Книгу "Атлантов в Большом театре" я читала долго. Вообще, серия "Волшебная флейта" предлагает разнообразные книги о певцах, от мемуаров до серьёзных аналитических трудов.
Ирина Коткина предложила оригинальный вариант: текст автора перемежается с прямой речью самого героя книги. Очень необычное сочетание, надо сказать -:)) Об одних и те же событиях мы узнаём от автора, скрупулёзно изучившей ситуацию в Большом театре эпохи Атлантова и других великолепных певцов - Милашкиной, Нестеренко, Образцовой, Мазурока, и от самого Атлантова
Вот обложка:
Когда я была ещё совсем юной, то слышала, что лучший тенор Кировского театра ушёл в Большой театр не по собственному желанию. Книга подтвердила это. Вообще, Атлантов постоянно признаётся в любви к Ленинграду и к Кировскому театру и говорит о том, что в Москве чувствовал себя чужим.
Я совершенно не ожидала, что между Атлантовым и Покровским были сложные отношения (это ещё мягко сказано). Сам Владимир Андреевич, как я поняла, прочитав эту книгу - человек очень непростой. И Покровский был тоже не подарок -:)
А теперь я просто приведу цитаты из прямой речи самого певца, без всяких комментариев и без всякого соблюдения порядка - то, что мне особенно запомнилось:
"Я любил и буду любить Ленинград, умру с этой любовью".
"У всех хороших итальянских певцов одинаковая, строго определенная постановка голоса".
"Я бы сказал о Гяурове так: у него бас, но со всеми атрибутами красоты тенорового голоса.... Он ведь ещё к тому же красавец-мужчина. Ему надо было родиться тенором".
Про "Тоску":
"Я не знаю, как Покровский и Левенталь распределяли работы. Я видел только результат. Ни у того, ни у другого не хватило смелости, такта и мужества пригласить оценить их работу артистов. Артисты для них - дураки".
"... Покровский отчего-то любит использовать все физические процессы во время пения. Я очень часто видел в его спектаклях ничего не говорящие мизансцены, надуманные, вымученные, накрученные, просто безвкусные, не вписывающие ни в стиль спектакля, ни в стиль времени, не относящиеся к ситуации, в которой находится персонаж... Он не любит голоса, точнее, красивый, выразительный голос ему мешает".
"Питеру повезло, что в Мариинку подряд пришли Темирканов и Гергиев. Театр начал делать Темирканов. Но Гергиев оказался настолько дальновидным, умным и тактичным человеком, что ничего не разрушил".
"В Большом я был чужаком и в общем-то так и остался чужаком".
"В театре Покровский ставил "Мертвые души" на музыку Родиона Щедрина, "Игрока" Сергея Прокофьева. Вообще я поражаюсь! Большой театр обладал в те годы набором выдающихся, экстра-класса голосов, и на них не ставились спектакли, потому что главный режиссер этого не хотел, его планы были другими. Это возмутительное отношение! Это преступное, я считаю, отношение! "Плащ", "Турандот", "Манон Леско", "Макбет", "Андре Шенье". Почему эти оперы не шли? Только Чулаки, по-моему, был настоящим директором Большого театра".
"Я был вынужден спеть "Котко". По распоряжению театра я выучил роль Семена для гастролей."
"Мне не нравится современная оперная музыка. Дело не в том, что я её понимаю или не понимаю. Я не собираюсь ничего отстаивать. Она мне не нравится, как не нравится фасон одежды или какой-нибудь человек".
"В год у меня могло бы быть 80-100 спектаклей за рубежом, а выпускали меня на 10 спектаклей".
"Приспичило к 200-летию Большого театра ставить какую-то оперу. Я только не могу понять, почему не "Бориса Годунова". До сих пор не могу понять. Но решили, что это будет "Садко". Большой театр знал мои возможности".
"Испанский певец с итальянской школой - Доминго. Как он поет Вагнера! Если бы я пел Вагнера, я бы пел, конечно, как итальянец. Я слышал, как поют немцы. Для меня это не просто момент предпочтения. Я сказал бы им: "Послушайте Доминго! Вот как надо петь Вагнера. А не так, как вы поёте".
"Часто так бывает, чувствуешь себя замечательно, ни насморка, ни фарингита, ни трахеита, ни бронхита. А спектакль не идёт. А другой раз выходишь на сцену и думаешь: сейчас будет Голгофа. Подсвязочный трахеит, и тебе хрипы в бронхах, насморк начинается или кончается. И вдруг спектакль получается на редкость удачным."
"После того как я спел Отелло, я потерял маму. Результатом ее страшной болезни и смерти стал мой стресс. Я не мог петь. То была депрессия, о которой я могу сказать откровенно. Глубокое, страшное отчаяние, очень долгое: 78-й, 79-й, 80-й годы. Я потерял высокие ноты и стал петь баритоном".
"Почему ещё я уехал сюда? Потому что весь запас слов, особенно начинающихся со слова "прошу", у меня кончился".
А вы слышали Атлантова на сцене? Поделитесь впечатлениями!
Увы, я его слышала только в записях...
Вот некоторые из них: