Продолжение.
Начало в предыдущих публикациях
ЛЕНИНГРАД
Тридцатые годы
А у нас жизнь продолжалась. Меня и моих друзей на первомайские праздники приняли в комсомол. Торжественное вступление в члены ЛКСМ проходило, как ни странно в здании Зимнего дворца, где одно из крыльев здания было отдано под постоянно действующий музей комсомола.
После торжественного вступления в ряды комсомола, все направились на площадь перед Зимним дворцом, где должен был состояться праздничный концерт. Выступали как профессиональные артисты, так и самодеятельные коллективы и отдельные участники. Мы больше болтали между собой и смеялись, чем смотрели представление. Вдруг, что-то до боли знакомое и родное резко ударило мне по слуху. Сначала я не понял, но потом отчетливо осознал, что я услышал имя и фамилию, которые отозвались для меня эхом из прошлого. В моем мозгу, кто-то вновь прокрутил, как запись на пластинке фразу: « Выступает, ученица шестого класса, Гатчинской школы-интернат, Агафья Забудько, с песней о Родине». Я соскочил со своего места и стал пробираться к сцене. Агашка, а это была она, вдохновенно пела, не обращая ни на кого внимания. Песня закончилась, зрители аплодировали, а я еще не добрался до первых рядов. И тут я стал махать руками над головой, и кричать,
- Агашка, Гася, Гася! -.
И она меня увидела. Прямо со сцены, она прыгнула на площадь, благо высота была не большая, и кинулась мне навстречу. Она подпрыгнула и повисла у меня на шее.
- Вотька, ты как здесь? Мы думали, что вы с дядькой Левоном сгинули. А моих родителей, тятьку с мамкой, арестовали. Братьев в другой детский дом отправили -, все это скороговоркой говорила она, одновременно плача и смеясь.
Немного успокоившись, мы уже более осмысленно, стали беседовать.
Оказалось, что их школа-интернат находится в Гатчине, что их привезли на концерт и на экскурсию по Ленинграду. Они остановились в гостинице «Октябрьская» и будут в Ленинграде до третьего мая.
Тетка Елизавета то же была здесь, на площади, и мы отправились ее искать. Когда нашли, я объяснил кто это. И попросил, что бы она переговорила с преподавателем Агаши, на предмет возможности взять ее к нам в гости, как родственницу. Как ни странно, сложности не возникло, и Гасю отпустили к нам до завтрашнего обеда. Так я вновь встретился с Агашкой, этим лучиком счастья из нашего, уже далекого, детства.
Впоследствии, Елизавета, воспользовавшись связями бывшего мужа, смогла перевести Агату в один из интернатов Ленинграда. Нашей радости не было предела. На летних каникулах мы обошли все музеи Ленинграда, побывали во всех значимых исторических местах. Узнали неимоверное количество легенд и поверий про город.
Конечно, были у меня и другие интересы и увлечения. Я продолжал заниматься боксом, но уже в спортивной секции, которая называлась «Юный динамовец».
Не бросал я и занятия по живописи. Мне нравилось рисовать, наверное, еще и по тому, что давалось это без видимых усилий. На летние каникулы Елизавета договорилась в академии художеств, о возможности посещения мной уроков художественного мастерства у преподавателей академии. Я очень волновался, но любопытство и желание познать что-то новое, побеждали, и я каждый раз бежал на занятия с надеждой о том, что мне откроются новые секреты художественного мастерства.
Хватало время и на друзей, с которыми мы играли в дворовой футбол, с мальчишками из соседних дворов. Играли и улица на улицу. Доходило и до драк, но инициаторами их мы никогда не были. Мы были за честные игры без подлости и подтишков.
V
В этом году я закончил седьмой класс, и мне необходимо было определяться с дальнейшим обучением, или с трудоустройством. Решающую роль сыграл все тот же, Вовка Кандер.
Как я говорил, его мать была учителем математики в техникуме торгово-кооперативного учебного комбината ЛСПО, расположенном в соседнем доме.
С этого года в техникуме открывалось новое отделение. «Механическое отделение машинистов холодильных установок в предприятиях потребкооперации».
На тот момент это было прогрессивное направление, сравнимое с современным направлением компьютерного программирования. Посоветовавшись с родными, я подал документы в приемную комиссию. Экзамены, мы с Вовкой сдали на отлично, и были зачислены с первого тура. Вот так начиналась моя взрослая жизнь.
Учеба давалась мне легко. Наверное, потому, что жажда знаний была у меня в крови. И каждый новый предмет открывал для меня что–то новое. Даже текущие оценки были только «отлично». Я выступал на соревнованиях по боксу, защищая честь нашего техникума, и был неоднократным победителем городских соревнований. Мой портрет висел на доске почета лучших учеников техникума. Как говорят, я был: «активным членом социалистического общества», и возглавлял комсомольскую ячейку курса.
В конце года, активистов техникума, в число которых, входил и я, собрала в актовом зале директор техникума Кузнецова Людмила Николаевна и зачитала постановление Совнаркома.
«Согласно Постановлению Совета Народных Комиссаров Союза ССР № 773 от 28 апреля 1936 года «О всесоюзной переписи населения 1937 г.».
В частности, перепись приказано производить в следующем порядке: с первого по пятое января тридцать седьмого года предварительно заполняются переписные листы.
Шестого января этого же года, с восьми часов утра до ноля часов ночи производится сама перепись, то есть счет населения, проверка и сбор предварительно заполненных переписных листов, а также заполнение переписных листов на тех лиц, на которых они почему-либо не были предварительно заполнены. С седьмого по одиннадцатые января производится проверка правильности счета населения и заполнение переписных листов».
Из техникума нас отобрали десять человек, и мы были направлены в ленинградское УНХУ, для краткосрочного обучения, где с напутственным словом перед нами выступил Жак, являвшийся руководителем этого учреждения. В общем, перепись мы провели по «стахановски». Почти трое суток все счетчики самоотверженно выполняли свой долг, правильно понимая, поставленную перед ними Совнаркомом, задачу.
Однако из-за того, что показанная численность населения СССР сильно разошлась с провозглашенными с самых высоких трибун оценками, и ее результаты выявили огромные потери населения, в том числе от голода тридцать второго, тридцать четвертого годов, когда страна потеряла, по разным данным, от 6 до 8 млн. человек. Так же наблюдалось сильное увеличение доли жителей в «ссыльных» северных и восточных районах. По итогам переписи получалось, что в стране «воинствующего атеизма» собственно атеистов почти нет. Кроме того, тридцать процентов женщин не умели читать по слогам и подписывать свою фамилию, а это был по переписи критерий грамотности. В целом, четвертая часть населения в возрасте 10 лет и старше не умела читать, хотя говорилось о всеобщей грамотности в СССР. Данные переписи были немедленно изъяты и уничтожены. Ее организаторов репрессировали.»
«По результатам переписи, руководству страны сообщалось, что «общая численность населения по переписи шестого января 1937 года составила 162 003 225 человек, включая контингенты РККА и НКВД.
Кто-бы мог подумать тогда, что эта перепись отрикошетит по всей моей дальнейшей судьбе.
Арестовали и Дмитрия Константиновича. Счетчиков, проводивших перепись, стали вызывать на допросы на Литейный. Вызвали и меня.
С октября тридцать седьмого года пошли аресты руководителей организаций, ответственных за проведение переписи. При входе в здание, я предъявил повестку, и меня отправили на третий этаж. Возле кабинета 306, я немного перевел дух и постучал в дверь. Из-за двери прозвучало,
- Войдите -.
Я вошел. За столом сидел офицер НКВД и что-то писал. Так продолжалось минуты три. Я молчал, а офицер писал. Наконец он поднял голову и внимательно стал меня разглядывать. В первый момент я его не узнал. Может от того, что этот человек был почти седой, а может быть от того, что правая сторона его лица была изуродована шрамом. Но через мгновения, я отчетливо понял, что передо мной сидит не кто иной, как наш сельский ОГПУшник, Рудь.
- Это хорошо, что ты меня узнал, обойдемся без прелюдий -, сказал Рудь, отчего у меня, как-то по-особенному, заныло под «ложечкой»,
- Долго же я искал твоего батьку и тебя. А сколько лишений мне пришлось перенести из-за вашего бегства. Ну что, садись, в ногах правды нет, да и разговор у нас будет долгий -, уже с ехидством и какими-то садистскими нотками, проговорил он.
Я понял, что отсюда я уже не выйду.
- Вот так, началась моя жизнь каторжанина -, сказал Махно и замолчал. Молчал он минут десять, а потом вновь заговорил. И то, что я услышал от него, было похоже на сценарий к самому ужасному триллеру, который ни до не после, я нигде и не от кого больше не слышал.
…Продолжение истории следует.
Друзья, читайте в следующей публикации новую главу, в которой дела у молодого героя принимают серьезный оборот.
Если эта глава вам понравилась, оцените её большим пальцем поднятым вверх. А также делитесь моими публикациями в соцсетях и комментируйте их. Ваше мнение для меня очень важно.
Кто ещё не успел, подписывайтесь на мой канал «Дороги, которые нас выбирают» на Дзен.
Удачи всем и здоровья.
С искренним уважением ко всем моим читателям
Никита Суровцев.