Книжное дело в Сибири началось с мистификации. В 1782 году Фридрих Шиллер издал поэтическую «Антологию», на которой Тобольск значился в качестве места печати книги. Великий немецкий поэт и не догадывался, что в тот момент в столице Сибири не было еще ни одной типографии.
Текст: Алексей Макеев, фото автора
Единственный Музей печатного дела в Сибири создал хозяин частной тобольской типографии Сергей Владимирович Жмуров вместе с супругой Ириной Юрьевной. В здании типографии музей и расположился. Поднимаясь по лестнице на третий этаж, то и дело встречаешь арт-творения очарованных чтением создателей музея: на окне – вырезанный из газеты силуэт старинной библиотеки, деревянная лавочка из букв «Читай», склеенный из газет, одетый в газеты, с газетой в руках читатель под газетной передовицей 1920 года: «Без печатного слова невозможно развитие культуры. Товарищ, уважай печатное слово!»
НАРОДНЫЙ МУЗЕЙ
Руководитель музея Елена Прокопьевна Швецова собрала экспозицию почти в одиночку. Опыт музейного дела у нее большой: восемнадцать лет работы научным сотрудником Тобольского музея-заповедника, создание Художественного музея.
– После увольнения из музея-заповедника у меня осталось много нереализованных идей, – рассказывает Елена Прокопьевна. – Но создавать музей печати с нуля частным образом… Поначалу думала: когда еще создать серьезную экспозицию получится? Полагала, что почти все экспонаты будут в копиях. Но проект поддержали горожане, они приносили из закромов оригинальные предметы, книги, газеты – музей у нас поистине народный.
В поисках экспонатов я посещала собрания коллекционеров – оттуда, например, стеклянные фотопластины самоедских погребений, отснятые в конце XIX века академиком Варпаховским. Редчайшие литеры, которыми печатали в типографии позапрошлого века, пожертвовал священник и коллекционер Виталий Ведерников. Коллекционер из Москвы, друг музея, подарил крохотную серебрянуюверстатку 1876 года, подписанную «А. Степанова». Верстатка – главный инструмент наборщика, куда он вкладывает литеры. Этот экземпляр по своим размерам уникален – он хоть и сделан как брелок, но в пригодном для работы виде.
Написали в газету объявление: музею нужен канцелярский стол, письменные принадлежности. Горожане приносили в дар или за небольшие деньги уникальные предметы XIX века – чернильницу каслинского литья, карандашницу… А потом мы получили стол, за которым сидел Николай II! В 1917–1918 годах предмет находился в «Доме свободы» – как раз тогда там содержалась семья последнего российского императора. Впоследствии в доме располагалась районная администрация. При смене мебели старинный стол отправили истопнику на сжигание. Он этого не сделал и спас раритет, перевезя домой. Оттуда стол и попал к нам.
СТАНОК КОРНИЛЬЕВЫХ
В 1783 году Екатерина II своим указом разрешила создание вольных типографий. А в 1787 году в Тобольск прибыл новый губернатор, Александр Васильевич Алябьев – просвещенный человек, отец композитора Александра Алябьева. Губернатор открыл Главное народное училище и предложил завести в городе типографию. За печатное дело взялись купцы Корнильевы, которые стали и владельцами бумажного завода. Корнильевы купили два типографских станка в Москве – это были деревянные печатные машины, не менявшиеся со времен Ивана Федорова.
В музее выставлен глиняный макет тех корнильевских станков – его сделала тобольский мастер Галина Седина. История сохранила и фамилию крепостного Мухина, стоявшего за этой печатной машиной. Как ни странно, имена других наборщиков типографии неизвестны вплоть до начала XX века.
Первый печатный станок еще во многом напоминал изобретение Гутенберга. Кстати, деревянная, в самом что ни на есть рабочем виде модель станка европейского первопечатника стоит посреди музея. Конструкция нехитрая: отлитые из металла литеры, рамка под размер страницы, типографская краска и пресс. Елена периодически устраивает мастер-классы, демонстрируя, как работает печатный станок Гутенберга.
Первый оттиск в тобольской типографии был сделан в 1789 году. Фридрих Шиллер, указав Тобольск местом печати своей «Антологии» в 1782 году, был уверен, что в губернском центре должна быть типография. Шиллер тогда переживал разлад с герцогом Швабским, поэтому его стихотворения проигнорировали в швабском сборнике «Альманах муз». В ответ великий немецкий поэт сам издал свои произведения и стихи нескольких своих друзей в «Антологии». Указание на Сибирь было намеком, что автор находится в опале.
СВЯЩЕННЫЙ ИСТОЧНИК И «УЧИЛИЩЕ ЛЮБВИ»
Первыми реальными изданиями тобольской типографии стали губернские указы и ежемесячный журнал «Иртыш, превращающийся в Иппокрену». В древнегреческой мифологии Иппокрена – священный источник на вершине горы Геликон, забивший от удара копыта Пегаса и служивший музам источником вдохновения. Авторы журнала, видимо, мечтали о том, что культурный бум в Тобольске захлестнет берега Иртыша литературным творчеством.
– Редакцию первого сибирского журнала составили преподаватели Народного училища, – рассказывает Елена Швецова. – Фактическим главным редактором издания являлся Панкратий Платонович Сумароков – внучатый племянник поэта и драматурга Александра Сумарокова. Панкратий Платонович отбывал в Тобольске двадцатилетнюю ссылку за подделку денежной ассигнации. Фальшивомонетчиком он, конечно, не был – попался по глупости. Молодой корнет Преображенского полка хорошо рисовал. Сослуживцы над ним посмеивались: зачем, мол, попросту время тратишь, деньги все равно не сможешь рисовать. Панкратий, дабы утереть нос критикам, нарисовал бумажную ассигнацию в 50 рублей. Приятель проверил ее качество – купил лисий хвост и расплатился этой ассигнацией. Гвардейская бравада обернулась для Сумарокова лишением всех прав состояния и ссылкой. Добровольно вслед за Панкратием в Тобольск отправилась его сестра Наталья Платоновна Сумарокова. Она же стала первой журналисткой Сибири. Писала в «Иртыш» стихи, прозу, басни; переводила европейские новеллы. В журнале отметился и писатель Александр Радищев, отбывавший тобольскую ссылку в 1790–1791 годах.
Первой сибирской книгой стало «Училище любви» – повесть немецкого писателя И.-Г.-Б. Пфейля, в Европе она была больше известна по французскому переводу Луи-Себастьяна Мерсье. Этот вариант мыльной оперы XVIII века, казалось, будет востребован в российской провинции. Перевод французского варианта сделал Панкратий Сумароков, подписавшийся инициалами П.С. Удивительно, что книгу весьма фривольного содержания одобрили к печати как государственные цензоры, так и духовная консистория. Единственный в России экземпляр «Училища любви» хранится в Библиотеке Академии наук РФ – в музее представлена копия.
С 1793 года в Тобольске выходил еще один журнал – «Библиотека ученая, экономическая, нравоучительная, историческая и увеселительная. В пользу и удовольствие всякого звания Читателей». Образец журнала, представленный в экспозиции, раскрыт на «Рецепте хороших чернил». Готовили их на белом вине с добавлением пережженного купороса и смолы «гумми-арабикум», то есть на гуммиарабике.
В ГИМНАЗИИ И КРЕМЛЕ
– Типография размещалась на территории усадьбы Корнильевых, – продолжает Елена Прокопьевна. – В главном здании усадьбы впоследствии располагались Народное училище и Тобольская гимназия. Примечательно, что там в одно время сошлись самые известные люди Тобольска. Первопечатники Василий Яковлевич и Дмитрий Васильевич Корнильевы – прадедушка и дедушка Дмитрия Ивановича Менделеева; новорожденный Александр Алябьев спасался там от городского пожара – отец-губернатор принес его, завернув в шубу. В дальнейшем директором гимназии служил отец Менделеева Иван Павлович, здесь учился, а потом работал писатель Петр Ершов – у него учился уже сам Дмитрий Иванович. В советское время там располагалась поликлиника – внутри все было перестроено, только лестница сохранилась. Надеемся, что в наше время в здании гимназии все-таки будет открыт музей.
Ну а век корнильевского печатного станка был недолог. В 1796 году Екатерина II запретила работу частных типографий, испугавшись, видимо, разгула вольнодумства. Историю тобольской печати продолжила в начале XIX века Губернская типография. Разместилась она в небольшом одноэтажном здании в кремле рядом с домом наместника. И пребывала там почти двести лет. В 2007 году городскую типографию перевели в другое помещение, а через девять лет ликвидировали.
Первые полвека типография выпускала лишь служебные бумаги. С 1857 года выходила газета «Тобольские губернские ведомости», во второй половине века начали издаваться научный журнал «Ежегодник Тобольского губернского музея» и газета «Тобольские епархиальные ведомости», входившая в пятерку лучших церковных изданий страны.
Во второй половине XIX века цензура контролировала печать жестко. Сохранилась карикатура художника и краеведа Михаила Знаменского, на которой измотанный цензурой редактор растягивает «сказание о погоде» на шесть номеров.
Кстати, первым цензором «Тобольских губернских ведомостей» был Петр Павлович Ершов. Свои произведения он часто издавал под другим именем – к тому обязывало его положение государственного чиновника. Ершов ведь написал не только сказку «Конек-Горбунок» – в его творчестве немало произведений, связанных с историей и жизнью Тобольска. Например, поэма «Сузге», цикл рассказов «Осенние вечера»… Открывая рассказ «Панин бугор», например, знакомишься с главным героем по имени Александр… Сталин! Не оттуда ли «вождь народов» взял псевдоним? А что, вполне могла попасть в руки ссыльному Кобе потрепанная книжка Ершова.
ПЕРВЫЙ «ЛИСТОК»
В 1890 году появилась первая частная газета, «Сибирский листок». Взялся ее издавать и редактировать купец Александр Сыромятников. Он придерживался народнических взглядов, так что власти разрешили Сыромятникову публиковать статьи только на торговые и финансовые темы. Газета несколько раз меняла хозяев, пока в 1900 году не оказалась в руках Марии Костюриной – народницы, которая смогла добиться позволения освещать общественную жизнь. Вплоть до закрытия «Листка» в 1919 году газета была весьма популярна, ее выписывали во всех крупных городах Сибири, а также в Москве. В газету писали авторы со всей страны – от Петербурга до Якутии. Среди них был и писатель Дмитрий Мамин-Сибиряк. Печаталась газета в Типографии епархиального братства. Изначально созданная для церковных нужд типография бралась за любые заказы – в том числе печатала театральные и киноафиши.
В музее сохранились номера «Листка» за 1905 год. При беглом взгляде на пожелтевшие страницы видно, что в эти годы издателю приходилось нелегко. Революционные волнения и русско-японская война ужесточили цензуру. Вместо статей на треть страницы – реклама «нескользящия резиновыя галоши «Колумб». Или вот еще интересное объявление: «Ищу попутчика до Тюмени». Чем не современный «Бла-бла-кар»?
Николай Лукич Скалозубов издавал приложение к «Тобольским губернским ведомостям» под заглавием «Отдел сельского хозяйства и кустарной промышленности». Он служил главным агрономом и всей душой радел за развитие села, применение современных технологий. Скалозубов сам писал статьи о новых сортах пшеницы, эффективных сепараторах, маслоделии, устраивал губернские съезды, основал сельскохозяйственную школу. Благодаря его труду маслоделие приобрело невиданные масштабы: экспорт масла за границу вырос в 25 раз, достигнув 100 тысяч пудов в год. Сибирское масло стало твердой валютой в Европе, которое даже подделывали.
РЕВОЛЮЦИЯ ИЗ-ЗА ЗАПЯТОЙ
Бесстрашная Мария Костюрина за свои материалы подвергалась аресту и при царской власти, и с приходом большевиков. Сохранившиеся материалы следствия говорят о том, что тоболяки за нее стояли горой в любые времена.
Кстати, одним из запалов, взорвавших революцию 1905 года, стал печатный станок. Крупнейший книгоиздатель России Иван Сытин отказался оплачивать наборщикам знаки препинания. Что было, конечно, несправедливо: поставить в нужное место запятую – это такой же труд, как и поставить букву. Тем более труд этот был тяжелым – от свинцовых литер руки чернели, наборщики страдали болезнями кожи, суставов, травились из-за работы со свинцом. Рабочие типографий устроили стачку, переросшую в масштабные волнения. Говорили, что «революция началась из-за сытинской запятой».
– Во время революции 1917 года Мария Костюрина призывала горожан сохранить для истории газеты и книги, – рассказывает Елена Швецова, – не выкидывать, не сжигать их. А пожар Гражданской войны в Тобольске горел до 1921 года. По стремительности смены власти город уступал только Одессе: то красные, то белые, то бандиты – всего около десяти таких смен произошло.
С падением царской власти в городе начался печатный бум. Кто только не печатал газеты! Студенты издавали «Взбаламученное болото» и «Татьянин день», эсеры – «Листок тобольской группы социалистов-революционеров», профсоюзы – «Тобольский рабочий», земство – «Сибирскую крестьянскую газету», еврейская молодежь – «Наше слово», правитель Белой России Александр Колчак – военно-литературные газеты «Тобольский стрелок» и «Сибирский стрелок». У Колчака была и передвижная типография, которую он всюду возил с собой. У нас есть уникальное фото охраны адмирала Колчака в Тобольске. Среди них Константин Симонов – легендарный человек, чудесным образом избежавший репрессий и живший в Тобольске до 1980-х годов.
18 ТЫСЯЧ ЗНАКОВ
– В советское время в довоенный период в Тобольске издавались газеты-многотиражки по разным отраслям хозяйства, – продолжает Елена Прокопьевна, – это «Тобольский лесоруб», «Иртышский водник», «Северный рыбак», «Ударник Арктики». Газету «Северный рыбак на путине» издавала так называемая выездная редакция из тобольских журналистов и печатников в низовьях Оби. Были издания на татарском языке – тогда для татарского языка еще использовалась латиница. Писать в газеты надлежало едва ли не всякому, у кого было желание. Согласно планам тех лет, 60 процентов материалов в издания должны были поставлять внештатные корреспонденты. Появились рабкоры, селькоры, комкоры, пикоры. Последние – это «пионерские корреспонденты».
Соответственно нагрузка на типографии увеличилась. Наборщики – с середины ХХ века в основном это были женщины – по плану набирали 18 тысяч знаков за восьмичасовой рабочий день. Рекорд в период Великой Отечественной войны поставила наборщица Екатерина Экземплярская: 19 тысяч знаков.
Рабочее место наборщика из цеха ручного набора последней трети XX века в музее тоже имеется. Елена взяла в руки верстатку, чтобы продемонстрировать, как набирали текст. Правой рукой набираются свинцовые литеры; верстатка – в левой руке, пальцы которой придерживают набранные литеры. Ну, и слова нужно в зеркальном отображении составлять. У наборщиков, видимо, развивался особый навык зеркального чтения – иначе как по 18 тысяч знаков набрать? Верстатка может содержать не одну строку. Елена показывает, как их аккуратно вынимают и обвязывают между марзанами, затем переносят на спускальную доску. Готовый блок набора наборщица несла метранпа́жу – верстальщику, как сказали бы сейчас. Он компоновал и закреплял набранный материал из нескольких блоков вместе с клише в мощной железной рамке-странице весом, кстати, около 20 килограммов. А после уже переносил на печатный стан.
Кажется, это оборудование не такой уж раритет. Но найти его составило немалого труда, и сейчас другого такого в Тобольске нет – в старой типографии все это «железо» сдали на металлолом.
ИЗ ОКОПА
Во время Великой Отечественной войны типографии появились в окопах. В музее собрана коллекция интересных фотографий, показывающих, как работали военные наборщики и метранпажи. Приспосабливались кто как мог – в окопах, на бочке из-под топлива, на покрышке грузовика, в лесу под деревьями… Резиновую покрышку, видимо, использовали, чтобы гасить детонацию во время бомбежек – ведь даже от небольшого сотрясения набранные литеры смешивались и разлетались.
– По данным военкомата, я узнала, – делится Елена Прокопьевна, – что директор тобольской типографии Степан Алексеевич Пахомов в годы войны заведовал такой полевой типографией. Удивительно скромный человек: директором он работал до 1976 года, но никогда о своих военных подвигах не рассказывал. Об организации работы типографии Степан Алексеевич знал все и, будучи печатником, мог заменить любого работника – в том числе так нужного механика в цехе машинного набора, где стояли тяжелые линотипы.
Машинный набор в типографии начали применять еще до войны. В дальнейшем все газеты и книги набирались машинным способом. Машины-линотипы позволяли быстро отливать свинцовые строчки. Набор текста делался на клавиатуре, внутренние матрицы литер заливались горячим свинцом – гартом, как говорили в типографии. Наборщик сразу получал готовые строчки на стол. Такой машинный набор исчез только в середине 1990-х годов с появлением компьютеров.
С тех еще недавних времен сохранилось множество артефактов. Плакаты из типографии машинного набора роднят ее с металлургическим заводом: «Будь внимателен в зоне котла!», «Разлившийся свинец засыпайте сухим песком».
ПОСЛЕДНЯЯ ГИЛЬОТИНА
– Большие агрегаты последней тобольской типографии не все были сданы на металл, – продолжает Елена Швецова. – Кое-что из городской типографии все-таки попало в нашу – некая преемственность получается. Когда работает «гильотина» в подвале типографии, ее гул слышен здесь на третьем этаже…
Мы спустились в подвал посмотреть на это наследство. Монструозные советские агрегаты сразу бросаются в глаза. «Гильотиной» типографские работники прозвали большой резак. В самом деле, сходство конструкции наблюдается… и голову под нож можно просунуть. Советский плакат также на месте: «Вынимай обрезанную продукцию после остановки ножа». По мне, так еще страшнее трещит проволокошвейная машина. Впрочем, некоторые работники типографии пришли сюда из кремля вместе с этими агрегатами – им все это привычно.
На столе лежала последняя, прошедшая «через зубы советских агрегатов» книжка, изданная к 100-летию тобольского комсомола.
– Сколько интересного узнаешь, изучая городскую печать, – говорит Елена, показывая газетные вырезки в книге. – Вот, например, история лыжного перехода Тобольск – Москва, начавшегося в канун нового, 1936 года. Семь парней – разных национальностей, «лучшие ударники рыбозаводов» – прошли на лыжах 2400 километров за пять недель. Где не было снега, шли пешком, неся лыжи на плече. В Москве они лично доложили наркому пищевой промышленности Анастасу Микояну о своих трудовых успехах. Нарком вручил участникам перехода по ружью, самовару и выделил деньги на строительство стадиона в Тобольске. А следующей зимой Москва устроила «алаверды»: десять работниц Московского электрокомбината преодолели на лыжах путь из Москвы до Тобольска. Женщинам выдали по пистолету, которые им пришлось применять против волков… Что ни говори, сибирская печать – это многоликий мир, и нас, судя по всему, ждет еще немало интересных открытий.