Я даже отвлеклась от темы лучезарных лимитрофов. (Ненадолго, впрочем). Но это уже сделалось традицией. Под вечер, с чашечкой чаю, глянуть: что ещё отчебучила эта парочка?
Казалось, они уже себя исчерпали. Второй ребенок в семье - событие не столь уж сокрушительное, чтобы об этом заговорили все газеты, закипели все блоги. Откровения о жизни во дворце утратили новизну - они уже год там не живут и ни с кем особо не общаются. Пойдут "вспоминать" что-то сенсационное, не вошедшее в интервью Опре и прочим (принц Чарльз ест детей, к примеру) - кто поверит, что такую сенсацию таили столь долго? А не сенсационные добавки уже не интересны (еще папа не купил мне самокат).
Но сладкая парочка еще держится на плаву. За счет подлости и низменности.
И они сумели-таки привлечь к себе внимание вновь.
Следовало ожидать, что дочку назовут Дианой, в честь непутевой бабки. Но, коль скоро этого от них и ждали, удивить наименование не могло. А удивить меж тем было необходимо.
И к имени покойницы Спенсер присоединили еще одно. Домашнее имя Королевы, интимное полуимя, бытовавшее лишь в самом узком кругу, который только что сошел на нет. Последним его произносил вслух супруг, остальные, имевшие на то право, уже умерли. Это нелепо. Записать ребенка как "Лилибет" всё равно, что у нас назвать "Машуней Ивановной" или "Сонюшкой Львовной".
Но это вызвало шок, на что, собственно, и делалась ставка. Они оскорбили Королеву. Они действительно сумели ранить ее. Назови они девочку Елизаветой или даже Филиппой, все просто пожали бы плечами: дело ваше. Как ни крути, а если ребенок правнучка, при любых отношениях в семье тут ничего особенного нет. Но это...
Они выволокли на публику сокровенное, домашнее, дорогое для всех членов семьи... Они сорвали еще немножечко черного пиара.
А мне вот думается: к чему нам дан этот спектакль под названием "Сассекские"? К тому ли, чтобы мы поняли: современный человек - низок и жалок?
От Меропы Мракс чего и ждать, затем и послана. Но понимает ли хоть в страшных снах этот ковёрный рыжий, как он убог?
Меня, к примеру, потрясло одно из его последних откровений, из тех. что давал единолично. Мол жизнь его ужасна, он пережил чудовищное потрясение. Злой дедушка сказал ему, что не пройти за гробом матери - после придется много раз пожалеть. И добавил, что будет рядом: километров пять или шесть, в его-то уже тогда изрядные годы. Ах, я страдал, на меня смотрели, мое горе все видели, как они могли?
А несколькими десятилетиями раньше его сверстники британцы сидели в Лондоне под бомбежками, ждали гибели, видели ежедневно новые руины и мертвые тела на мостовых. И ничего, не ныли потом о "травмах" и "генетической боли".
Дед преподал двенадцатилетнему внуку первый урок долга. Увы, впрок не пошло.
Вероятно нужно было до двадцати лет не сообщать мальчику о смерти матери, не травмировать ребеночка. А ничего, что жизнь вообще достаточно жестока?
Ну что же: поглядим еще, когда же они, наконец, достигнут дна?
изображения взяты из открытого доступа