Жизнь прожить, уважаемые товарищи, не поле перейти. В жизни то и дело случаются разные неприятности, утраты, изъяны и недоразумения. И в такой ситуации хорошо иметь родственную душу, доброго приятеля, к которому можно зайти в любое время и поделиться своими сомнениями. У меня, к счастью, такой знакомый имеется. Очень удобный в этом смысле человек. До статочно минут пятнадцать с ним пообщаться, как все ваши личные неприятности отлетают на задний план. Помню, первый раз я к нему зашел, когда меня обчистили в трамвае. Какой-то сукин сын вырезал карман у нового демисезонного пальто вместе с деньгами и двумя пригласительными на торжественный вечер по случаю праздника Восьмое марта. Даже пачку сигарет забрал, подлец. Начатую. И вот я оказался в таком дурацком положении. Во-первых, курить страшно хочется от Волнения, а нечего. Во-вторых, денег на обратный проезд нет. Деньги у меня вообще-то были. Во внутреннем кармане лежало четырнадцать рублей. Но не мои—профсоюзные , и я к ним, конечно, притронуться боялся. Дай, думаю, зайду к приятелю—он как раз тут поблизости живет. Посижу у него, перекурю и мелочи стрельну на дорогу. И зашел. Приятель оказался дома. Он стоял посреди комнаты, а вокруг него лежали не полностью еще распакованные новые стулья. — -----Привет,— поздоровался я.— С обновкой тебя, выходит? Ну, поздравляю. Я вот тоже пальто завел себе новое. Вернее, было новое. До сегодняшнего дня. А сегодня какой-то...
— Купил вот, как видишь,— перебил он меня.— Да разве это стулья? Дрова это! Он мрачно пнул ногой ближайший.
— По девять рублей штучка. Последние деньги угробил — завтра побираться пойду. А на черта они мне нужны, спроси. Ты думаешь, я на них сидеть буду? Да пусть меня лучше расстреляют! У меня вон табуретка есть, и то я ей не пользуюсь. Я в крайнем случае на корточках посидеть могу. А эту поганую табуретку на всякий случай держу : может, повеситься пригодится.
— Да что ты, что ты! — испугался я.
— Какие слова говоришь! Тебе еще жить да жить. Ну купил, ну аллах с ними—со всяким бывает. Запихай их в кладовку или на балкон выбрось... Часа полтора я его утешал. Кое-как поднял настроение. Денег дал взаймы до получки — казенных. Восемь рублей. А сам пошел домой пешком. За карман свой выпластанный уже, конечно, не держался. Господи, что там мой ничтожный карман, когда у человека такое потрясение! В другой раз я завернул к нему, когда мне в очередной, уже четвертый, раз отодвинули очередь на квартиру. Нашелся более нуждающийся товарищ, который в связи с переездом на его жилплощадь престарелого папаши не мог дальше помещаться с женой и двумя детьми в прежней трехкомнатной секции. Понятно, домой заявляться с такими новостями для меня был нож острый, и я побрел к моему знакомому. Он как раз затаскивал на четвертый этаж только что купленное пианино. То есть заносили, разумеется, нанятые грузчики, а он стоял внизу и истерично выкрикивал: — -------Так!.. Бей его о ступеньки! Царапай! Вали его, сволоча, на бок ! Ломай его! Уродуй!.. Увидев меня, он сделал плаксивое лицо и сказал:
— Есть у тебя раскладушка, старик? Ночевать попрошусь — не выгонишь?.. Мне уж теперь здесь не жить. Здесь теперь пианино жить будет. А я по квартирам пойду. На постой! Докатился до веселой жизни! Я охнул и, развернувшись, рысью побежал в магазин за бутылкой—сразу понял, что его в этаком состоянии насухую не утешишь. Никакие слова не возьмут... Когда у меня сгорел сарай вместе с мотоциклом «Ява», я уже знал, куда надо идти. Правда, нашел его не сразу. Оказалось, что он сменил квартиру и переехал в другой район. Пришлось разыскивать через справочное бюро. Застал я его в чрезвычайно угнетенном состоянии. Он лежал на кушетке, отвернувшись лицом к стене, и первое время даже не отвечал на вопросы. Только отбрыкивался локтями. Потом перевернулся на спину и, уставив скорбные глаза в потолок, тихо спросил:
— Ну, видал?
— Кого?
— Квартиру,— скривился он. — Еще бы. Аэродром! — Конура,— сказал он.— Да не в этом дело. Ты комнаты сосчитал?
— А как же ! Четыре штуки. Причем две несмежные. Люкс ! Помирать не надо.
— Теперь соображаешь?—спросил он.— Четырехкомнатную легче на две отдельные поменять. Я только сейчас докумекал. Лежал, лежал — и докумекал.
— Зачем же тебе менять? — удивился я. Он горько усмехнулся. — Мне-то не надо.
— И, приподнявшись на локтях, шепотом сказал: — Бросить она меня решила! Понял?
— Кто? Тася?.. Да что ты плетешь, опомнись!
— Точно,— сказал он.— Сомнений больше нет. Сам подумай: зачем ей четыре комнаты понадобились? Площадь-то почти не прибавилась — каких-нибудь три квадрата... Бросит, змеюга. По глазам вижу.
— Ладно,— сказал я.— Лежи. И будь спокоен. Я с ней поговорю. А сегодня у меня особенно мрачный день. Строгий выговор объявили. За растрату профсоюзных средств. И как я про те восемь рублей забыл! Вдобавок еще пальто новое, которое я после вырезания кармана в ремонт относил, в четырех местах прожгли. Насквозь, до подкладки. Но это все семечки по сравнению с тем, что случилось у него. Он на днях «Волгу» по лотерее выиграл. Надо идти к нему. Может , сумею чем-нибудь помочь!!