Про то, что Андрюшу кличут французом, знала вся деревня, а вот то, что он француз и есть, узнали мы совершенно случайно, когда душноватым июльским вечером сидели в саду и потягивали шардоне из запотевших стаканов – оно часа три пролежало в морозилке, чтобы остыть до нужного градуса.
Уже было темновато, и вдруг с соседского участка донеслись трели свистка – они то удалялись, то приближались, и в какой-то момент между яблонями мелькнула знакомая сутуловатая фигура – Андрюша гулял по участку и насвистывал, очевидно развлекая сам себя.
- А не позвать ли нам соседа на стаканчик беленького, - спросила я мужа, - заодно и познакомимся поближе. Андрюша пришел, немного стесняясь, мы еще не очень были знакомы.
- Человека забыли, - цитируя «Вишневый сад», виновато проговорил он, разведя руками. В одной из них была начатая бутылка пастиса.
- Ого! – сказали мы, – пастис в жару – это сильно!
- Ну ребята, - протянул Андрюша тоном кота Леопольда, - все же зависит от того, как водой разбавить.
Здесь надо пояснить – Андрюша – наш сосед снизу (через улицу), лет ему- 59, а зовут его так все потому, что он Андрюша и есть – милый, вялый, задумчивый и какой-то детский. Муж энергичной Ларисы, дядя живущего по соседству Федюна, переводчик с французского (потому и звали французом), выпускник того же института, что и я, и похож на кролика из Винни-Пуха.
- Мои все на Азовское море уехали, - начал объяснять Андрюша, - а мне отпуск не дали, сказали – в октябре пойдешь, вот я теперь тут один и сижу, хожу, Пастис нашел в кладовке – тоскливо как-то.
Угнездившись в садовом кресле, Андрюша начал повествование.
- Фамилия моя Лелостек, мы из Прованса, у деда там была большая ферма – оливки, вишни выращивали, виноград, конечно, он на вино, в основном шел, в общем, жили на земле, землей, другой жизни даже и не представляли, пока война не началась. Отца забрали как только объявили войну Франции, он был старшим сыном, как раз по возрасту подошел, младшие не воевали, не успели.
Отец, правда, тоже не особенно сражался, очень быстро попал в плен, потом в лагерь в Польше почему-то, и понял, что шанс выжить только один – бежать. Но бежать до Франции невозможно, далеко. Так попал в Россию. В СССР то есть. Здесь тогда еще войны не было. Объяснил на границе, кто он, что готов сотрудничать, его пустили.
Мы сидели, развесив ухи, не понимая, правда это или результат употребления пастиса в жару.
Далее из рассказа следовало, что папу после многочисленных проверок отправили в разведшколу в Уфу, где он и познакомился с мамой, врачом. При той же школе. Нет, конечно никаких подробностей папиной работы он не знает – даже в голову не приходило вопросы задавать, сами понимаете.
А после войны – все, мирная жизнь, ответредактор Nouvelle de Moscou. Вот и Андрюша в Агентстве Печати Новости по его стопам подвизается.
Франции папаша больше не видел – не пускали, так и умер на вновь обретенной родине, где с оливками туговато, да и вишня не особенно растет.
Зато сейчас – отлично, у Андрюши и двух дочек от первого брака – двойное гражданство, туда-сюда ездить без виз очень удобно. Младшая Аля вообще в Париж жить уехала, а сейчас – верите ли, собралась замуж за виконта, у его семьи свой замок в Нормандии, так что если будет свадьба, то там и устраивать планируют, чтобы на ресторан не тратиться.
- А я прислал им фото нашего домика, вроде как наш ответ Чемберлену: у них – замок, у нас – избушка, тоже ведь – владение, - продолжал он, нежно улыбаясь чеширской улыбкой.
Долго еще рассказывал Андрюша, пока не начал засыпать. Муж проводил его до калитки, потом подумал и проводил до дому, надо было удостовериться, что человек обрел покой по месту проживания, а не в грядке с морковкой.
К Андрюшиной богатой истории еще какое-то время возвращались то в мыслях, то поминая в разговоре – Прованс, Нормандия, виконты с замками – нечасто встречается такое в нашей деревне.
Поэтому, когда Андрюшины родственники вернулись с Азовского моря, я, улучшив момент, отловила Андрюшину невестку Нинку у калитки и спросила, неужели все, что он рассказал, правда.
- Что? – вскричала Нинка, - Мама-врач? Да буфетчицей она была на вокзале в этой Уфе, там Пьер-Этьен ее и откопал, Андрюша всю жизнь ее стеснялся, вот и приврал. А остальное – да, так и есть.