В начале декабря 1920 года в Чаталджинских лагерях казачьих войск
объявили: будет проведено командно-штабное учение Донского корпуса
с присутствием на нём офицеров французской армии.
Командир корпуса генерал-лейтенант Федор Федорович Абрамов в единственной на весь Чилингирский лагерь большой палатке собрал командиров дивизий, полков, артдивизионов и штабных офицеров:
- Господа! Отнестись надо серьезно. Я понимаю, что у нас ничего нет…
А товар, как на ярмарке , лицом показать нужно. Очень, очень многое зависит от того, признают нас как военную силу или нет.
- Так что, господа, придется постараться! - многозначительно объявил собравшимся Абрамов.
Неожиданное известие об учении удивило и взбодрило офицеров, особенно штабных. Зная о том, что в некоторых полках до трети личного состава офицеры, а среди них много и штабных работников, Абрамов распорядился взять их на карандаш и каждому найти дело по прежнему предназначению. Так, у всех начальников служб оказалось по десятку помощников, и никого не обижало, что в учебно-оперативных целях иной офицер становился на две-три ступени ниже своего прежнего служебного положения.
Началась подготовительная суета. Целый день ушел на приведение в порядок внешнего вида и лагеря, и казаков.
Наиболее молодые, закалённые офицеры, отправились к теплому, и незамерзающему даже зимой, ручью, протекавшему за три версты от Чилингирского лагеря, и тщательно в нём вымылись. Предводительствовал среди них красивый, подтянутый полковник Вениамин Яковлевич Шляхтин. В европейскую войну он вступил хорунжим, командовал первым взводом, первой сотни Десятого Донского генерала Луковкина казачьего полка, а закончил её полковником, да ещё учившимся в Академии Генерального штаба. Только практику оперативной работы и планирования боевых операций Шляхтину пришлось уже проходить на войне Гражданской, на Дону, в Воронежской губернии, на Кубани и в Северной Таврии.
От вымытых обнажённых тел офицеров, пулей вылетавших из теплого ручья, парило, вестовые подбегали к своим начальникам и накрывали их простынями и одеялами.
- Как строевые кони при форсировании водной преграды, - прищурившись, смеялся Шляхтин.
- Кобылиц бы молодых, да бок о бок… Ручей-то тёплый. Сразу бы согрелись, - намыливая голову, морщась от пены, отозвался его однополчанин еще по польскому гарнизону Замостье войсковой старшина Исаев.
В ручье вода была хоть и тёплой, но с резким неприятным запахом гнили, и нырять в неё никому не хотелось, но мыло надо было смыть.
- Запашок как с поля боя, - стоя по пояс в ручье, говорил Исаев.
- Ничего, придушим его одеколоном. В службе ещё и не то понюхаешь.
Я в магазине на пристани целую коробку флаконов прихватил. Будем считать, что мне приказчик подарил! - веселился Шляхтин, отчаянно ныряя в мутную взбудораженную воду.
Стараниями тех же неутомимых на выдумки вестовых многим офицерам даже сумели отгладить обмундирование.
После обеда штабные офицеры, радуясь за свой внешний вид, переминаясь и деликатно покашливая, выстроились у большой палатки с развевающимся на ветру донским флагом.
Абрамов, заложив руки за спину, внимательно разглядывая приободрившихся и посвежевших офицеров, стал обходить строй.
Он остался доволен произошедшей с людьми в столь короткий срок переменой.
Удовлетворенно кивнув головой, Абрамов подошел к шеренге начальников служб, поздоровался. Из напрягшегося было строя, чеканя шаг, вышел полковник Львов.
- Начальник оперативного отдела штаба корпуса полковник Львов -
звонко, почему-то волнуясь, отрапортовал он.
- Вашему отделу, полковник, как всегда на подобных учениях, необходимо разработать и доложить общую оперативную обстановку и предложения по реализации замыслов командования, - затем, сделав паузу и понизив голос Абрамов доверительно закончил:
- Замысел командования я вам изложу отдельно.
Шаг вперед из строя сделал полковник с артиллерийскими эмблемами:
- Начальник артиллерийской части полковник Дробов! - отрапортовал четко.
- Доложите коротко о состоянии артиллерии, - приказал Абрамов.
- Орудия, находившиеся на кораблях, и боекомплект к ним сданы в Константинополе французам, запас снарядов утоплен при выходе из Крыма.
- А что осталось?
- Приборы артиллерийские, артбинокли, таблицы стрельбы, карты, учебников с десяток…
- Значит так, - на минуту Абрамов задумался - на щитах разложиться артиллерийской части и подготовиться к выполнению команд. Протяните связь.
Услышав про связь, начальник связи, бледнея, выступил вперед:
- Господин генерал! Остались только аппараты и два коммутатора. Провода нет… Давно растащили на веревки для обустройства лагеря.
- Значит, поставьте только аппараты, - закрыв тему связи Абрамов и, добавил: - Без провода…
Встретившись с направленным на него взглядом Абрамова, подтянувшись, представляется еще один участник учения:
- Начальник противогазовой службы дивизии полковник Данилов.
- Что у вас осталось, господин полковник?
- Три ящика с имуществом, в основном с образцами противогазов для личного и конского составов.
- Конского состава нет, наденете на чинов противогазовой службы только людские противогазы. Отработайте таблицы команд и приготовьте ракетницы. Это первое…
Во-вторых… Сделаете доклад о применении газов в европейской войне. Да, и не забудьте о документах, которые мы у красных захватили по организации газовой атаки в районе станицы Каменской. Мы-то этого не ждали не гадали. А оно вон как получилось… Только из-за соединения наших войск с казаками, поднявшими восстание в Вешенской,
красные эту атаку не провели. Так что надо и газовой атаки ждать, -
Абрамов многозначительно поднял указательный палец вверх. - Но все должны понимать, что только надо ждать! Но не бояться!
Довольный своими разъяснениями по поводу противогазовой службы, Абрамов двинулся вдоль строя генералов и полковников дальше, стараясь скрыть в усах улыбку:
- Вы хорошо всем нам известный начальник тыла, полковник Дьяконов.
- Так точно, господин генерал!
-Понятно... Начальник есть, а тыла - нет. Есть только интенданты и каптерщики , выдающие французский паек. Идём дальше…
Генеральская свита остановилась в конце строя.
- Начальник инженерной службы полковник Овчаров!
- С вашей службой тоже все понятно. Про имущество уже не спрашиваю. Инженеры-то хоть остались?
- Так точно, господин генерал!
- Вот и займитесь инженерным оборудованием наших лагерей: и по учению, и по жизни.
Шаг вперед делает седой, но не потерявший стройности генерал-майор:
- Инспектор кавалерии генерал-майор Маркин.
Абрамов ему огорчённо кивнул головой:
- По коннице можете не докладывать, сам знаю положение. Если на кого и можно посадить казаков, так это на ишаков, которых здесь в изобилии. Но, боюсь, лихая атака вряд ли получится.
- А помнишь, Андриан, - повернувшись, он обратился к Гусельщикову, - как малолеток в станицах - у меня в Митякинской, у тебя в Гундоровской - учили? Пеше-по-конному ? Длинную хворостину между ног - и - вперед, отрабатывать приемы конного строя.
У Гусельщикова от изумления поползли наверх густые брови.
- Да, французы-то как к этому отнесутся ?! - ошарашенный услышанным, только и смог выговорить он.
- Так учение-то командно-штабное, условность, понимаешь ли, - иронично заметил Абрамов и пошёл по учебному полю за лагерем, указывая, где сделать место для учебной кавалерийской засады, где наделать чучел для рубки, где демонстрировать французам шашечные приемы.
- А вот здесь мы с тобой, Андриан, поставим наблюдательно-командный пункт. Главное, коси глазом на французов. Смотри … Как, понравится или нет.
Офицеры и казаки, не мешкая, занялись обустройством мест для завтрашних занятий, а генералы поспешили в барак, где на развешенных картах они должны отработать замысел учения.
На следующее утро, усаживаясь за длинный шаткий стол с разложенной на нём картой предстоящих военных действий, полковник Шляхтин, в ожидании того момента пока все займут свои места, рассказывал собравшимся:
- Представляете, господа, накануне европейской войны в Польше в нашем гарнизоне Замостье в Первой Донской казачьей дивизии проводилась командно-штабная игра. Да-с… Так вот… Там мы были обозначены как синие, а войска немецкого генерала Штауффенберга были по замыслу учения - красные… Знали б мы тогда, что через каких-то четыре года будем воевать с настоящими красными, и вовсе не на карте, а в Воронежской губернии и под Царицыном. Скажи тогда такое, разве б кто поверил?!
- А кто б поверил, что мы здесь окажемся, - последовала реплика с места. - Воистину пути господни неисповедимы!
На телефонном проводе, которого так не хватало для связи между частями командиру технического батальона, были развешаны приготовленные карты. На центральном палаточном столбе - большая ситуационная карта , как её называл начальник штаба дивизии полковник Лежинский. Она довольно неточно передавала очертания границ стран на юго-западе бывшей Российской империи. Вместо страны, на которой следовало написать РСФСР, выразительно была нарисована большая красная жаба.
Взгляд Абрамова задержался на этом довольно редком экземпляре картографического искусства:
- Да, господа, краски вы не пожалели, хотя - он рассмеялся - довольно убедительно.
- Итак, начинаем… Слово докладчику генералу Сафронову Алексею Евгеньевичу. Тема доклада известна заранее: «Итоги боевых действий казачьих войск в Северной Таврии и в Крыму и выводы для боевой деятельности войск».
Генерал Сафронов решительно встал, одернув мундир, приготовился к докладу. Абрамов, рассматривая докладывающего генерала, стоявшего перед собравшимися в совсем, казалось, неуместной парадной красоте, хотел сначала спросить, к чему он так вырядился, что это уж слишком, но промолчал. На парадной форме генерала Сафронова сияли погоны с витыми золочеными галунами, и аксельбанты с острыми наконечниками. Не утратило своей яркости золоченое шитье на обшлагах и лацканах мундира. Светился начищенными крыльями двуглавого орла отличительный знак выпускника Академии Генерального штаба, выпиравший полуяйцом на плоской генеральской груди.
Всё между тем, объяснялось довольно просто. Сданная для дезинфекции Сафроновым в лагере Силлилие - единственная у него генеральская форма, в отличие от казачьих рубах, почему-то быстро сгорела в прожарке, и ему только что и осталось - либо ходить в полувоенной форме, вызывающей то шутки, то жалость к её обладателю, либо в сохранившейся парадной. Потому-то он и стоял таким красавцем перед разрисованными картами!
Генерал толково и быстро, без присущей многим офицерам Генерального штаба витиеватости, обрисовал и без того всем известную обстановку последних месяцев.
- Переходите, господин генерал, к той части доклада, которая начинается со слова «однако», - предложил Абрамов деликатно.
Сафронов намёк понял… Конечно, он понимал, что объяснять всем хорошо понятный исход нетрудно, и потому, стуча пальцем по столу, словно забивал гвозди, стал четко и зло называть причины поражения белых войск в Крыму:
- Во-первых, раньше времени было дано генеральное сражение в Таврии. Измотав силы, войска не смогли собрать их в единый мощный оборонительный кулак на Перекопе.
- Во-вторых, ошибочно была произведена перегруппировка сил, в ходе которой были потеряны связи между частями, и особенно с резервными группами войск. И движение этих резервов шло параллельно фронту, а не в сторону противника.
- В-третьих, не были правильно подготовлены и распределены все участки для использования артиллерии и пулеметного огня.
Пулеметы стояли на повозках в тылу с полными лентами, а достаточной плотности огня на Перекопе не было. Арторудия казачьих дивизионов простояли в резерве, так и не вступив в бой. Начальники надеялись на артиллерийскую защиту позиций, но красные воспользовались туманом, и артиллеристы вслепую бить не стали.
- В-четвертых, не были выведены на участки сопротивления с противником по-настоящему надежные, проверенные в решительные моменты боевые дивизии. Например, Третья дивизия генерала Гусельщикова. На Крымской равнине казачья конница применялась лишь в качестве арьергарда, для прикрытия посадки войск на корабли во время эвакуации.
- В-пятых, не было настоящего инженерного укрепления позиций
Не хватало колючей проволоки в три-четыре ряда. Хотя и этого мало, очень мало для задержки такой массы наступающих красных войск.
Абрамов остановил генерала:
- Благодарю вас! Достаточно! Дальше не надо, поскольку далее вы начнете критиковать начальников, а мы с вами в армии, хоть и не совсем обычной. Дополнения есть?
Офицеры добавлять ничего не стали, они предпочитали слушать.
Командир Донского корпуса предоставил слово начальнику оперативной части штаба корпуса полковнику Львову.
Начопер был краток:
- Согласно приказу Главнокомандующего Русской армией генерал-лейтенанта Врангеля, войска Донского корпуса эвакуированы из Крыма и в количестве 14630 воинских чинов и размещены близ Константинополя в лагерях Санджак-Тебе, Чилингир, Кабакджа и других пунктах временной дислокации.
Кубанский корпус в количестве 16500 воинских чинов размещен на острове Лемнос. Там же находится Атаманское военное училище, Первый и Второй донские сводные пластунские полки с общей численностью до двух тысяч пятисот воинских чинов.
В двухстах километрах от станции Чаталджи на Галлипольском полуострове находится пункт временного размещения Первого армейского корпуса под командованием генерала Кутепова.
Все войска сдали стрелковое оружие и пулеметы. У офицеров казачьих войск оставлены револьверы и шашки. Казакам оставлены только шашки.
В частях проводятся занятия по утвержденным командованием Донкорпуса учебным планам. Начальник оперативной части стал выкладывать одно за другим предложения по возобновлению боевых действий. Но по его же докладу выходило, что ничего сделать нельзя. Самостоятельный переход через Болгарию, Румынию и Бессарабию невозможен. И не только из-за обильных снегопадов, но и из-за того, что эти государства сейчас враждебно относятся к любым военным силам на своей территории. Коней - ни строевых, ни - обозных для перехода нет. Запасов продовольствия нет. Обмундирования зимнего только на треть личного состава, и то если не считать уже проданного на базаре в Константинополе и на толкучке в Хадем-Киой. Передвижение по железной дороге исключается. Для погрузки и транспортировки Донского корпуса требуются десятки эшелонов, которых никто представить не может. Морской транспорт Черноморского торгового и военного флота перешел под юрисдикцию Франции в виде залога за продовольственное обеспечение Русской армии, и использование его также невозможно.
Генерал Абрамов все мрачнел и мрачнел.
- Вот видите что получается ? Вы Совдепию изобразили в виде красной жабы… А мы кто, белая мышь, загнанная в угол? И на каждом шагу -французы, французы и французы… Да что там говорить…- Абрамов расстроенно махнул рукой .
- Как офицер или казак не может выйти из лагеря без пропуска, так и я, генерал Абрамов и даже генерал Врангель, обязаны извещать французов о своих передвижениях.
Абрамов, прикрыв глаза, посидел так и с тяжелым чувством добавил:
- Как бы там ни было, а намеченное учение проводить будем!
На следующий день в лагерь Чилингир приехали командир Донского корпуса генерал-лейтенант Абрамов и Донской атаман генерал Богаевский.
На первой, сверкающей лаком машине, фыркающую перегретым мотором, в лагерь, вальяжно откинувшись на сиденья машины, въехали французы. На второй, похуже и поскромнее, донские генералы.
Гусельщиков остановился в нерешительности - как и кому докладывать?
Французам, которые остановились прямо напротив него? Не по уставу… Или повернуться спиной к французским покровителям и прошагать два десятка шагов, тем самым выказав им неуважение? Лихорадочно соображая, как ему быть, Гусельщиков тянул время.
Выручил его сам генерал Абрамов, двинувшийся в сторону Гусельщикова бодрым строевым шагом под звуки грянувшего военного оркестра. Раздалась громкая команда «Сми-р-р-но!» присутствующие вытянулись в струнку. После взаимных приветствий, горяча кровь, грянуло дружное протяжное «Ура!», и гости начали обходить полки, навытяжку стоявшие в сотенных коробках.
Абрамов, дойдя с французскими офицерами до конца парадного строя, приняв неожиданное даже для самого себя решение, шепнул Гусельщикову:
- И сразу начинаем парад. С Богом!
- Так ведь после учений планировалось - не ожидал такого поворота событий Гусельщиков.
- Давай сейчас, пока народ бодрый, - решительно махнул рукой Абрамов и, посмотрев на часы, двинулся вслед за французами.
Сотни прошли лихо - не пропала даром многолетняя выучка.
Гусельщиков, по указанию Абрамова следивший за французами, доложил:
- Вроде довольны, Федор Федорович !
- Ну и я тоже вижу, Андриан, что довольны. Пойдем на командно-штабное учение. У тебя-то все готово?
- Так точно!
Французы с немалым удивлением наблюдали, как в ровные коробки выстраивались полки и сотни, как флажками обозначались рубежи учебных атак и по полю носились вестовые.
Ожесточенно переругиваясь, в телефонные трубки что-то кричали раскрасневшиеся от напряжения начальники, да так громко, что и без всякой связи хорошо было слышно. Полки по команде, в воображаемой схватке с воображаемым противником, организованно разворачивались в атаки пеше-по-конному. Под конец учения в небо взвились ракеты, обозначавшие газовую атаку, и следом ракеты, обозначавшие конец тактической части.
Затем, удивленное увиденным начальство, и французское и казачье, перешло на учебное поле по отработке шашечных приемов.
С металлическим шелестом взметнулись шашки из ножен, и понеслась азартная, горячившая казачье сердце, рубка на глиняных и соломенных чучелах, шариках, платках и змейках. Да так лихо, что французы только рты пооткрывали.
Полковнику Шляхтину каким-то образом удалось выпросить у зуавов- кавалеристов лошадей, и его группа станичников показала всего несколько (но каких!) приемов джигитовки.
Шляхтин, видя как увлеченно аплодируют французы и казачьи генералы, словно извиняясь, запыхавшись, торжествующе говорил окружающим:
- Мы б и больше показали, да эти африканские лошадки команд наших не знают, а мы ихних, кавалерийских тоже. Только на прямой скачке что - то сотворить и можем.
Учения закончились. Проводив из лагеря французов, генерал Гусельщиков вернулся к офицерам и казакам, отдавая должное всеобщему подъему, поблагодарил их за службу, старание и показанную выучку. Так казачьи начальники пытались сохранить воинский дух и порядок в Чаталджинских лагерях и надо сказать, что это им хоть и не всегда, но удавалось.