Юмористический рассказ "Лечение жизнь, да медицина смерть", написан авторами Иван да Марья.
Лечение жизнь, да медицина смерть.
В прошлом году, в сентябре месяце, Иван Кириллович, бульдозерист акционерного общества «Красноярские самоцветы», сильно захворал. Вызвали врача на дом, получил он диагноз тахикардия, и отвезли его на машине скорой помощи в районную больницу. Ну, а там, поместили его, в двухместную палату со всеми удобствами. Ну и жизнь настала у Ивана Кирилловича, красота, валяется, сеансы физиотерапии получает, душой и телом от работы и семейной жизни отдыхает. А вокруг благодать, за окном птички поют, неподалеку кот лежит и внимательно их трели слушает, на скамейке молодежь сидит, хоть и бедно нынче живет, но весело, вон одну папироску впятером выкурят, а потом смеются, а вдали скотина по травке зеленной гуляет. Пейзаж - одним словом. Бери и картину рисуй. Ну, а медицинский персонал, все как на подбор в белых халатах, на иностранном языке разговаривают.
- Мария Ивановна, как там у нас под влиянием инфузий 1% раствора хлорида калия при темпе 50 мл/час артериальное давление, сердечные объемы, ЦВД и сатурация крови, вон у того господина, что у окна прохлаждается, не изменились?
А, Мария Ивановна, отвечает.
- Фриц Августович, ЧСС значительно уменьшалась с 85,66+-1,33 до 77,2+-0,66 уд/мин или на 9,88%. В связи с урежением частоты сердечных сокращений достоверно снижается СВ, с 4072,3+-65,4 до 3815,9+-72,8 мл/мин в среднем на 6,71%, а ИПЧД уменьшается на 9,4%.
А господин, что у окна прохлаждается, головой туда, сюда вертит, глаза круглые и что сказать, не знает, так как ни хрена не понимает. Ответить, что с инфузией у него все нормально, а вдруг это не так и во вред здоровью, возьмут и клизму поставят.
Услышав, такой научный разговор, Иван Кириллович, притих и задумался, а что он скажет и какими словами он свою болезнь врачам обрисовывать будет. Он же ничего не смыслит в инфузии и урежении частоты сердечных сокращений. Думал, думал и решил, в начале, поговорить с медсестрой, на своем, простом, русском языке. Поймал он ее в коридоре за халат и начал пытать.
- Доченька, скажи ты мне, что со мной, что за зараза меня прихватила. Слышал от врачей, что эту гадость тахикардией кличут.
- Больной, - отвечает медсестра, - пожалуйста, отпустите мой халат, помять можете. У вас больной, эктопическая тахикардия в форме пароксизмов. Мы введем вам лидокаин, а также проведем электроимпульсную терапию.
- Мать моя, женщина, вот так устроился, ситуация – хуже, некуда. Введут лидокаин, а затем приведут терапию. Цыганку что ли. Нет, здесь в больнице лучше лежать и молчать в тряпочку, пока не разберусь, что почем - подумал Иван Кириллович и повернулся к окну, чтоб никто не видел необразованную его физиономию.
Лежит Иван Кириллович, а мысль его так и гложет, ну у кого спросить, что за диагноз ему такой поставили – тахикардия и решил к соседу, что у окна отлеживается, обратиться.
- Уважаемый, - говорит Иван Кириллович, - не подскажешь, что это за зараза за мной прикрепилась, тахикардия какая-то. Может, слышал что-то?
Сосед, что у окна лежит, отвечает ему.
- Тебя я слышал, Иваном Кирилловичем кличут, давай знакомится, я Захар Степанович из деревни Вороново, что на реке Енисее стоит. А в отношении твоей тахикардии я тебе так скажу, мы больные нуждаемся в уходе врача, но, чем быстрее и дальше уйдет врач, тем для нас лучше!
- Этот, как? – удивленно переспросил Иван Кириллович.
- Да, вот так! – ответил Захар Степанович, - век бы с ними не встречаться. Я тебе одну историю расскажу, что произошла со мной год назад. Я хворал в то время, ну и обратился к участковому врачу и объясняю ему на приеме.
- Доктор, я совсем замучился. Ложусь спать, а мне кажется, что под кроватью кто-то есть. Лезу под кровать, смотрю внимательно и тут чую, что кто-то на моей кровати лежит. Вылезаю из-под кровати, наверху никого нет, ложусь, чувствую - все-таки кто-то есть под кроватью. А когда снова лезу под кровать, мне кажется, что сверху кто-то есть. И так всю ночь.
- Да, - отвечает доктор - сложный синдром, но не переживайте, постараемся вас вылечим. Правда будем вас лечить долго, этак месяца два-три. Берем мы дорого, но, скорей всего, вылечим. Какое ваше состояние?
- Хреновое, - отвечаю я ему, - в корень измучился.
- Больной, - говорит доктор, - меня интересует ваше финансовое состояние, которое позволит мне правильно поставить диагноз и организовать лечение и решить, сможем ли мы искоренить болезнь или нет.
- А, вон как, ну тысяч пятнадцать наскребу, ну еще пятеркой свояк поможет, сестра две-три тысячи отвалит, пару тысяч у соседа займу, думаю, на круг четвертак будет, - отвечаю.
- Тогда, конечно, будем лечить, - отвечает доктор.
Но в больницу я Иван Кириллович не лег, меня свояк за бутылку белой вылечил.
- Это как, - опять удивленно спросил Иван Кириллович.
- Да выпили мы с ним, он мне и говорит - отпили ты на хрен ножки у кровати. Ну, я и отпилил, и пропал этот сложный синдром, словно его корова языком слизала, вот так и вылечился. И четвертак сберег. А в отношении тахикардии, ты Иван Кириллович соглашайся, заявляй, признаю такой диагноз, все правильно, по-научному. Здесь до тебя один господин, что на твоей кровати лежал, говорил, не признаю диагноз. Был я у нескольких врачей и ни один не согласен с моим диагнозом. Так ему наш врач Фриц Августович и ответил.
- Ну что ж, подождем вскрытия.
В этот момент в палату вошла медсестра и прервала их беседу. Чем-то поколдовала у стола, а затем подошла к Захару Степановичу и говорит.
- Больной, вот вам две таблетки, одну таблетку примете вечером, перед сном. Вторую таблетку утром, если проснетесь.
Потом идет к Ивану Кирилловичу, достает уже большую таблетку, ломает ее пополам и говорит.
- А вы больной, одну половину примете вечером, а другую утром и смотрите не перепутайте. И запейте вот этой микстурой.
Затем, что-то записала в журнал и вышла из палаты. В палате ненадолго наступила тишина. Через некоторое время Иван Кириллович повернулся к Захару Степановичу и спрашивает.
- Слушай, а тот, что лежал на моей кровати до меня, что с ним стало, вскрыли?
- Нет, он от вскрытия отказался и был выписан из больницы, его сейчас районный патологоанатом наблюдает, - ответил ему Захар Степанович.
И вновь стало тихо, каждый думал свою думу.
Ну, а в остальном все хорошо и понятно. Вокруг аккуратность и последовательность чувствуется, одним словом, все свое место имеет и все на своем месте находится. К примеру, вдруг в туалет по малому, приспичит, пожалуйста, утка есть. То есть это такой овальный, с удлинённым носом сосуд для мочи, для больных. Приземлиться пожелаешь - пожалуйста, табуретка иметься в наличии, если вдруг возымеешь желание очистить нос от слизи – опять, пожалуйста, сморкайся, сколько душе угодно, но в платок и не дай бог в простыню или в наволочку, проблем не оберешься. Ну, никак, это здесь не разрешается. Режим, заявляют у нас такой, сверху министерством здравоохранения из самой Москвы спущен, сморкаться в простыню и наволочку – запрещено.
Ну, запрещено, так запрещено и не сопротивляешься.
И кругом развернута такая деятельность, направленная к благополучию больного, такое проявления нежности и любви, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Вот, к примеру, вообразите, привезли, человека низкого по социальному положению, а по-нашему, бродягу и нате вам, пожалуйста, и поесть несут и в койку укладывают, и термометры назначают, и клизму предлагают, а некоторый народ заинтересованно осведомляться о состоянии его организма.
И кто осведомляется? Ответственные и ученые эскулапы, медицинские сестры и почему-то всегда санитар Спиридон Иннокентьевич.
И, Иван Кириллович, узрев все это своими очами, такую признательность испытал к окружающим эскулапам, что твердо решил, так этого он не оставит и материально, в силу своей деревенской возможности, отблагодарит.
Как и кого отблагодарить – ну ни как решить не может. Дать главному врачу, так он его и в глаза не видел. Отблагодарить Марию Ивановну, так к этой фигуре и в ясный день на сивой кобыле не подъедешь. Фрицу Августовичу, дать, душа не лежит. Ну, чистый немец. Его отец, может быть, нашего брата под Москвой калечил, а он его благосостояние подымать будет. Да, ни в жизнь. Не надо войной было на нас ходить. Медицинской сестре дать – возрастом не вышла, молодая еще благодарности получать.
В общем, начал, присматриваться. День прошел, присматривается, второй, присматривается, третий. Ну некому дать, если только санитару, Спиридону Иннокентьевичу.
Решил для начала с Захаром Степановичем посоветоваться.
- Послушай, Захар Степанович, как здесь с материальной благодарностью?
- Хорошо будет, - отвечает.
- А санитар, Спиридон Иннокентьевич, какой характеристики будет? - спрашивает Иван Кириллович.
- Нормальной характеристики будет, - отвечает Захар Степанович, - я неделю назад просил его свой диагноз растолковать, невротическая депрессия. Так он с большим удовольствием это за десятку сделал. Сходил куда-то, видимо посоветовался с кем-то, пришел и говорит. Вы больной пребываете в упадке и тоске, и состояние ваше хреновое, лечиться вам надо серьезно и основательно до полного выздоровления. Вот такой душевный человек, Спиридон Иннокентьевич, - проговорил Захар Степанович.
После такого разговора с Захаром Степановичем, Иван Кириллович решил за Спиридоным Иннокентьевичем более внимательно понаблюдать. И видит он, что санитар, Спиридон Иннокентьевич, личность здоровая, внушительная и больше других оказывает усердие и даже старается из всех сил. Посторонних посетителей, запросто так, без червонца, ни за что в палату не пустит. И завсегда он при деле, то форточку откроет – закроет, то паспорт у посетителей проверит, да и раньше всех на работу приходит, видимо о больных беспокоится, да и возрастом вышел, лет шестьдесят будет. Одним словом, идейный гражданин, старой закалки, эпохи недоразвитого коммунизма.
Хорошо, решил Иван Кириллович, дам ему. И начал обмозговывать, ну как Спиридону Иннокентьевичу впихнуть, да так чтобы и авторитет свой не потерять, высокие моральные качества перед окружающими не уронить, ну и конечно за такие дела по морде не получить.
Прошло три дня, и момент наступил.
Как-то вечером, заходит Спиридон Иннокентьевич в палату Ивана Кирилловича. И приветствует его, уважительно.
- Мое почтение вам, как настроение больной и скоро ли выпишут? Ходили ли вы сегодня по малому?
Вот оно, раскидывает мозгами Иван Кириллович, наступил, что ни есть подходящий момент.
- Как же, заявляю, - утром ходил по малому, да утку, медицинская сестра на анализы унесла и до сих пор не возвратила, народ волнуется. Ну, а если
вам Спиридон Иннокентьевич делать нечего и языком потрепать охота – милости просим на табуретку. Побеседуем.
Спиридон Иннокентьевич, долго ломаться не стал, огляделся по сторонам и сел на табуретку. Сидит и молчит. Ну, думает Иван Кириллович, пора приступать. И так осторожно начал задавать вопросы.
- Спиридон Иннокентьевич! Как там, Америка, в кризисе? Украина в НАТО вляпалась или еще нет? Хороша ли заработная плата?
- Хрен с этой Америкой и НАТО, - заявляет Спиридон Иннокентьевич, а вот заработная плата, маленькая, для поддержания тонуса не хватает и, если бы не идейные соображения, ушел бы я из больницы в коммерцию.
Здесь Спиридон Иннокентьевич, нагнулся и шепотом, оглядываясь по сторонам, проговорил на ухо Ивану Кирилловичу.
- Правда иногда, некоторые лица, обладающие большой внутренней культурой и, находясь даже на краю гибели, пытаются, во что бы то ни стало отблагодарить. Держи, говорят, Спиридон Иннокентьевич, от чистого сердца, за твои труды, двести рублей и живи счастливо.
Затем поправил подушку под головой Ивана Кирилловича и спрашивает.
- А вы благородных кровей будете и как у вас больной, с внутренней культурой?
От таких слов, Иван Кириллович, чуть даже с кровати не упал, но быстро пришел в себя и с облегчением, говорит.
- Благородных кровей, Спиридон Иннокентьевич, благородных, уважь, дорогой, сделай одолжение. И хотя я и не на краю гибели нахожусь, но отблагодарить вас пятый день как желаю и предаюсь мечтам. Не отказывай и прими от горячего сердца и чистых рук мою материальную благодарность.
Здесь, Иван Кириллович, достает две смятые бумажки по сто рублей и вручает Спиридону Иннокентьевичу. А он так галантно, взял финансы, а затем смастерил такой почтительный поклон с приседанием, что у Ивана Кирилловича отвисла от изумления челюсть и выкатились на лоб глаза. Даже Захар Степанович, сел на койку и замотал от изумления головой. Затем Спиридон Иннокентьевич попрощался, махнул рукой на прощания и вышел из палаты.
Иван Кириллович вздохнул с облегчением, пот лил с его лица, все произошло быстро и неожиданно, а главное без непредвиденных и неприятных эпизодов. Дело сделано, Иван Кириллович закинул руки за голову и лег на кровать с чувством выполненного долга. Через некоторое время он повернулся набок и обратился к Захару Степановичу.
- Ну, Захар Степанович, что скажешь, как я его уговорил, за пять минут?
- Да, а какой уважительный поклон отвесил, мелочь, а для взяткодателя приятно, говорил я вам, душевный он человек наш Спиридон Иннокентьевич, - ответил ему сосед.
Здесь дверь в палату отворилась, появилась медсестра и прервала их беседу.
- Хватит языком трепать, ужинать пора больные, быстро за стол. И выставляет с подноса на стол железные миски, ложки, вилки и посреди стола наваливает горой нарезанный черный хлеб.
Сели за стол. Захар Степанович, долго мешал ложкой в железной миске, тщательно пытаясь что-то отыскать, наконец, окликнул медсестру и говорит.
- Доченька, нам же с Иваном Кирилловичем, мясо положено!
- Положено – ешьте, - отвечает медсестра.
- Так оно ж ведь не положено – говорит Захар Степанович, показывая в железную миску.
- Не положено - не ешьте, - отвечает медсестра. Затем подходит ближе к Захару Степановичу и говорит.
- Тут, анализы ваши на кал поступили, зачитываю состав: вода, наполнитель органический, краситель коричневый, загуститель (Е415), консервант (Е202), ароматизатор, идентичный натуральному. Ну, Захар Степанович, по анализу вижу, вы до нас в супермаркете элитном отоваривались и не жаловались. А тут мясо положено не положено.
И медсестра, положив руки на бедра и приняв боевую стойку, как боксер на ринге, уже суровым голосом проговорила.
- Оно, мясо, положено, но видимо уварилось и вы его больные не видите, но едите. Ясно вам. Заболтали вы здесь меня, все, разговоры закончили, приятного всем аппетита, а мне в другую палату пора - и, хлопнув дверью, выскочила в коридор.
Иван Кириллович и Захар Степанович, молча поужинали, затем свет в палате погасили и погрузились в сон. Наступила ночь.
До получения Спиридоным Иннокентьевичем материальной благодарности, лежал Иван Кириллович в своей палате в высшей степени безмятежно и удобно, и кроме врачей и медицинских сестер его никто не беспокоил. А на следующий день санитар Спиридон Иннокентьевич, вроде бы как очумел от полученных двух бумажек по сто рублей. С его стороны благодарности и услуги, стали сыпаться как из рога изобилия. Только за один день, раз двадцать или двадцать пять он заходил в палату.
А началось все с раннего утра. Не успели петухи пропеть, как Спиридон Иннокентьевич появился в палате и заговорил.
- Иван Кириллович, как спалось, ходил ли ночью по малому?
- Два раза, в утку, - отвечает Иван Кириллович.
- А по большому ходили? Вновь спрашивает Спиридон Иннокентьевич.
- Нет, не ходил, - отвечает Иван Кириллович.
- Хорошо, очень хорошо - ответил ему Спиридон Иннокентьевич, что-то записал карандашом на клочок бумаги и ушел.
Через полчаса вновь, появился.
- Иван Кириллович, вы таблетку приняли, - спрашивает Спиридон Иннокентьевич.
- Принял и водой запил, - отвечает Иван Кириллович.
- С этого дня вот этой настойкой запивать настаиваю, лично мною из травы зверобой приготовлена, очень серьезная вещь, - говорит Спиридон Иннокентьевич.
- А поможет? - спрашивает Иван Кириллович.
- Безусловно. Ни один из тех больных, которых я поил этой настойкой, ко мне больше не обращались. Значит, вылечились, - отвечает Спиридон Иннокентьевич.
- Может не стоит вам так беспокоиться, из-за моей болезни, тахикардии мерзопакостной, у вас вряд ли есть лекарство от нее, - вздохнул Иван Кириллович.
- Не беспокойтесь, у меня уже столько лекарств имеется, что для некоторых из них еще и болезней нет, - ответил ему Спиридон Иннокентьевич и ушел.
Через полчаса вновь появился и так весь день. То зайдет кровать заправить, то зайдет ее расправить, то форточку откроет, то ее закроет, то табуретку к столу подвинет, то ее отодвинет. Только термометрами истерзал Иван Кирилловича. Если раньше за день медсестра раз или два ему температуру замерит, то он раз двадцать и все что-то пишет и пишет на клочке бумаги.
Иван Кириллович к нему и так и эдак. Еще сто рублей, ему сунул, будь добр, мил человек – отстань. А Спиридону Иннокентьевичу все бесполезно, он еще сильнее материальную благодарность отрабатывать начал, еще сильнее возбудился, прямо какой-то неистовый сделался.
Стал незнакомых людей в палату водить, как на экскурсию. Подведет к кровати и говорит.
- Вот, смотрите, это лежит Иван Кириллович, человек большой внутренней культуры и благородных кровей. Давайте, все вместе, пожелаем Ивану Кирилловичу быстрого выздоровления.
Ну, те и отвечают.
- Мы желаем вам Иван Кириллович, быстрого выздоровления, - и уходят. И так по три-четыре раза на день. Ну, а когда однажды в палату пришел какой-то мужик и стал спрашивать, где здесь Иван Кириллович, которому он выздоровления пожелать хочет, терпение Ивана Кирилловича окончательно и бесповоротно лопнуло. И как-то утром, когда Спиридон Иннокентьевич в очередной раз спрашивал у него, как спалось, и ходил ли он ночью по малому, Иван Кириллович, сорвался и все ему высказал.
- Ты зачем Спиридон Иннокентьевич, стервец и мерзавец, людей незнакомых ко мне в палату водишь, экскурсии устраиваешь, в краску вводишь, термометрами и клизмами меня мучаешь, не будет от меня больше тебе материальной благодарности. И пока тебя вижу, я отказываюсь от высокой культуры и благородных кровей.
А Спиридон Иннокентьевич, ему отвечает.
- На нет и суда нет. Подохнешь ты здесь как собака, - заявляет, - без поддержки квалифицированного медицинского персонала, - затем порвал свои записи и, хлопнув дверью, вышел из палаты.
И с этого момента у Ивана Кирилловича жизнь в больнице наладилась, вновь пошло все, как и раньше. Экскурсии закончились, настойку из травы зверобой медсестра в помойное ведро вылила, форточку открывают по мере необходимости, термометрами никто не мучает, про клизму забыли, так как стул стал нормальным, и никто больше Ивана Кирилловича не беспокоит.
Правда, осадок на душе у Ивана Кирилловича от материальной благодарности плохой остался. Лежит, размышляет, видимо не тому дал, опростоволосился.
Узрев такое подавленное состояние Ивана Кирилловича, Захар Степанович, говорит ему.
- Выкинь, ты из головы этого Спиридона Иннокентьевича. Ну не весь у нас медперсонал такой, как Спиридон Иннокентьевич. Вот я, например, года два назад столкнулась в роддоме с врачом высшей категории. Дочь у меня, Анастасия, рожала, ну и принесли ей ребенка, а она - в слезы, и при свидании нам с матерью жалуется.
- Пап, мам, - ревет, - ну как я его возьму? Муж - брюнет, я - тоже, а ребенок рыжий! Ваня, решит, что это от Чубайса. Я же в Роснано работаю. Нет! Ни за что не возьму!
Что делать, не знаю и решил я посоветоваться с врачом. Захожу к нему в кабинет и говорю, доктор, вот вам материальная благодарность в триста целковых, выручайте, беда у нас стряслась и все рассказал. А врач смеется и мне отвечает.
- Ну, Захар Степанович, успокойтесь. Это не беда. Вот у меня беда, так беда. Я пять лет назад развелся с женой и женился на молодой. А бывшая жена решила мне отомстить чисто по-женски. Она вышла замуж за отца моей молодой жены и стала мне тещей. Вот это беда. А с мужем вашей дочери, Ваней я поговорю - он еще и рад будет.
Подошел день выписки, пришли мы с Ванькой забирать ребенка с матерью, а врач приглашает нас в свой кабинет и говорит.
- Молодой человек, Ваня, прежде чем показать вам вашего мальчика, я должен задать один очень важный вопрос. Скажите честно, вы часто Ваня спите со своей женой?
Ваня с достоинством и гордостью отвечает.
- Каждый день, по три раза, утром, в обед и вечером.
Я как услышал про такой труд, хрюкнул, ну и кабеля Анастасии отхватила, раз в пять круче, чем наш бык племенной из колхоза. А врач говорит.
- Ну, Ваня. Я же просил честно, здесь все свои.
Ваня, уже без достоинства, заявляет.
- Раз в неделю.
- Молодой человек! Говорит врач.
Ваня совсем сник, опустил голову и говорит шепотом.
- Один раз в месяц.
Тут врач и говорит медсестре.
- Принесите ребенка. Пусть Ваня, посмотрит, что он наделал своим ржавым членом!
Вот так все и утряслось. И у дочери в семейном плане сейчас все хорошо, внучек подрастает, ну чистый Чубайс. Правда Ваня иногда перед зеркалом свой детородный орган рассматривает, но это мелочи, со временем пройдет. Вот это врач, настоящей врач, высшей категории, - закончил свой рассказ Захар Степанович.
Через неделю Ивана Кирилловича выписали, и уехал он домой к себе в деревню с убеждением, что есть еще на Руси настоящие врачи, высшей категории, с которыми правда ему пока не пришлось встретиться.
Понравился рассказ, ставьте лайк, комментируйте и подписывайтесь на канал.