28 мая 1987 года, в четверг, около 19 часов на Красной площади приземлился легкомоторный самолёт «Цессна-172 Скайхок», в его кабине находился 18-летний немецкий пилот-любитель Матиас Руст. К самолёту начали стекаться зеваки, появились милиционеры и работники КГБ. На площади оказалось несколько туристов с видеокамерами – они засняли посадку «Цессны», и вскоре скандальные снимки облетели весь мир. Выяснилось, что молодой немец прибыл в Москву из Хельсинки (Финляндия), пересёк воздушную границу СССР, покрыл над советской территорий расстояние в сотни километров и никто не помешал ему это сделать.
Внезапная посадка немецкого самолёта в центре Москвы уже сама по себе воспринималась как нечто немыслимое. К тому же прилёт Руста, как на грех, совпал с профессиональным праздником пограничных войск КГБ СССР – Днём пограничника, и это совпадение выглядело словно насмешка над теми, кто охранял рубежи советской страны.
Уроженец города Веделя, расположенного неподалёку от Гамбурга, Матиас Руст являлся членом местного аэроклуба, который выдал ему пилотскую лицензию. 13 мая 1987-го он вылетел на «Цессне» на Шетландские острова, затем совершил ещё несколько перелётов — на Фарерские острова, в Исландию, Берген и Хельсинки. Утром 28 мая, предъявив финским диспетчерам план своего перелёта в Стокгольм, Руст в 13.10 поднялся в воздух. Однако через некоторое время он, отключив бортовую радиостанцию, круто развернул «Цессну» в сторону Финского залива. В плане введения в заблуждение наблюдающих служб пилот действовал очень грамотно: снизившись на высоту в 100 м, он вывел самолёт из зоны действия диспетчерского радара, направился к заранее намеченной точке вблизи от воздушной трассы Хельсинки – Москва, пересёк воздушную границу СССР и взял курс на советскую столицу.
Несколько раз моноплан Руста обнаруживали, в частности его «засекла» радиолокационная станция 6-й отдельной армии ПВО. В воздух был поднят истребитель МиГ-23. Но Руст, находившийся в тот момент на высоте 2000 м, заметив военный самолёт, снизился до 300 м. Высокоскоростной МиГ «проскакивал» тихоходную «Цессну», уходя далеко вперёд, а когда возвращался, уже не находил её: в тот день была сильная облачность и немец умело использовал погодный фактор. Вольтер Красковский, в то время генерал-лейтенант авиации, командующий войсками противоракетной и противокосмической обороны войск ПВО страны, писал в воспоминаниях, что из-за нарушителя в воздух шесть раз поднимались с разных аэродромов истребители-перехватчики; два из них обнаружили цель, но «преследование носило прерывистый характер, без чётких распоряжений экипажам на атаку и поражение».
Тут нужно учитывать, что после катастрофы в сентябре 1983-го с южнокорейским «Боингом» в войсках ПВО действовал приказ не сбивать гражданские самолёты. Помимо этого, Советский Союз участвовал в Чикагской конвенции, в которую в 1984 году был включён пункт о том, что легкомоторные спортивные самолёты можно принуждать к посадке, но нельзя сбивать. «Надо представить положение всех, кто руководил действиями перехватчиков, – писал Красковский. – Ведь по самолётам-нарушителям гражданской авиации огонь на поражение был запрещён, а принудить к посадке тихоходный самолёт реактивными сверхзвуковыми истребителями практически невозможно».
Одним словом, Русту удалось-таки долететь до Москвы и совершить посадку. Выбравшись из кабины, немец какое-то время общался с набежавшими зеваками, спустя час его арестовали. Некоторые исследователи считают, что в пути пилот делал посадку. Свою точку зрения они аргументируют двумя обстоятельствами. Первое: оказывается, из Хельсинки Руст вылетел в джинсах и зелёной рубашке, а приземлившись в Москве, вышел из кабины в комбинезоне красного цвета. И второе: на стабилизатор хвостового оперения «Цессны», севшей на Красной площади, было наклеено изображение перечёркнутой атомной бомбы, а когда Матиас ещё находился в Хельсинки, такого изображения на моноплане не было. Сам пилот пояснил, что бомба символизирует землю, а три стабилизатора обозначают «три опоры человеческой цивилизации — Свободу, Равенство и Братство». Закономерно возникают вопросы, где и когда нарушитель переоделся, где и когда на его моноплане появилось изображение бомбы?
Суд над нарушителем начался 2 сентября 1987-го. В ходе слушаний он заявил, что его перелёт – это «призыв к миру». Спустя многие годы, давая интервью телерадиокомпании Би-Би-Си, Матиас говорил, что хотел «построить воображаемый мост между Западом и Востоком», показать, «как много людей в Европе желают улучшить отношения с СССР». На процессе ему вменили в вину хулиганство, нарушение авиационного законодательства и незаконное пересечении советской границы. В итоге Руст получил 4 года лишения свободы. Впрочем, срок он отбывал в относительно комфортных условиях – в Мордовии, в тюремном комбинате, где изготовляли мебель. Публицист Вольфганг Акунов, осуществлявший перевод во время судебного процесса, замечает, что «с ним [Рустом] вообще носились буквально как с писаной торбой».
К слову, Акунов подчёркивает важную деталь: Руст занимался не в одном, а в двух аэроклубах – в Веделе и Гамбурге. Такую же информацию сообщает историк и директор Музея истории Войск ПВО Юрий Кнутов: по его словам, Руст закончил ещё одну авиашколу, «очень дорогую, где готовили суперспециалистов; кто платил за неё – неизвестно». А военные эксперты, анализировавшие посадку немца на Красную площадь, в один голос утверждают, что сделать это мог только лётчик-профессионал высокого класса.
Тюремное заточение Руста длилось недолго: уже 3 августа 1988-го его освободили по амнистии, и он вернулся в ФРГ.
Вольтер Красковский вспоминает, что тогда, в мае 1987-го, он предвидел, что ажиотаж вокруг истории с Рустом «примет государственный масштаб, собьёт с толку население страны, поколеблет веру в вооружённые силы». Действительно, провокация немца дала мощный импульс кампании по дискредитации армии, насмешкам над военными. Евгений Евтушенко сочинил стихотворение о том, как «нахальный аэрокурёнок чуть Кремль не сшиб – всё оттого, что был прошляплен он спросонок коалами из ПВО». Красную площадь в шутку стали называть «Шереметьево-3».
А вот для Михаила Горбачёва сложившаяся ситуация сработала «в плюс», позволив ему инициировать масштабные увольнения и кадровые изменения в вооружённых силах. Уже через два дня после появления Руста на Красной площади от своих должностей были освобождены министр обороны СССР Сергей Соколов и командующий ПВО страны Александр Колдунов. Эти военные деятели противостояли Горбачёву в вопросе о сокращении вооружений.
Как раз в то время, весной 1987-го, генсек сначала предложил ликвидировать ракеты средней дальности, а затем и меньшей дальности (у США таких ракет почти не было, иными словами, Михаил Сергеевич проявил готовность к уничтожению ракет в одностороннем порядке). А Руст приземлился в Москве в тот самый день, когда Горбачёв с Соколовым находились в Берлине на заседании консультативного комитета стран Варшавского договора. Комитет принял декларацию, в которой ОВД (Организация Варшавского договора), объявляя о пересмотре своей военной доктрины, призвала к одновременному роспуску ОВД и НАТО. Незадолго до этого совещания, 8 мая, на заседании Политбюро был поднят вопрос о частичном сокращении советских войск в странах Восточной Европы, и Соколов стал категорически возражать против такой инициативы. «Вывод войск был бы политической ошибкой», – заявил Сергей Леонидович.
Горбачёв делал всё больше очевидных уступок «западным партнёрам», а в среде профессиональных военных это вызывало нарастающее раздражение и недовольство. Скандал с Рустом разразился в тот самый момент, когда это противостояние резко обострилось. Прилёт немецкого «аэрокурёнка» дал Горбачёву возможность выбить с политического поля наиболее серьёзных оппонентов из числа военных, и в результате новым министром обороны стал Дмитрий Язов.
Уильям Одом, один из советников Збигнева Бжезинского по военным вопросам, в 1985–1988 гг. – директор Агентства национальной безопасности США, отмечал, что «после пролёта Руста в советской армии были проведены радикальные изменения, сопоставимые с чисткой вооруженных сил, организованной Сталиным в 1937 году». Руководящий состав министерства обороны, включая командующих военными округами, почти полностью был заменён.
Неудивительно, что многие советские военные деятели расценивали полёт Руста как хорошо организованную провокацию западных спецслужб. Такой точки зрения придерживался, например, генерал армии Пётр Дейнекин, считавший, что эта операция была проведена «с ведома отдельных лиц из тогдашнего советского руководства». Бывший офицер КГБ СССР Игорь Морозов тоже убеждён, что «к осуществлению грандиозного проекта были привлечены лица из ближайшего окружения Горбачёва». Валерий Легостаев, в то время помощник Егора Лигачёва, вспоминает, что в начале июня 1987-го в его кабинете появился «архитектор перестройки» Александр Яковлев. Он зашёл к Легостаеву после заседания Политбюро, где «проводились кадровые разборки в связи с делом Руста», находился «в приподнятом, почти праздничном расположении духа» и прямо с порога, триумфально выставив вперёд ладони, выпалил: «Во! Все руки в крови! По локти!» После чего возбуждённо рассказал, что «было принято решение о смещении с постов ряда высших советских военачальников». Именно это и привело Яковлева в неописуемый восторг.
Последствия этих решений были катастрофичными для армии. «Постепенно началась чистка, – рассказывает Олег Гриневский, в то время посол по особым поручениям МИД СССР, руководитель советской делегации на Стокгольмской конференции по разоружению в Европе. – К концу 1988 года были заменены все заместители министра обороны (за исключением двоих), все первые заместители начальника Генштаба, командующий и начальник штаба Вооружённых Сил Варшавского договора, все командующие групп войск и флотов, командующие военных округов Советского Союза…»
Горбачёв в своих воспоминаниях «Жизнь и реформы» победно хвастался, что «на пенсию отправили 1200 генералов». После этого погрома, произведённого в военном командовании, генсек с удовлетворением сказал своему помощнику Анатолию Черняеву: «Теперь умолкнут кликуши насчёт того, что военные в оппозиции к Горбачёву, что они вот-вот скинут его…»
«Если бы Руста не было, его нужно было выдумать» – такое заключение делает историк Александр Островский в книге «Глупость или измена? Расследование гибели СССР». Выдумать именно для того, чтобы обезглавить руководство советской армии и развязать Горбачёву руки в отношении подписания договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности. Так что, когда Руст говорил в интервью: «Я помог Горбачёву начать перестройку гораздо раньше, чем это могло бы произойти без моего полёта», он был очень близок к истине.