросил их в реку. С бульканием они утонули, и водная гладь снова стала ровной.
Медленно всходило солнце, немного усиливался ветерок. Шло время.
Вот один из поплавков зашевелился, дернулся, и лег на воду. Степаныч подсек, удилище согнулось в дугу, и через минуту он вывел на траву карпа на полкило.
Так. Первая рыба. Рыбу – в садок, поменять насадку, забросить в реку немного прикорма, забросить удочку.
Соловей смолк, но продолжали петь другие птицы. Еще поклевка, подсечка, и вот уже второй карп в садке.
Солнце невысоко поднялось над горизонтом, ветер стал сильнее. Туман давно исчез, где-то заквакала лягушка.
Третья поклевка, третий карп.
Степаныч положил удочки на траву, сел рядом. Он смотрел вдаль, в небо, на облака, освещенные солнцем, слушал птиц, и уносился в своих воспоминаниях далеко-далеко…
Затренькали часы. Степаныч вздохнул, глянул на них, выключил звук. Медленно поднялся. Собрал удочки, взял садок с рыбой, зашагал прочь от берега. Метров через пятьдесят остановился, постоял минуты три. Вот перед ним обозначилась дверь, возникшая как бы ниоткуда. Прежде, чем выйти, он обернулся и посмотрел назад: ветра уже не было, птицы больше не пели, весь пейзаж стал неподвижен, и краски медленно стали блекнуть.
Все это огромное помещение, где он ловил рыбу, представляло собой комнату размером сто на сто метров. Сейчас экраны медленно гасли, фильтры очищали воздух и воду, роботы вышли на берег, чтобы прибраться и навести порядок.
Шагнув за дверь, Степаныч пошел по облицованному разноцветной плиткой коридору. На лифте поднялся на крышу, подошел к своему «Окуню», сел в кабину.
«Уху буду варить сам», подумал он, укладывая в багажник садок с рыбой. Затем завел двигатель, потянул штурвал на себя, и его мотолет взмыл в небо и стремительно понесся над городами и разделяющими их пустынями.