30 мая – день рождения поэта Анатолия Владимировича Маковского (1933 — после 1995; пропал в Киеве в конце августа - начале сентября).
Нина Садур
Анатолий Владимирович МАКОВСКИЙ (в народе МАКС)
Прямой потомок художника-передвижника Маковского. Родился в середине 30-х, без вести пропал в середине 90-х. Точных дат не знаю. Толя окончилфизмат МГУ, близко общался с Сабуровым и Иоффе. Окончив аспирантуру, переехал в Сибирь, в Академгородок под Новосибирском. В ЛИТО Союза писателей вошел (пожизненно) в нашу компанию (главный друг и противник Ивана Овчинникова). Работая в НИИ Академгородка, заведовал лабораторией и под это дело взял к себе Ваню и Жанку Зырянову (поэтессу и нашу подругу) — они якобы тоже математики. Их бойкая лаборатория выигрывала соцсоревнования (по крайней мере Иван так говорит, уж не знаю, правда, нет ли…). Но потом математическая жизнь резко закончилась для всех троих.
Вот что пишут о Толе критики: «Маковский странный, дикий, абсолютно внесистемный и внелитературный поэт, попирающий не только базовые законы стихосложения,но зачастую и элементарную логику вообще. Маковский… основной пользователь “антирифмы”».
Очень высоко ценил его Евгений Харитонов.
Иван Овчинников считает, что Толя Маковский достиг того, о чем Хлебников только мечтал. («У Хлебникова многое из головы, а у Макса все естественное».)
«Я шесть лет прожил с народом,
Было плохо и хорошо.
Раза два дали по морде,
пальтишко я сам прожёг»
— любимое Толино Ваней.
Смешное воспоминание. Толе негде было ночевать, он заехал ко мне, я говорю:«Поедем в ПЕН-клуб, там писателям помогают». В такси нарочно завела разговор про киевские дела (уже все знала). Говорю: «После смерти твоей мамы, ладно, ты роскошную квартиру государству отдал, но коллекцию живописи эпохи передвижников зачем в музей-то сдал?» И Толя аж всплеснулся весь: «Нина! Ты что! Это все принадлежитнашему народу!» Больше я Толю никогда не видела. Народ забрал не только квартиру и картины, но и самого поэта Анатолия Владимировича Маковского. Светлая ему память.
СТИХИ
***
На Охотном — схожу неохотно.
Больше — некуда выходить.
Там — моряк один живёт пехотный.
И яга-баба за ним глядит.
Но ко мне — ничего относились.
Правда раз — с культурой зашёл,
И лицо её — перекосилось…
Я тележку попёр, как осёл.
Дождь пошёл, прострелил мне спину,
А мне — в Киев, затем — в Сибирь,
Голодует там Таня, по-видимому,
Я ей мамы везу серебро.
Мельхиор, правда… пускай, дешёвый.
Может быть — продержимся мы.
Разорили враги державу.
И богатая пища уму.
И в пути я совсем загнулся,
На вокзалах валялся всех.
С чемоданами полз, как гусеница.
Выручала немного тележка.
И сочувствовали мне люди,
А особенно один старик.
Я не знал, что он выпить любит.
Как барашек тележка стоит.
Помню кадр только: вроде цыгане
Или — кто-то… не знаю кто.
И двенадцать зелёных поганых,
Что копил, развернул, как игрок.
В вытрезвителе — всё ещё думал,
Что вернут тележку, вернут…
Металлический, последний друг мой,
Будем помнить её в раю.
Пережил…С Танею созвонился…
Может, друг один в Сибири спасёт.
Ты, Москва, будешь духом нищей.
Пусть в сирени Брянск доцветёт.
Источник: www.topos.ru
Ниже - подборка из кн.:
Рабочая версия будущего 2-го изд. антологии «Русские стихи 1950—2000 годов» (сост. И. Ахметьев, Г. Квантришвили, Г. Лукомников, В. Орлов, А. Урицкий).
Анатолий Маковский (1933 – пропал без вести в 1995)
ПОЭМА 1
Там, где прищурена печаль
Над миром молодым
Три солнца разорвали даль
Закатных пантомим
То, что вдали — пришло назад
Как поворот земной
Сквозь акварельные глаза
Танцующей весной
И перламутра виноград
И зелень пихты, без оград
И Подмосковье, Ленинград
С застывшею Невой
И Гагенбека зоосад
И минометы из засад
И побежденных гной —
Все это всплыло вдруг опять
Все это нужно сочетать
И элегантно толковать
А я хотел забыть, мечтать
И слушать как скрипит кровать
На десять этажей
Но Ван дер Роэ небоскреб
Увы! не строил для трущоб
Где диалог ножей
Что здесь сверкнуло? Это нож?
Нет: разрастающийся ёж
И тысячи ежей
Вдруг сразу двинулись в поход
Где их угрюмо встретил крот
Наполеон мышей
(Зарылись сразу в огород
Под чумный писк мышей)
На море их продул бы бриз
Епископ в одеяньи риз
Стоит в реке средь группы крыс
Провидя свой конец
Очередного дьявол грыз
Когда стремглав летел он вниз
На черепа сердец
И слышен вой был: Подожди!
Но Оппенгеймер расщепил
И мир уже не тот
Где Хиросима взорвалась
Где чище женщина чем грязь
Где третий стоя пьет
Где всё пустилось на авось
Где каждый мыслящий из нас
Абсурду лижет рот
Гори, гори, волшебный крап!
На кораблях качают трап
Испуган краснобокий краб
С друзьями пьянствует прораб
С неверною женой
Пойду в души моей мухраб
Где кааба — мавританский храм
Как мавзолей или Багдад
Замкнется надо мной
Там я найду себе покой
А тело кто-то здесь рукой
Поправит в простынях
И крематория орган
Взревет свое Фата Моргана
И все же в урне прах
Но я не Гамлет и не червь
И только в высшее я верю
Ну что ж, благослови
Поупражняемся теперь
Как Одиссеи из пещер
Как нас учил еще Гомер
Баранами юлить
ГОЛУБЬ
Голубь голубь ты летишь
Я тебя не накормил
Голубь ты меня простишь
День сегодняшний не мил
Станешь весело клевать
Стану весело смотреть
И опять не понимать
Как вас птиц не пожалеть
Потому что два крыла
Это пол- еще —мечты
Голубь голубь тень орла
Синий с искрами почтарь
ИЗ "КОЛХОЗНОГО ЦИКЛА"
1
Нынче еду я на машине
И дорога мой кузов сечет.
И сидит там в углу девица,
Как в табачном костюме черт.
Я смотрю на нее, на осень.
Я люблю гобелен берез.
Но вообще-то люблю не очень
И Россию и русский лес.
Но мне нравится этот заяц
Слишком смахивающий на кенгуру,
Потому что он так петляет
И охоту превращает в игру.
3
Вчера повезли на машине
И на соломе неслись.
Краснели опять осины
А мы опять напились.
Шофер был маленький парень,
Но как шофер — лихой.
В аварию не попали
Приехали: грязь и холод.
Нежданно ее увидел
И сразу же протрезвел
Но им уже справку выдали
И герб выдал сельсовет.
6 – 7 – 8
Деревня — это три холма
И за забором — море грязи
Избушка, отделенье связи
Не шире моего письма
Здесь как в раю наивна жизнь
Как в зоопарке свиньи бродят
Собаки лают на чужих
И охраняют огородик.
Довольно современный клуб
Но, к сожалению, не топят.
Библиотека также тут
В которую так мало ходят.
За исключеньем малышей
Да заключенных на свободе.
Я там в фуфайке, словно шейх
Читал Руслана грустный подвиг.
Мне очень близок Черномор
И замок с неизвестным садом.
А папироса Беломор
Так хороша за виноградом.
9 – 10 – 11 – 12 – 13 – 14
Я включаю самоход
Наливаю самогон
1975
* * *
Я пять лет общался с народом;
было плохо и хорошо.
Пару раз дали по морде.
Пальтишко я сам прожег.
* * *
Отец был пьяница
а мать начальница
* * *
Подвел меня один меценат
В самое трудное время
Такая значит ему и цена
В Сибири все люди вредные
Хоть были здесь декабристы
Но местное население
Пьяное и завистливое
В конце концов вам насолит
Предлóжил мне сам работу
И я пришел на почтамт
С ним встретиться. Он взял водки
И начал мораль читать
— Ты с ними? — Усы Шевченко.
— За что ты любишь жидов? —
Киваю и отмечаю:
Кулак его многопудов.
— Мы скоро от них очистим
Россию. Изгоним зло. —
И выпил я с этим фашистом
Сюда раз меня занесло
Пусть мечется на такси он
С гризетками в ресторан
Я поклонюсь: спасибо
И дальше пойду Аристотель
КАВКАЗ
Я был в горах на даче адмирала.
Он моряков — в атаку подымал.
И та скала, где Демон пролетал раз,
Ему служила как бы ординарцем.
Кавказ — Парнас открыточного типа,
Но грозно соответствует ему.
Седой хозяин, как Ермолов, тихо,
Советским, светским чаровал умом.
Он рассказал, как бился муж Тамары
С английским рыцарем по имени Ричáрд,
Как Плиев ловко обошел мадьяров,
Как Берия на маршалов кричал.
Потом — сорвался, стал ругать Хрущева,
Единственно, кто в партии велик.
Но угостил чудесным нас харчо он,
Европу опрокинувший старик.
А там внизу ручей грозился Лермонтову
И Хетагурова цитировал порой.
На треугольниках — дежурили олени
Переходил границу Чайльд-Гарольд.
ЛЕРМОНТОВ
Схоронили Лермонтова бабы.
И еще дымилася гора,
Где вчера какой-то выстрел бахнул.
Ну, Мартынов — в путь тебе пора.
Ты ведь тоже попадешь в бессмертье,
Как Грушницкий — в серую шинель.
Схоронили бабы офицера
И дежурный поп его отпел.
А потом дежурный поп — напился,
Хоть не все в стихах он понимал.
И пошли по всей империи — письма,
Их возил на почту пономарь.
Что погиб, кто — так любил красавиц,
Ненависть — лишь орден для любви.
Шизофреник, баловень казармы —
Ты почто Мартынова убил?
* * *
Закурю я снова сигарету
Чтобы помнил кто-то обо мне
Чтоб на даче пили чай с вареньем
И стихи читали или нет
Мне уже такой сервиз не виден
Опусы что лучше потерял
Милый Бог пошли им те же вина
Что когда-то пили — может, зря
Нет вина — пошли одеколон им
Есть вино — пошли им закурить
Чтобы уши были в подворотне
Где бессвязно можно говорить
Чтоб милиция их как-то не задела
О цензура — нецензурный слог
Чтоб не слишком били за одежду
Незаконных родины сынов
* * *
Знаю я, что есть Бог на небе
И он долго меня любил
Но святым никогда я не был
Персонаж отрицательный Игрек
Так зачем же к Его иконам
Перед смертью я припаду
— Милый Бог, ты прости, я помню:
Что-то красное жжет ладонь
* * *
Треугольник электровоза
Движется на моем пути
Я совсем ошалел от мороза.
Приготовь-ка чаю, партиец.
Коммунист мой поставит чайник —
Он как Лемешев запоет.
И пока я состав встречаю,
Приготовит закуску, пирог.
Мы закусим, икнем, закурим.
Я начну коммунистов ругать.
У начальника дома куры,
А у меня только По Эдгар.
Коммунист не спеша улыбнется,
Скажет: "Запах опять с утра.
Анатолий, тебе придется
Встать на лыжи, пройти в аппаратную".
Я как Нансен, в тайге на лыжах.
Хорошо, что волков нет пока,
А не то б приключение вышло
В духе По "Золотого жука".
Там остался один только череп.
Ну, а здесь — может, томик стихов.
Как в Сибири погиб ученый
Меж советских и просто волков.
* * *
Два дня в Москве была пьянка
Я думал — свои дела
Особенно не распоясывался
Ложился скорей на диван
И чуть не оказался замком
Старинный дворянский московский дом
С двуглавою своей осанкой
У Патриарших прудов
В нем не было привидений
Поскольку хозяевá
Всю жизнь не имели денег
И не умели зла
И стала уже неразборчивой
Квартирка в стиле модерн
Где жи́ла одна разбойница
С хорошею очень мордой
Сперва мы друг друга жалели
И это звалось любовь
Но скоро я надоел ей
И стала она людоед
Я с божьею помощью спасся
Но жалко опять ее
Хожу теперь мимо Спасской
И плачу у мавзолея
* * *
Все изменницы зовутся Нинами
Только что мне до девушек
Мне б отсюда — уехать мирно
Поезд в десять часов и в шесть.
Поглядишь из окна — очень снежно
Обернешься — сумрак купе
Человечество забыло нежность
То ли пива пойти купить
И осталось еще с проводницей
Нашей угольной стюардессой
Завести роман в полстраницы
Пока поезд кружит по лесу.
ЛЕНИН И ШАМАН
Ходит Ленин по Сибири,
Из ружьишка уток бьет.
А шаману-то обидно,
Притаился средь болот.
Только Ленин глаз прищурит —
И готов нажать курок,
Как шаман присвистнет чуть —
И летит домой чирок.
Ленин хмурится. То смотрит —
Не сместили ли прицел,
То проклятия бормочет
На латинском языке
И картавя пустит слово —
В сочиненьях не найдешь.
А шаман хохочет снова,
Дальше Ленина ведет.
Дома там наверно Надя
Уж давно накрыла чай.
А здесь — будь оно неладно —
То ли порох, то ли чо...
И конечно он не станет
Кроткой Наде говорить,
Что давно товарищ Сталин
Их обоих ненавидит.
У него другая хватка:
Неугоден — так убрать.
И наверное несладко,
Если заполучит власть.
Их теперь осталось трое
На подмену Ильича:
Киров, Сталин или Троцкий.
Вот и ссорятся сейчас.
Киров вышел из народа,
Знает душу работяг.
Ну а те — другого рода,
Быть диктатором хотят.
Правда есть еще Бухарин,
Он крестьянству вроде мил,
Но его в брошюре Сталин
С кулаками заклеймил.
Фрунзе и Орджоникидзе —
Крепкие большевики.
Но усатый в голенищах
Обошел и не таких.
Да и сам хорош он, Ленин
Взял Плеханова и пнул,
И других интеллигентов,
Горячася, оттолкнул.
Отменил многопартийность,
Комиссаров обогрел,
Что ремнями перетянуты,
Держат кисть на кобуре...
И задумался картавый,
Положив ружье на пень.
И шаману ясно стало:
Надо Ленина топить.
И взлетел на ту сосну он,
Под которой вождь сидел,
Мордой вроде бы осунут,
А душою — прикипел:
Ведь Сибирь — страна лесная,
Ей ли роботами стать.
И не химия нужна ей,
А учение Христа.
Но его тогда, шамана,
Позабудут, колдуна...
А — решил он — все равно нам —
Пусть охотится, коль надо!
Только пусть идет на волка
Иль убить сумеет рысь,
Или ночью за совою,
Когда жгут ее шары.
А не уток безобидных —
Он же все же демократ.
И притом — живут безбедно
Из Кремля можно украсть.
Ведь в Москву идут недаром
С подношеньем ходоки.
Не ему, так командармам;
Есть у партии сынки.
Вот когда в Москве я буду,
Расспрошу, где Мавзолей, —
Нужно свиснуть новый бубен,
Старый ободрал о ель.
Полностью https://morebook.ru/tema/segodnja/item/1622355546752