1. Текст 1.
«Буржуазия во Франции и в Англии завоевала политическую власть. Начиная с этого момента, классовая борьба, практическая и теоретическая, принимает всё более ярко выраженные и угрожающие формы. Вместе с тем пробил смертный час для научной буржуазной политической экономии. Отныне дело шло уже не о том, правильна или неправильна та или другая теорема, а о том, полезна она для капитала или вредна, удобна или неудобна, согласуется с полицейскими соображениями или нет. Бескорыстное исследование уступает место сражениям наёмных писак, беспристрастные научные изыскания заменяются предвзятой, угодливой апологетикой. Впрочем, претенциозные трактатцы, издававшиеся Лигой против хлебных законов с фабрикантами Кобденом и Брайтом во главе, всё же представляли своей полемикой против землевладельческой аристократии известный интерес, если не научный, то, по крайней мере, исторический. Но со времени сэра Роберта Пиля и это последнее жало было вырвано у вульгарной политической экономии фритредерским законодательством».
Маркс, К. Послесловие ко второму немецкому изданию 1872 года первого тома «Капитала».— Маркс, К. Энгельс, Ф. Сочинения. Изд. 2. В 50 тт. Т. 23. М.: Государственное издательство политической литературы, 1960. С. 17.
2. Внимательному читателю данного отрывка из Послесловия К. Г. Маркса к его «Капиталу» очевидно, что подобное деление на научную (и, вероятно, истинную) и ненаучную (и, вероятно, ложную и лживую) буржуазную политическую экономию возможно только при наличии истинного критерия научности (истинности). Как К. Г. Маркс приобрёл этот критерий, если он сам пребывает в системе взаимодействия двух факторов: бытия и определяемого им сознания? Индивидуально-лично избавить своё сознание от детерминирующего бытия К. Г. Маркс не может. Такая невозможность строго согласуется с его материалистическим пониманием истории, по которому без всяких изъятий сознание определяемо бытием. Или, для получения этой возможности, К. Г. Марксу прежде необходимо констатировать полную независимость своего сознания от бытия, позволяющую свободно судить о ценности и адекватности идей миру как собранию воплощений этих идей. Критерий научности (истинности) должен в этом случае располагаться вне эмпирических наук, которые могут быть (1) более научными, (2) менее научными, (3) шибко научными и (4) шибко ненаучными. Это плавание по морям научности обеспечивается лишь неподвижным и располагающимся на суше критерием или квантором научности. Сама возможность большей или меньшей научности, полной эталонной научности и полной показательной ненаучности обеспечена абсолютной и исчерпывающей научностью (истиной), научностью как идеей научности (идеей истины). Ведь если нет полноты, как может существовать часть, толика?
3. А что будет, если к власти прорывается другой класс, например, пролетариат? И вот пролетариат достигает своей цели, осуществляет революцию и берёт власть в свои руки? Да то же самое!
4. Текст 2.
«Я здесь остановлюсь прежде всего на вопросе о коммунистической морали.
Вы должны воспитать из себя коммунистов. Задача Союза молодежи — поставить свою практическую деятельность так, чтобы, учась, организуясь, сплачиваясь, борясь, эта молодежь воспитывала бы себя и всех тех, кто в ней видит вождя, чтобы она воспитывала коммунистов. Надо, чтобы всё дело воспитания, образования и учения современной молодежи было воспитанием в ней коммунистической морали.
Но существует ли коммунистическая мораль? Существует ли коммунистическая нравственность? Конечно, да. Часто представляют дело таким образом, что у нас нет своей морали, и очень часто буржуазия обвиняет нас в том, что мы, коммунисты, отрицаем всякую мораль. Это — способ подменять понятия, бросать песок в глаза рабочим и крестьянам.
В каком смысле отрицаем мы мораль, отрицаем нравственность?
В том смысле, в каком проповедовала её буржуазия, которая выводила эту нравственность из велений бога. Мы на этот счёт, конечно, говорим, что в бога не верим, и очень хорошо знаем, что от имени бога говорило духовенство, говорили помещики, говорила буржуазия, чтобы проводить свои эксплуататорские интересы. Или вместо того, чтобы выводить эту мораль из велений нравственности, из велений бога, они выводили её из идеалистических или полуидеалистических фраз, которые всегда сводились тоже к тому, что очень похоже на веления бога.
Всякую такую нравственность, взятую из внечеловеческого, внеклассового понятия, мы отрицаем. Мы говорим, что это обман, что это надувательство и забивание умов рабочих и крестьян в интересах помещиков и капиталистов.
Мы говорим, что наша нравственность подчинена вполне интересам классовой борьбы пролетариата. Наша нравственность выводится из интересов классовой борьбы пролетариата.
Старое общество было основано на угнетении помещиками и капиталистами всех рабочих и крестьян. Нам нужно было это разрушить, надо было их скинуть, но для этого надо создать объединение. Боженька такого объединения не создаст.
Такое объединение могли дать только фабрики, заводы, только пролетариат, обученный, пробуждённый от старой спячки. Лишь тогда, когда этот класс образовался, тогда началось массовое движение, которое привело к тому, что мы видим сейчас, — к победе пролетарской революции в одной из самых слабых стран, три года отстаивающей себя от натиска буржуазии всего мира. И мы видим, как пролетарская революция растёт во всём мире. Мы говорим теперь на основании опыта, что только пролетариат мог создать такую сплочённую силу, за которою идёт раздробленное, распылённое крестьянство, которая устояла при всех натисках эксплуататоров. Только этот класс может помочь трудящимся массам объединиться, сплотиться и окончательно отстоять, окончательно закрепить коммунистическое общество, окончательно его построить.
Вот почему мы говорим: для нас нравственность, взятая вне человеческого общества, не существует; это обман. Для нас нравственность подчинена интересам классовой борьбы пролетариата.
А в чём состоит эта классовая борьба? Это — царя свергнуть, капиталистов свергнуть, уничтожить класс капиталистов.
А что такое классы вообще? Это то, что позволяет одной части общества присваивать себе труд другого. Если одна часть общества присваивает себе всю землю, мы имеем классы помещиков и крестьян. Если одна часть общества имеет фабрики и заводы, имеет акции и капиталы, а другая работает на этих фабриках, мы имеем классы капиталистов и пролетариев.
Нетрудно было прогнать царя — для этого потребовалось всего несколько дней. Не очень трудно было прогнать помещиков, — это можно было сделать в несколько месяцев, не очень трудно прогнать и капиталистов. Но уничтожить классы несравненно труднее; всё ещё осталось разделение на рабочих и крестьян. Если крестьянин сидит на отдельном участке земли и присваивает себе лишний хлеб, т. е. хлеб, который не нужен ни ему, ни его скотине, а все остальные остаются без хлеба, то крестьянин превращается уже в эксплуататора. Чем больше оставляет он себе хлеба, тем ему выгоднее, а другие пусть голодают: «чем больше они голодают, тем дороже я продам этот хлеб». Надо, чтобы все работали по одному общему плану на общей земле, на общих фабриках и заводах и по общему распорядку. Легко ли это делать? Вы видите, что тут нельзя добиться решения так же легко, как прогнать царя, помещиков и капиталистов. Тут надо, чтобы пролетариат перевоспитал, переучил часть крестьян, перетянул тех, которые являются крестьянами трудящимися, чтобы уничтожить сопротивление тех крестьян, которые являются богачами и наживаются на счёт нужды остальных. Значит, задача борьбы пролетариата ещё не закончена тем, что мы свергли царя, прогнали помещиков и капиталистов, а в этом и состоит задача того порядка, который мы называем диктатурой пролетариата.
Классовая борьба продолжается; она только изменила свои формы. Это классовая борьба пролетариата за то, чтобы не могли вернуться старые эксплуататоры, чтобы соединилась раздробленная масса тёмного крестьянства в один союз. Классовая борьба продолжается, и наша задача подчинить все интересы этой борьбе. И мы свою нравственность коммунистическую этой задаче подчиняем. Мы говорим: нравственность это то, что служит разрушению старого эксплуататорского общества и объединению всех трудящихся вокруг пролетариата, созидающего новое общество коммунистов.
Коммунистическая нравственность это та, которая служит этой борьбе, которая объединяет трудящихся против всякой эксплуатации, против всякой мелкой собственности, ибо мелкая собственность даёт в руки одного лица то, что создано трудом всего общества. Земля у нас считается общей собственностью.
Ну, а если из этой общей собственности я беру себе известный кусок, возделываю на нём вдвое больше хлеба, чем нужно мне, и излишком хлеба спекулирую? Рассуждаю, что, чем больше голодных, тем дороже будут платить? Разве я тогда поступаю, как коммунист? Нет, как эксплуататор, как собственник. С этим нужно вести борьбу. Если оставить так, то всё скатится назад, к власти капиталистов, к власти буржуазии, как это бывало не раз в прежних революциях. И, чтобы не дать снова восстановиться власти капиталистов и буржуазии, для этого нужно торгашества не допустить, для этого нужно, чтобы отдельные лица не наживались на счёт остальных, для этого нужно, чтобы трудящиеся сплотились с пролетариатом и составили коммунистическое общество. В этом и состоит главная особенность того, что является основной задачей союза и организации коммунистической молодежи.
Старое общество было основано на таком принципе, что либо ты грабишь другого, либо другой грабит тебя, либо ты работаешь на другого, либо он на тебя, либо ты рабовладелец, либо ты раб. И понятно, что воспитанные в этом обществе люди, можно сказать, с молоком матери воспринимают психологию, привычку, понятие — либо рабовладелец, либо раб, либо мелкий собственник, мелкий служащий, мелкий чиновник, интеллигент, словом, человек, который заботится только о том, чтобы иметь своё, а до другого ему дела нет.
Если я хозяйничаю на этом участке земли, мне дела нет до другого; если другой будет голодать, тем лучше, я дороже продам свой хлеб. Если я имею своё местечко, как врач, как инженер, учитель, служащий, мне дела нет до другого. Может быть, потворствуя, угождая власть имущим, я сохраню своё местечко, да ещё смогу и пробиться, выйти в буржуа. Такой психологии и такого настроения у коммуниста быть не может. Когда рабочие и крестьяне доказали, что мы умеем своей силой отстоять себя и создать новое общество, вот здесь и началось новое коммунистическое воспитание, воспитание в борьбе против эксплуататоров, воспитание в союзе с пролетариатом против эгоистов и мелких собственников, против той психологии и тех привычек, которые говорят: я добиваюсь своей прибыли, а до остального мне нет никакого дела.
Вот в чём состоит ответ на вопрос, как должно учиться коммунизму молодое подрастающее поколение.
Оно может учиться коммунизму, только связывая каждый шаг своего учения, воспитания и образования с непрерывной борьбой пролетариев и трудящихся против старого эксплуататорского общества. Когда нам говорят о нравственности, мы говорим: для коммуниста нравственность вся в этой сплочённой солидарной дисциплине и сознательной массовой борьбе против эксплуататоров. Мы в вечную нравственность не верим и обман всяких сказок о нравственности разоблачаем. Нравственность служит для того, чтобы человеческому обществу подняться выше, избавиться от эксплуатации труда».
Ленин, В. И. Задачи союзов молодёжи. — Ленин, В. И. Полн. собр. соч. Изд. 5. В 55 тт. Т. 41. М.: Издательство политической литературы, 1981. Сс. 308— 313.
5. Как верный ученик К. Г. Маркса В. И. Ульянов (Н. Ленин) неукоснительно проводит в своём рассуждении принцип эмпиризма, причём жгучего, ядовитого эмпиризма.
«Вот почему мы говорим: для нас нравственность, взятая вне человеческого общества, не существует; это обман. Для нас нравственность подчинена интересам классовой борьбы пролетариата».
Нравственность трижды вколочена в материю. (1) Сперва в человеческое общество. И не существует в абстракции от человеческого общества. (2) Потом в классы, в частности, в пролетариат. (3) Наконец, подчинена интересам классовой борьбы пролетариата. То есть даже внутри пролетариата она не господствует над этим куском материи, пролетарием, а рабствует у его классовых интересов, подчинена им. Кроме сознания и деятельности, зачем пролетариату какая-то ещё мораль? Зачем ему какая-то нравственность? С помощью своего, пролетарского, сознания он осознает коренные нужды и интересы своего бытия, пролетарское бытие поможет ему их осознать, подтолкнёт или даже детерминирует это осознание. После этого только останется деятельно удовлетворять свои нужды, деятельно осуществлять свои интересы. Зачем в этой животной механике материализма ещё какая-то мораль? Какова она по содержанию? В каких формах представлена? Какие функции выполняет, кроме подчинения «интересам классовой борьбы пролетариата»?
6. В. И. Ульянов (Н. Ленин) согрешил бы против принципа эмпиризма если бы точно так же, эмпирически, не понимал бы и формы морали и нравственности, предлагаемые классами буржуа и феодалов.
«В каком смысле отрицаем мы мораль, отрицаем нравственность?
В том смысле, в каком проповедовала её буржуазия, которая выводила эту нравственность из велений бога. Мы на этот счёт, конечно, говорим, что в бога не верим, и очень хорошо знаем, что от имени бога говорило духовенство, говорили помещики, говорила буржуазия, чтобы проводить свои эксплуататорские интересы. Или вместо того, чтобы выводить эту мораль из велений нравственности, из велений бога, они выводили её из идеалистических или полуидеалистических фраз, которые всегда сводились тоже к тому, что очень похоже на веления бога.
Всякую такую нравственность, взятую из внечеловеческого, внеклассового понятия, мы отрицаем. Мы говорим, что это обман, что это надувательство и забивание умов рабочих и крестьян в интересах помещиков и капиталистов».
То есть и здесь мораль и нравственность мыслятся как подспорье в осуществлении классовых интересов. И тут можно найти единственное отличие от классовой морали и классовой нравственности пролетариата. Если у пролетариата мораль и нравственность — к шубе не пришей рукав, для пролетария они логически неуместны и бытийно излишни, то для классов буржуа и феодалов (помещиков тож) мораль и нравственность уместны и функциональны. Они предназначены для охмурения трудящихся масс, внушения им покорности и смирения со своим состоянием изнурённых трудом, закабалённых людей.
Вполне возможно, что только с такой, классовой, моралью господствующих классов Ильич и был знаком. Но условием мыслимости эмпирических классовых морали и нравственности являются универсальные мораль и нравственность. Иначе эти разноклассовые нормы даже невозможно будет обобщить и присвоить им единые имена морали и нравственности.
7. Не следует думать, что в этом эмпирическом обнажении науки ли, морали и нравственности ли есть некий теоретический цинизм, который стоит приветствовать как поставивший точки над i и ё. Исключительность эмпиризма не только цинична и откровенна, но и чудовищно неполна, кретинистична, ограниченна и недодумана, если не сказать — безумна. Это всего лишь пребывание в реальности, отслеживание её текущих тенденций и попытка ловить рыбу в её мутных потоках. Успех рыбалки, богатый улов, есть успех эмпирика. Все деловые люди, люди бизнеса и предпринимательства — такие эмпирики. Все наёмные рабочие и служащие, без зауми или просто задумок помимо работы и службы, — такие эмпирики. Все животные и растения — такие эмпирики. Все бактерии, грибы и археи — такие эмпирики.
Но стоит вам поставить перед собой цель, не умещающуюся в эмпирическое существование, и начать её осуществление, вы моментально оторвётесь от эмпирии и в вашу жизнь вклинится идеал, а вместе с ним, возможно, и наука, и мораль, и нравственность как умные реальности, существующие сами для себя и лишь позволяющие человеку приобщиться к ним.
2021.05.28.