Часть 1-я здесь:
Часть 2-я здесь:
Часть 3-я здесь:
Часть 4-я здесь:
Часть 5-я здесь:
Часть 6-я здесь:
Часть 7-я здесь:
После Дня милиции всю неделю по телевизору показывали сериал «Место встречи изменить нельзя». По вечерам дворы пустели, и каждое окно светилось голубым светом от телевизионного экрана, а мальчишки уже вовсю играли в Жеглова и Шарапова, воевали с бандой «Чёрная кошка». Везде и всюду говорили о фильме, с нетерпением ждали каждую серию. Люся смотрела сериал вместе с родителями. Оторваться от экрана было невозможно.
— Какие актёры! Господи боже ты мой! — шептала Люсина мама. — Один Высоцкий чего стоит.
— Саша, ну что ты молчишь? — тормошила она мужа. — Скажи, прекрасные актёры!
Люсин папа отрывал взгляд от экрана:
— Света, ты же знаешь, я люблю смотреть кино, не отвлекаясь!
— Что за семейка у меня! Не с кем даже фильм обсудить! Скажи хоть ты, Люсь!
— Мам, отличные актёры! — подтвердила Люся.
Довольная, мама поцеловала дочь в макушку:
— Вот! Я ж всегда говорю: Люся вся в меня!
А на экране неопытный в работе угрозыска Шарапов под предлогом взятия образца почерка получает от бандита Фокса текст записки. С этим листком, который Фокс, слишком поздно раскусивший хитрость, не смог вырвать у него из рук, Шарапов пойдёт в воровскую «малину».
— Какой же молодец! Саша, ну разве не молодец! Молодой ещё такой, а догадался! Старается, далеко пойдёт! — нахваливает мама Шарапова.
Люся переглядывается с отцом, и они одновременно улыбаются.
В школе — тоже разговоры о фильме. К Пашке Яковлеву сразу приклеилась кличка «Шесть на Девять», чему он совсем не обрадовался.
— Хотите сказать, что я так же сочиняю, как этот Гриша Шесть на Девять? Ерунда. Он постоянно врёт, а я только иногда, — и Пашка надувал обидчиво губы.
Ноябрь дохнул уже настоящими зимними холодами. По ночам подмораживало до минус пятнадцати, и утром, уходя в школу, Люся выходила во двор и ахала: сказка! Иней покрывал ветки деревьев, электрические провода. Днём погода была намного теплее, всего минус пять градусов без ветра.
Новенькая по-прежнему ходила с Люсей в школу и из школы и вообще прилипла к ней намертво. Иногда Островская, проходя мимо них на перемене, цедила сквозь зубы: «Попугаи-неразлучники!» — и заливалась громким хохотом.
В этот день заболела учительница биологии, и завуч переставила уроки: пятым и шестым в расписании стояло два урока истории. На пятом Инесса Викторовна объясняла новую тему, а на шестом собиралась провести проверочную работу. Оля Островская уже не первый раз исчезла с последнего урока, хотя прекрасно знала, что Инесса не может не заметить её отсутствия. Как только учительница закончила писать на доске вопросы к самостоятельной работе, прозвенел звонок. Инесса Викторовна окинула взглядом класс:
— Я не поняла, у нас Островская теперь на пару с Яковлевым прогуливает шестые уроки, что ли?
Все захихикали. Раздались шуточки в адрес Паши Шесть на Девять. В это время в дверь постучали, и на пороге класса появился Яковлев:
— Извините за опоздание. Можно пройти?
— Проходи! Ты с Олей? — ехидно спросила Инесса Викторовна.
Яковлев оглянулся на дверь:
— С какой Олей?
— С Островской, с какой же ещё!
— Нет. Я один.
— Ясно, Паша. Садись на место. А Островская, потерявшая чувство стыда, завтра с утра отправится в кабинет директора школы.
— Куда она всё шатается? — шёпотом спросила Люся у Иры.
Та ответила туманно:
— Мало ли какие дела у человека.
А по пути из школы Люся заметила вдалеке на тротуаре Островскую. Она шла им навстречу.
— Ир, смотри! — кивнула Люся. — Вон Островская впереди. Интересно, откуда тащится, — удивилась Люся.
Ира присмотрелась:
— Да, она.
Островская тоже издалека заметила девчонок и перешла на другую сторону улицы.
— Она как-то странно себя ведёт, тебе не кажется? — спросила Люся.
— Не знаю, — сказала Ира и стала говорить о вчерашней серии фильма. — Сегодня — последняя серия. Ты будешь смотреть?
— Обязательно! — улыбнулась Люся.
— А как твой поклонник? Пишет?
— Пишет, — Люся скривила губы.
— Мне кажется, ты напрасно не хочешь с ним пообщаться. Хотя бы в письмах.
— Зачем мне с ним общаться? У меня есть парень, — спокойно возразила Люся.
— Ну, хотя бы ради интереса. Неужели тебе не интересно, как он выглядит? А вдруг он тебе понравится?
— Ну, как тебе сказать, иногда мне интересно посмотреть, что это за человек, который таким древним способом хочет познакомиться.
— Так и напиши ему ответ! — посоветовала Ира.
— Ну уж нет, никаких писем я не буду писать неизвестно кому, — отрезала Люся. — Мне вообще очень странно, почему, если он так мечтает познакомиться, до сих пор не подошёл и не поговорил со мной. Какая-то странная история.
— Да уж, — согласилась Ира.
Письма продолжали приходить раз в неделю. Однажды Люся поймала себя на мысли, что заглянула в ящик в поиске письма от «этого сумасшедшего», как она про себя называла анонимного письмотворца. Что же такое со мной происходит, что я не про Славкино письмо подумала в первую очередь, а про письмо какого-то придурка, которого сроду в глаза не видела и не увижу?
В следующем письме незнакомец предложил встретиться как-нибудь в выходные вечером, чтобы познакомиться лично. А то, мол, такое поведение его вызывает, наверное, подозрения у Люси. Ира сразу сказала, что Люсе надо обязательно сходить.
— Хочешь, я уступлю тебе это почётное право? — прищурившись, спросила Люся. — Иди, встречайся.
— Ну, Люся, как ты не поймёшь? Если ты не пойдёшь, мы так и не узнаем, кто писал все эти письма, понимаешь?
— А тебе так хочется узнать? — Люся сделала круглые глаза. — Так сходи сама, я же тебе предлагаю.
— Он знает, как ты выглядишь. И это именно ты ему нравишься, — объяснила Ира. — Ты ему нравишься, а не я. Люся, ну, сходи, что тебе стоит! Зато мы сразу узнаем, кто это. А я, если хочешь, постою где-нибудь неподалёку.
— Может, и правда сходить? — задумалась Люся. — Нет, мне просто интересно, что за идиот предложил отвечать ему на письма через дупло дерева.
— Ну вот! — обрадовалась Ира. — Хоть один раз ты меня послушала.
***
В воскресенье вечером Люся собралась на свидание. Особенно не наряжалась. Надела джинсы, куртку, натянула вязаную шапочку, взяла перчатки и отправилась. На вопрос мамы ответила, что скоро вернётся.
В письме, полученном накануне, было указано место свидания: телефон-автомат рядом с КБО (комбинатом бытового обслуживания). Это было как раз то место, где Люся с Ирой после уроков обычно расходились в разные стороны, каждая к своему дому. Договорились: чтобы не маячить и не привлекать внимания, Люся зайдёт в телефонную кабину и сделает вид, что звонит. А Ира подождёт её неподалёку, за углом КБО, откуда хорошо просматривается весь перекрёсток Шевченко и Ленинской и телефонная будка, освещённая ярким фонарём.
Люся зашла внутрь тесной кабины, осмотрелась. На крашеных стенах были выцарапаны номера телефонов, признания в любви, имена. Люся глянула на часы. Почему он не идёт? Уже лишних пять минут она торчит здесь на виду у прохожих. Хорошо хоть в телефонную будку зашла. Но если сейчас кому-нибудь срочно понадобится позвонить, ей придётся покинуть своё укрытие. Про себя Люся решила: ждать не больше десяти минут, потом уходить. Прошло уже десять … двенадцать … пятнадцать минут. Люся стояла в задумчивости, когда кто-то громко застучал в стеклянную дверь кабины:
— Девушка, вы ещё долго? Мне нужно ребёнку скорую помощь вызвать.
Люся всмотрелась в лицо мужчины по ту сторону двери: мужчина лет сорока, борода, усы. Очки в роговой оправе. Обеспокоенное лицо.
Люся пулей вылетела из кабины телефона-автомата:
— Конечно, я уже всё!
Она быстро пошла в сторону КБО, туда, где за углом её ждала Ира.
— Ну что? — спросила Ира. — Не пришёл?
— Ты же сама видела, что нет. Зачем спрашивать?
Ира пожала плечами:
— Может, что-то произошло у человека, не смог прийти.
— Да что ты вечно меня уговариваешь, как будто он твой родственник? Пусть он катится подальше со своими письмами, со своей любовью. Какой-то призрак. Не желаю общаться с призраками, понятно? — Люся повернулась и быстро пошла в сторону дома.
***
Следующее письмо пришло не по графику — вместо обычной пятницы — в среду. «Люся! Прошу меня извинить, что не смог прийти на встречу. Мне надо было срочно уехать с родителями по семейным обстоятельствам. Я представляю, насколько тебе обидно было ждать меня, тем более что ты с таким трудом согласилась на эту встречу. Но я не могла предупредить, родители уезжали на машине, и у меня совсем не было времени на это». Число и неразборчивая подпись. Первая буква подписи, «Ф», снова была украшена слева вверху размашисто выведенным волнистым хвостом.
Люся отложила письмо и решила больше никогда не вскрывать писем от таинственного поклонника. Рвать, не читая! Сразу — в мусор! Надо было и это письмо не читать.
Люся села делать уроки, но алгебра в голову лезть не желала. Зато туда лезли настойчивые мысли о Славке. Вдруг она подумала, что есть ведь очень простой способ узнать новости о Славке. Как она раньше не догадалась? Допустим, он за что-то обиделся на неё и не пишет ей, Люсе. Но не может же он не писать своему лучшему другу! Правда, фамилию его Люся не знает. Зато она точно помнит, что этого парня зовут Саня и что он учится в другой школе. Даже если он не захочет ничего говорить о Славке, всё равно. Хотя бы пойму, что он жив, здоров и с ним ничего плохого не произошло. «Вот прямо завтра и попробую найти этого Саню», — решила Люся и принялась за химию. Этот предмет ей приходилось зубрить, поэтому процесс был долгим, с перерывами. Когда она наконец отложила учебник химии и потянулась, чтобы размять уставшую спину, на глаза ей снова попалось письмо. Она взяла его в руки, ещё раз перечитала. Чего добивается человек? Непонятно. «Но я не могла предупредить»… Что? Люся снова перечитала строчку. «Не могла»? Что это значит? Описка? Или парень торопился, когда писал, или… Да ни за что на свете Люся не сделала бы таких «описок». А что если какая-то девушка писала ей эти письма? Представлялась таким вот стеснительным поклонником? И ничем себя не выдала ни разу, а в этом письме совершила промашку? Ничего себе! Люся почувствовала, как начали пылать щёки и уши. Кому понадобилось плести вокруг неё сети? Зачем? Что это всё значит? Чей-то глупый розыгрыш? Неотвязная мысль преследовала Люсю весь вечер, но она твёрдо решила не читать больше странных писем. Рвать, не читая. Рвать. И не забивать себе голову всякой ерундой. А вот Славкиного друга надо найти. И она найдёт.
***
Третьим уроком был русский язык. Люся разложила на парте учебник, тетрадь, дневник и задумчиво сидела, глядя в окно. Ночью выпал снег, и клочья его висели теперь на сосновых ветках. Красиво.
Ира копошилась в своём портфеле, то и дело задевая Люсю локтем. Хорошо, что не лезет с разговорами.
— Здравствуйте, ребята! — послышался голос Анны Ивановны. — Хочу вас обрадовать: сегодня — контрольный диктант.
— У-у-у, — взвыл басом Сашка Иваненков. — Так нечестно.
Анна Ивановна засмеялась:
— Ну да, ну да, такой вот я нечестный человек. А сейчас убираем с парт всё, кроме дневника, карандаша, ручки и линейки. Все слышали?
Восьмой «Б» недовольно завозился, а Анна Ивановна подошла к доске и написала три строчки одна под другой: «Четвёртое декабря», «Контрольный диктант», «Русская осень».
После звонка установилась тишина. Пока никто ничего не писал, учительница читала диктант про осень, про художников, Люся слушала рассеянно и думала про анонимные письма. Может, Островская их пишет? Люся посмотрела на широкую спину Островской, которая сидела с Хохловой впереди, за второй партой. Вряд ли. Зачем ей это? Островская почувствовала взгляд, заёрзала, будто сидела на кнопках. Люся снова посмотрела в окно. На ветку сосны села ворона, снег посыпался, красиво переливаясь в солнечных лучах.
— Благородство осенних тонов наложило отпечаток на всё русское искусство, богатое по краскам, но чуждое всякой пестроты, крикливости. Такова русская осень, — закончила читать Анна Ивановна и сказала: — Итак, приготовились писать. Предупреждаю, чтобы потом не спрашивали, где точку ставить. Слышал, Паша Яковлев?
Яковлев кивнул чёрной шевелюрой.
— Слушаем каждое предложение до точки и только после этого пишем. Начали.
Люся писала, не вдумываясь в смысл, что-то про красоту осени, про то, что она вдохновляет художников на создание картин. Она представляла, как после уроков зайдёт в чужую школу. Надо найти кого-то из девятиклассников. Этот друг Славы наверняка его ровесник. А вдруг нет? Александр — имя распространённое. Найду. Всё равно найду. Не по двадцать же Александров в классах.
Люся прослушала часть предложения и теперь поняла, что пропустила не одно слово, а целых несколько.
— …и на оплавленную бирюзовой синевой «Осень на Оке» Василия Поленова, — услышала она голос Анны Ивановны.
— Что? Оплавленную? — спросила Люся у Иры.
Ира придвинула свою тетрадь на середину парты.
Люся пробежала глазами последние строки, написанные мелко, с наклоном влево, и замерла, прочитав: «…Фёдора Васильева». К верхушке заглавной «Ф» слева был приписан волнистый хвост. Он висел как флаг в безветренную погоду.
Люся не помнила, как она дописала диктант и сдала тетрадь. Уроки в этот день тянулись долго. На шестом уроке, когда её спросили, Люся не услышала вопроса, и молча стояла у парты. «Ты очень рассеянная, Люся, — заметила Инесса Викторовна. — Случилось что-нибудь?» Люся покачала головой отрицательно.
По пути из школы Ира трещала без умолку, пытаясь растормошить Люсю.
— Знаешь, мне дали такой интересный детектив прочитать, в журнале. Мачеха принесла с работы, а я выпросила. Но у меня всего два дня, так что я читаю-читаю, — щебетала Ира. — Если хочешь, я тебе расскажу.
Они уже прошли полпути. Люся приостановилась напротив чужой школы. Собиралась же зайти туда… Но это можно сделать в другой день. Люся ответила резко:
— Нет, расскажи мне лучше про другой детектив.
— Про какой? — удивилась Ира.
— Про историю с анонимными письмами, например.
— Э… — заблеяла Ира. — Что ты хочешь этим сказать?
— Я уже всё сказала. Теперь ты говори. Выкладывай! — Люся приблизилась вплотную, посмотрела в глаза.
Они дошли уже до телефона-автомата, где обычно расставались и шли по домам. Сегодня Люся домой не торопится. Никуда не сдвинется с места, пока не узнает правды. По изменившемуся, сразу покрасневшему лицу Иры, по ярко проступившим веснушкам и бегающим глазам Люся поняла, что права. Ни одного сомнения не осталось.
— Говори! — потребовала она.
— Когда я была на дне рождения у Островской, я там узнала кое-что. — Ира замялась, не решаясь продолжать.
— Меня Островская вообще не интересует! — выкрикнула Люся.
— Зря ты так говоришь. Я узнала кое-что о Славке. О его письмах, вернее.
— О Славкиных письмах? Значит, он их всё-таки писал? Где они? Они у Островской? Рассказывай!
Ира начала подробно рассказывать, что произошло на дне рождения у Островской, с того самого момента, как она осталась в комнате рядом с книжным шкафом и обнаружила стопку Славкиных писем. Люся не перебивала. Она вообще застыла в одном положении, хотя у неё уже давно замёрзли ноги и руки в тёплых перчатках тоже окоченели.
— Дальше! — скомандовала Люся.
— Островская сказала, что придумала план мести.
— Мести? Она собралась мстить мне за то, что Климов перебежал к другой девчонке? Мне собралась за это мстить?
— Ну да. Она сказала, что месть — это блюдо, которое подают холодным, что, если бы ты не появилась, она бы так и продолжала с ним дружить. Она считает, что все её беды начались с тебя. Она хотела заставить тебя страдать так же или ещё сильнее, чем она страдала.
— Идиотка, — замёрзшими губами прошептала Люся. — И что?
— Она убегала с последних уроков, чтобы вытаскивать из твоего почтового ящика Славкины письма. Она специально носила в портфеле закройные ножницы своей матери, чтобы доставать ими конверты.
— О господи! — Люся прикрыла глаза, потом снова впилась взглядом в жалкое лицо новенькой: — А как она узнавала, в какой день придёт письмо?
— А Славка писал тебе каждую неделю, из дома, когда его отпускали в увольнительную, она высчитала, сколько дней идут письма, и она ни разу не ошиблась.
— Сколько? — спросила Люся.
— Что? — не поняла Ира.
— Сколько всего у неё писем?
— Я… Я не знаю, вроде бы восемь. Или уже больше сейчас. Я не знаю…
— Что было дальше? Зачем ты стала писать эти анонимные письма мне? Тебе Островская приказала?
Ира молчала. Ей неприятно было это слово «приказала». Это прозвучало так, как будто она рабыня Островской, которая может ей приказать что угодно.
— Говори! — закричала Люся. — Говори, гадина.
— Люся, я не хотела. Я на самом деле к тебе хорошо отношусь. Правда. Я тебе сочувствовала, что ты не получаешь писем от Славы, что тебя обвинили в потере комсомольского билета. Я тебе всегда сочувствовала, правда…
— Сказки эти кому-нибудь другому расскажешь. Теперь я понимаю, что ты за штучка. Недаром ты из любопытства отрывала ноги кузнечикам. Так и сейчас! Тебе хотелось узнать, как я буду жить без Славкиных писем? Я уже не знала, что думать. Я считала, что Славка меня бросил или с ним что-то случилось. А он, оказывается, всё время писал мне письма. Всё время писал и не получал ни слова в ответ. Понимаешь ты, гадина? Вы обе, вместе с Островской, две гадины, ясно? Говори! Зачем вам понадобились эти дурацкие анонимки?
— Островская хотела, чтобы ты своей рукой написала письмо какому-нибудь парню.
— Зачем? — изумилась Люся.
— Чтобы потом это письмо переправить Славке. Чтобы вас поссорить насовсем.
Люся помолчала, потом сказала:
— Ясно. Я надеюсь, тебе понятно, что видеть тебя рядом с собой я не хочу. Не могу тебя видеть. Понятно?
— Понятно, — Ира опустила голову. — Я бы пересела за другую парту, но у нас в классе нет свободных мест, — пролепетала она.
— А ты возьми стул и приставь к парте Островской. Там как раз Хохлова, которая в курсе всех дел. Втроём проще плести интриги. Славное будет осиное гнёздышко, — проговорила Люся. — А Островской передай, чтобы она завтра же принесла мне Славкины письма.
— А если она не захочет? Или откажется, скажет, что она ничего такого не делала? — испугалась Ира.
— Если завтра она не вернёт мне письма, то об этом узнает вся школа. Все узнают, что она тырит по почтовым ящикам чужие письма и читает их.
— Она ведь говорила, что я пожалею, что родилась на свет. Она меня со свету сживёт, понимаешь?
— Хочешь, чтобы я тебя пожалела? — удивилась Люся. — Ты меня жалела? Я ошиблась, ты не гадина. Ты жалкое трусливое убожество. Ты участвовала в подлости, а сейчас хочешь меня убедить, что мне сочувствовала?
Люся повернулась и, не оглядываясь, быстро пошла по заснеженному тротуару к дому.
Часть 9-я (заключительная) здесь: