Глава 17
«Иду, бегу к любимой. Ноги несут, руки машут. Трава, кусты, асфальт, ржавые ворота гаражей. Жадные до хлебных крошек воробьи – все орет благим матом: к ней, к ней, к ней. К судьбе моей. Судьба, понимаешь, друг. Никуда не деться. Только самоликвидироваться от счастья, но это дудки. Не затем меня мама на свет родила, чтобы я, конь вороной, из такой задницы выбрался и за здорово живешь, пропал. Теперь все будет по-другому. Свадьба, а лучше венчание в церкви Спаса на Крови, как у людей, так крепче узы Гименея свивают гнезда, похожие на драники. Белые одежды, черный пиджак. Муж – олицетворение крепкого кулака, надежности, житейской мудрости. Жена – лебедь белая, послушная, как глина. Терпеливая, не гулящая. Черное, белое. Инь, янь. День, ночь. Красная – синяя, армейская порода.
Вот она, Лена, Леночка - упрямо стоит на одной ножке, как оловянный солдатик, немая балерина, сторожит мой покой и свой пост. Все-таки, если честно, какой же у неё глупый вид на станции, даже не смешной. Трагикомичный. Ну, нельзя, нельзя женщине в форму влезать, не её это дело. Тем более в метро.
Русские воины во все времена, ходили на врага, мужчины с карающими мечами, с железными ведрами на пустых головах, бабы плакали. Детей берегли. Какого черта государство нарушает закон старины? Что ему, мужичков мало, под нож истории подставлять? Если бабу разозлить, научить убивать, конец всему настанет. Кто рожать будет? Японцы? А если война повсюду, кругом и спасу от нее нет? Тотальная битва, все против всех, за еду, за место наблевать за праздничным столом, тогда что? Детей под ружье. Дойдет и до этого. Уже доходило и не раз, вспомните босоногий гарнизон, молодую гвардию, Тимура и его команду. Это у нас навскидочку, из недалекого прошлого. А у них, за бугром: косматых, бородатых, бритых исправно, зачем им все это? Кто же тот, безликий Карабас, что заправляет кровавой кашей передела мира, где водится сей адский повар, и какова его конечная яичница? Ребенок, для таких ребят, равно – автомат, мина, фугас, острый нож для отрезания неверных голов. Это «свой» пацан, идейный. А выродков, его ровесников, неверных псов отступнических матерей и отцов – в огонь, в землю, на органы. А дальше, только роботов в пекло. Только не себя. Животные уже были: боевые слоны, римские колесницы, их эпигоны – тачанки революции. Дельфины – минеры подводных лодок, крысы, выгрызающие танковые провода и уничтожающие запасы продовольствия осажденных городов. Окопные вши, насекомые выкашивающие целые подразделения, без войсковых операций, без лобовых атак. Сибирские коты, завезенные в Ленинград после блокады, на борьбу с мерзкими ворами-грызунами. Вот сколько у вас пороха, и это еще не все. Дорогой Карабас, когда же найдется тот носатый Буратино, который задергает вас до инфаркта и окончательно изведет со свету. Решит вопрос. Как же легче задышется всем актерам на планете. Какие великие, поучительные спектакли, поставят новые карабасы.
Ладно, если вы не уберегли детей, то надо сохранить, хотя бы женщин. Для продолжения рода человеческого. Я буду заботиться о Лене, как никто другой. Пылинки сдувать. Одевать ее, как добрая волшебница, злую Золушку, любя и негодуя одновременно. В сказочные одежды, в ледяные сарафаны. Вместо не актуальных, малоразмерных туфлей, мы обуемся в высоченные ботильоны, ох, как бы мы великолепно смотрелись – я, песик элегантный, невысокого росточка, худой, чахоточный благородец, и она – величавая королева с хлыстом для верховой езды. Принеси – подай. «Садо – Мазо»: как изъясняются - продвинутые блатари, косящие под истерзанных кокаином, старорежимных графьёв. Никакой прислуги, все сам. Все включено. Я буду убирать за собой. Не беспорядничать. Не гадить, как рыжий, наглый кот, по углам. Я открою для неё эликсир молодости, на основе тибетских трав и вытяжки из высушенного мозга Далай-ламы. Она будет жить вечно, выпивая по утрам два стакана божественного напитка.
Ладно, проехали, дорогие товарищи, доценты с кандидатами. А еще, я, и не на такие подвиги способен, если прижать к стенке. Продам америкашкам своего червя. И угря до кучи, самого радужного на свете. Пусть озабоченные янки проверяют его половую принадлежность. Все равно, им не докопаться до истины. Как вертлявый землелаз размножается, разумею только я, да кулик в болоте. И никакой милиции, никакого поста. Мы с Ленкой, уедем жить в другой город, где нас никто не знает, и знать не хочет. Желательно с проходом к морю. Бесплатным и роковым. У нас будет двое детей, две девочки, ну ладно, пусть мальчики. Все равно. Дети намертво связывают любящих людей. Они усекают разгульную природу настоящего самца, прихватывают страсть женского общежития. Глядя, задом наперед, на толстое рыло биологического родителя, прищуриваясь, гримасничая, выпуская смешные звуки из всех свеженародившихся отверстий, дети растут как грибы. Не по дням, а по часам. Глядь, только возил чадо в коляске, вытирал сопли, менял пеленки, а уже в школу пора собирать. Дети молодят веселых, беззаботных родителей, и - неизбежно старят, брюзжащих, вечно недовольных, бабок ёжек и переработавших на дядю Васю, кощеев. Гусь, с козлиной бородкой вытаскивает своего малыша из норы – кроватки, делает счастливую физиономию, приноравливается. Затем, заливаясь дурацким смехом, резко подбрасывает дитё вверх. Во время очередного ловка, счастливый родитель, щекочет мальчика, или девочку жесткими усами, похлопывает по попке, как бы говоря: только попробуй, забалуй у меня, щенок. Все по-моему, будет. И жизнь твоя, принадлежит мне. Я отпускаю тебя, малыш, немного погулять, подбрасывая в небеса, но ловлю в цепкие лапы на земле, каждый раз. Моя галлюцинация беспредельна. Некоторые, особо одаренные родители, ловят своих бывших детишек, до пятидесяти лет, а потом удивляются: а почему это, он у меня такой жирный кабан и ничего не хочет делать? А она – пугливая жаба в очках и без мужика. Ходит, брюзжит, уничтожая все живое на своем пути.
Меня папа, дай бог ему здоровья, никогда не подбрасывал, соответственно и не ловил. Я лежал, ползал, потом вставал, падал на коленки, резко пошел, и когда перестал размазывать кашу по столу, родитель решил: в науку. За парту. В лоно естествоиспытания. Наука – подарила мне заметную худобу, мир загадок, страсти, ответов на несуществующие вопросы. Мир лаборанток из простых семей, в белых халатах и без них. Благодаря любопытной «варваре», я научился отличать зерна от плевел. То есть приобрел, какое-никакое, а понятие. Сидя в аудитории, ты вкушаешь ядовитое варево, из амбиций профессора, собственной мысленной лени, и звуками весенней улицы. Вечное, не хотим учиться, а хотим гулять. Жизнь научит, жизнь подскажет, подсмотрит, из-за угла, как другой ошибается, и обязательно поправит. Меня поправило, я захожу на станцию, как король. Без билета. Вот она, судьба моя, ну здравствуй, это я»»
«Саша, ты чего так рано пришел. Надо было в обед. Поел бы, посидели. Слушай, я тут соленых огурчиков прикупила, ну прям, как у нас дома, бабушка солила. Потом в погреб ставила, на зиму. Меня неотвратимо страшил черный лаз в полу, накрытый двумя широкими, крашеными досками, с подозрительно прикрепленным кольцом, к одной из них. Эта конструкция напоминала кольцо, продернутое в свирепую ноздрю огромного мохнатого быка. Бык крутился, бесился, но был отброшен опытной рукой в сторону. Прочь, возмутитель деревенского спокойствия, не мешай доставать охлажденные продукты питания, заботливо приготовленные собственными руками, и собранные со своего огорода. Я просила бабушку, не лазить в преисподнюю так часто, по пустякам. Только за варением. Стоя на краю обрыва, и видя ее наклоненную голову в теплом, цветастом платке, я представляла себя величайшим исследователем земных тайн. А вдруг, там живут мыши? И ночью, в предрассветной тьме, когда слышны все земные шорохи, они устроят адскую карусель. Украдут венчальное колечко, подаренное гордым Каем. Я плакала от счастья, тихонечко, не в голос, чтобы не разбудить родных, и надевала на детский пальчик, свернутое из проволоки кольцо оберег.
«Вот не пойму я, Сашка, у меня постоянное желание, какую-то ерунду съесть. Всяку бяку, прям до смешного доходит. Вижу иногда, женщина идет с беляшом, или чебуреком, и очень хочется подойти, попросить: отломи мать, пожалуйста, кусочек. Раньше такого не было. Да что там, никогда такого не было. Организм, словно надули невидимым насосом. Руки опухли, ноги отекли. Голова – то смеется, то улыбается. Служить тяжело стало. Постоянно в туалет по малому хочется. Знаешь, Саша, наверное, я беременна. Но точно не от Мишки, и не от тебя. Я не знаю от кого. В наш век машин и радиогенераторов, невозможно себе представить зачатие от силы мысли, например. Или от святого духа. А почему бы и нет. В Библии написано, черным по белому, зачала от святого духа. Надо почитать, Саш. Интересная книга, только опять переврали всё. Говорят, ее много раз переписывали. Но за неимением ничего посвежее, прочитать все равно нужно. Знаешь, Саша, мне иногда кажется, что весь мир перевернулся верх дном. Как таз с кипящим джемом. Клубничная кровь залила всю кухню, крик, ор стоит несусветный. Как убирать то? Старалась, грядки поливала, в жару собирала, ягодка к ягодке – а тут, на тебе. Огромная дымящаяся лужа на полу. Так и англо-саксы, и япошки, и поляки. Нагадят выше крыши, разнесут по кирпичикам, растащат по норкам, пусть с пола, зато мое. Дай им волю, они мать родную на органы разберут, ничего святого. Чему их в школе учат, непонятно. Вот ты, молодым ученым был, объясни мне, дуре деревенской, пожалуйста. Почему из каждого репродуктора, с утра до вечера одно и то же дерьмо льется? Гласность, разоружение, перестройка, претворим решения съезда в жизнь. К чему бы это? А люди, вон, в метро, в голодные обмороки валятся. Жалко всех, кровожадных монстров, увесистых злодеев, скарфингистов душителей, ибо они не ведают, что творят. Хочется отвлечься, Саша, забыться, ну хотя бы на время. Родить, жить ради ребенка. Переезжай ко мне, хватит тебе по подъездам маяться. Только больше никаких экспериментов. Устроишься куда-нибудь, дворником, например. Я с участковым договорюсь, чтобы не тревожил по пустякам. Свои все люди, не переживай. Устроимся, как-нибудь, перебьемся. На легкий труд переведут, в отдел, со станции уберут, наконец-то. Ты, главное, верь, Сашенька. В светлое будущее, в людей, в черта лысого, да хоть в кузнечика залетного. И у нас все получится».
«Лена, Леночка, Ленок, да знаешь ли ты, что только что сказала? Родная моя, да пусть тебя надует, хоть конь вороной. Мне абсолютно все равно. Не я, так не я. Да и кто я такой, в конце, концов, по сравнению с атомной заварушкой? Пыль радиоактивная, даже не вечная зима. Знаешь, я считаю теперь, что любое научное, и не очень, открытие, архивредно, по любым показателям. Головастых, подающих гигантские надежды, мальцов, вундеров, надо закрывать сразу и навсегда, после маминого открытия, на худой конец, до приобретения совершеннолетия. И использовать вместо лабораторных мышей. Зачем их дрессировать, учить, кормить, поить, когда они, вырастая, изобретают орудие убийства всего живого на земле, мазохистский инструмент собственных фаллических комплексов. Что вы думаете? У них тоже гордость есть, да еще какая. И померяться рогатыми головами, они всегда не прочь. А вот не надо было умничать, любопытствовать, резать лягушкам лапки. Жили бы, как все, не тужили, в футбол играли, портфели девочкам до дома носили. Так пусть же все останется так, как есть. Вот с этого момента, прекращаем любые эксперименты. Останавливаемся. Ни шагу вперед, а значит - назад. Нам повезло. Недоуничтоженная природа имеет великое свойство, регенерироваться. Восстанавливать свой непомерный потенциал. Сруби дерево, из пня весной вылезет нежный, зелененький росток новой жизни. Вырви его, короли воздуха, стрижи, перенесут зернышко в другое место. Дерево, все равно вырастет и там. Пристрели стрижа, хоть это и маловероятно, вследствие необычайной стремительности последнего, и семя подхватит орел, у него достаточно высоты, чтобы не достали каленые стрелы опытного бойца. Природу-мать, невозможно взять голыми руками, как нельзя стереть злую память. Генетический код вселенной. Попробуй задержать в руках огонь, или выпить океан. Так, то. А сыночка нашего, я обязательно усыновлю. Только паспорт получу. Ты не переживай, в твоем положении, волноваться не в коем случае нельзя. А про Мишку забудь, и про дух небесный, пусть они останутся между нами. Давай, отметим это дело, великое зачатие. Поехали в Троицкий лес, на заре, знаешь, это недалеко, автобус ходит. Какие там, Леночка, места заповедные. Грибов – косой коси, малина - ведрами, а воздух, у. Мы с батей, постоянно туда ездили. И на рыбалку. Собираться начинали за день, до путешествия, проверяли снасти, заготавливали приманку, наживку. Заряжали пленкой фотоаппарат. Отец, как бы извинялся перед землей, за свои злостные открытия. За пойманную рыбу, примятую травку, раздавленную, нечаянно, божью коровку. А открыл он у меня не мало. Если бы ты его встретила в лесу, сроду бы не поверила, что этот человек, в рыбацком наряде, изобрел запчасти к водородной бомбе. А сила ее такая, что не одному толстому америкашке и не снилось. Великая, убийственная мощь. С одной стороны, она защищает нас с тобой, от безумных поступков противника. С другой – разрушает психику. Заставляет ежесекундно бояться. А страх, как известно, плохой советчик в благих начинаниях. Под дамокловым мечом тотального страха, невозможно творить, саморазвиваться, правильно мыслить. Да двигаться вперед, в конце концов. Знаешь, почему у ученых, в отличие от крестьян, например, всегда мало детей? Ну, один, максимум два? Потому что они рассуждают так: наплодив кучу детишек, веселых, смышленых, радостных, и уничтожив их в ядерном огне, что мы получаем в сухом остатке – нульсон, полное ничто. Бесконечность в другой форме. Жидкой, кристаллической, твердой – все равно. Зачем обретать потомство на вечный страх и угрозу ядерного удара, когда есть прямой выход. Жить для науки, и только ради нее, родимой. Я пытался опровергнуть эту гипотезу. Часто спорил с коллегами, ругался, однажды дело дошло до драки, с ничейным исходом. Но что тут предъявишь? На бога надейся, а сам не плошай. Не подходит. Как же этот твой, Лена, хороший, добрый бог, допустил такое безобразие? Значит, считает любой вменяемый ученый, его и вовсе не существует. Поповьи пляски на костях – вселенский обман. Тогда во что верить, в папиного богомола, в зеленого короля насекомых, кланяющегося по тысячи раз в день. А кстати, Лен, вот и будущее открытие, достойное нобелевской подачки. Если мы проанализируем богомола обыкновенного и выясним, а сколько же раз он кланяется. В течении минуты, часа, суток, года. От этой величины, полученной путем простейшего умножения, мы плавно перейдем к понятию времени. И попытаемся доказать, что его не существует. Так, на примере, обычного полузверька, соломенного попчика, мы докажем теорию бесконечности. Но Лена, Леночка, я же обещал, извини, увлекся. Все-таки, какая же завлекательная штука – настоящая наука. Вот как отличить шарлатана, обласканного властью, выступающего на комсомольских собраниях, клеймящего своих оппонентов, врагами народа, от исконного, коренного экспериментатора? Не по глазам же? А отличить просто. Настоящий естествоиспытатель, никогда, слышишь, никогда не полезет в политику. Прекрасно понимая, насколько это грязное, неблагодарное дел. Пустая трата времени, которого, по идее не существует, но его постоянно не хватает. Времени полно, только у лентяев. Так что, устраивай меня скорее, мой милый ангел, хоть кем, хоть дворником, я не боюсь никакой работы. Все они хороши, если делаешь с душой, с огоньком. Будем жить ради нашего малыша, и не думать не о чем. Пусть хоть он, прервет мою дурацкую династию, и станет, строителем, например, или разведчиком. Да кем угодно, только не ученым, и как говорил Лев Яшин: главное, чтобы человек хороший был, а остальное – приложится».
«Хорошо, Сашенька, будут выходные, поедем с тобой, проветримся. Я же обещала. Воздух свежий, рыбка, грибочки. Все попробуем, пощупаем, лишь бы не было войны. Я возьму свой китель. Чтобы не замерзнуть. Да что откладывать? Завтра и двинем. Переночуешь у меня. Одежду тебе приобретем, приличную, в моссельпроме. Не в милицейских же штанах рассекать на людях, смешно. Да и не подойдут они тебе, малы будут. Давай Сашка, начинай новую жизнь. Вот только кашляешь ты подозрительно часто, как будто лаешь. Но это – ничего, вылечим. У нас поликлиника хорошая, ведомственная, и членам семьи можно лечиться. И малышей наблюдать. Я слыхала, некоторые коты, да и хромые собаки, тоже отправляются в путешествие, с единственной целью – найти эликсир жизни. Таинственную сому - хаому, панацею от всех бед, напастей и сглазов. Ты бы сходил, Сашенька, поискал. Ученому микробиологу проще разобраться в разнотравье. Не надо нам чужого, а свое от природы взять, сам бог велел. Так пусть же твоя травка, пойдет хоть раз на пользу тебе, а не абстрактному человечеству».
продолжение следует. подписывайтесь.