Маркс, конечно же, не был ясновидцем. Он и представить себе не мог, насколько быстро любимый им пролетариат, на который он возлагал столь грандиозные надежды, растворится как класс в массе наемных служащих и мелких собственников, принимающих личное трудовое участие в работе своих пекарен, кофеен, магазинчиков, парикмахерских, салонов красоты, прачечных, химчисток и прочих предприятий этого типа. И, разумеется, особых претензий по данному поводу основоположнику «научного коммунизма» предъявлять не приходится. Но вот его безапелляционные заявления насчет неискоренимого антагонизма между трудом и капиталом, обусловливающего якобы их вечную непримиримую борьбу, уже при жизни самого Маркса могли быть опровергнуты как довольно безответственные и весьма далекие от научности высказывания.
До глубины души ненавидя современный ему капитализм, который несколько первых столетий довольно мирно сосуществовал со многими сословными традициями и пережитками, Маркс не усмотрел никакой разницы между феодальным натуральным хозяйством и шедшим ему на смену массовым товарным производством. Непонимание этой колоссальной разницы и обусловило ошибочность всей марксистской исторической концепции.
Производственные отношения в эпоху экономики товарного типа коренным образом отличаются от отношений, господствовавших практически во все предшествовавшие эпохи. Современные предприниматели в системе полноценного товарного производства не только не представляют собой паразитического класса, но, напротив, являются одним из главных факторов экономического и технологического прогресса. Именно они обеспечивают организацию производственного процесса, равно как и контроль над ним на всех его этапах. Кроме того, они вовсе не присваивают себе произведенную продукцию, отчуждая ее от работников и от всего производственного коллектива, а всего лишь распоряжаются ею с целью наиболее эффективной ее реализации.
При товарном производстве все издержки фирмы или предприятия, все усилия их сотрудников оплачиваются за счет покупателя. Именно средства, поступающие от клиентуры, дают возможность предпринимателям вновь приобретать сырье, финансировать износ имеющегося оборудования, приобретение нового и издержки следующего производственного цикла, оплачивая рабочую силу и обеспечивая собственный доход. В данном отношении интересы предпринимателя в значительной мере кореллируют с интересами наемных работников. Нет, они не совпадают целиком, поскольку оклады управленцев гораздо выше зарплат рядовых сотрудников. Однако нет никаких сомнений, что они – союзники, хотя и не равны по своему социальному и финансовому положению. Пока действует заключенный ими контракт или трудовой договор, они находятся по одну сторону экономических баррикад в стремлении хоть как-то ослабить полную зависимость производства от клиентов.
Маркс не видел никакой разницы между рабовладельцами, в его годы еще вполне беззаботно существовавшими в целом ряде стран, в том числе и на Юге Соединенных Штатов, между феодальными магнатами и помещиками, составлявшими во второй половине Х1Х века большую часть европейской знати, с одной стороны, и классом предпринимателей, который складывался буквально на глазах самого Маркса, с другой. Для него все они являлись жадными, бездушными, а часто и жестокими эксплуататорами. Яростную классовую ненависть Маркса в принципе можно понять и простить, равно как и его нежелание разбираться в сортах всех угнетателей, от которых он и мечтал избавить мир.
Еще в его оправдание можно отметить то обстоятельство, что две последние трети Х1Х века в развитых странах происходил процесс конвергенции феодалов и буржуазии. Старинная европейская знать, хотя ее представители и продолжали называть по привычке городских дельцов и технократов довольно презрительной кличкой «нувориши», все чаще и чаще сама стала не брезговать бизнесом, осознав его финансовые возможности. И более того, члены бедневших дворянских родов, не сумевших вписаться в новую экономическую ситуацию, начали идти на брачные союзы с финансово успешным потомством простолюдинов. Сам Маркс, между прочим, был женат на дворянке Женни фон Вестфален.
Разбогатевшая часть буржуазии в свою очередь принялась подражать культуре и образу жизни феодальной знати, поскольку к тому времени, несмотря на свою многочисленность, собственной системы ценностей и этических норм она еще не создала. По внешнему виду, по манерам и самим образом жизни обеспеченные горожане в Х1Х веке почти ничем не отличались от господ феодалов, и все разговоры о свободе, равенстве и братстве, вдохновлявшие горожан в начальный период буржуазных революций, как-то сами собой стали иссякать. Маркс был убежден, что наступила эпоха нового – капиталистического – неравенства, которое будет хуже даже феодального ига. Внедряя повсюду товарно-денежные отношения, утверждается в «Манифесте коммунистической партии», буржуазия: «Безжалостно разорвала пестрые феодальные путы, привязывавшие человека к его «естественным повелителям» и не оставила между людьми никакой другой связи, кроме голого интереса, бессердечного «чистогана» … Словом, эксплуатацию, прикрытую политическими и религиозными иллюзиями, она заменила эксплуатацией открытой, бесстыдной, прямой, черствой».
Разоблачая и осуждая буржуазию, Маркс, несомненно, тенденциозен. Это доказывается тем, что он допускает даже чисто логическое противоречие, отстаивая свое неприятие капитализма. В том же «Манифесте» он пишет: «Выдвигали возражение, будто с уничтожением частной собственности прекратится всякая деятельность и воцарится всеобщая леность. В таком случае буржуазное общество должно было давно погибнуть от лености, ибо здесь тот, кто трудится, ничего не приобретает, а тот, кто приобретает, не трудится». Каким образом это можно согласовать с его собственным утверждением: «Буржуазия менее чем за сто лет своего классового господства создала более многочисленные и более грандиозные производительные силы, чем все предшествовавшие поколения»? Ясно, что ленивый, паразитирующий класс ничего подобного создать не способен. И обвинять предпринимателей в том, что они «не трудятся», смеху подобно. Здесь наблюдается подмена понятий. Подлинной работой объявляется только чисто физический труд – тяжелые упражнения с молотом, лопатой или киркой.
В реальности все не так. Работа по созданию и управлению производством не легче, а в чем-то и тяжелее чисто физического труда. Во всяком случае, рабочий, закончив смену, может позволить себе полноценный отдых, вообще выбросив мысли о работе из своей головы. Предприниматель такой возможности лишен. Он попросту обязан все время думать о работе и о проблемах, возникающих по ее поводу. В противном случае ему угрожает крах. Поэтому рассматривать его доход исключительно как результат присвоения чужого труда – несусветная чушь. Однако, марксизм базируется именно на этой аксиоме. Отсюда же происходит и идея о вечном «антагонизме между трудом и капиталом».
Это - антинаучное, фантастическое противопоставление двух ипостасей одного и того же объекта, а именно: человеческого труда. Ибо «капитал» есть не что иное, как уже приобретенный, накопленный результат всей трудовой деятельности людей. Он способен существовать в виде денег, в виде финансовых активов, в виде промышленного и иного оборудования, в виде информационных программ и технологических разработок, в виде новых проектов и профессиональной подготовки работников, а также в виде всех экономически необходимых и полезных инфраструктур, умений и навыков, доступных данному поколению. Игрок, виртуозно владеющий футбольным или баскетбольным мячом, это тоже – реальный капитал. Причем в целом ряде конкретных случаев весьма значительный. Каким образом приобретение спортивным клубом очередной «звезды» или покупка фирмой новой партии промышленных роботов ущемляет интересы работников и ухудшает их положение? Напротив, эти акции лишь улучшают положение коллектива, предоставляя ему возможность действовать эффективнее прежнего.
Основное отличие капитала от простого богатства или состояния заключается в том, что он способен работать, принося прибыль. Прежние хозяева - рабовладельцы и помещики - фактически грабили работников, отнимая у них либо всю произведенную ими продукцию, либо ее часть. Эта экспроприированная продукция целиком и полностью шла на удовлетворение потребностей владык или же на обслуживание их прихотей. Показная роскошь и демонстративное потребление, свидетельствующее о высоком социальном статусе хозяев, всегда являлись и являются отличительной чертой общества, основанного на эксплуатации, иерархии и насилии.
Как уже отмечалось, на первых порах предприниматели также пытались соответствовать этим замашкам. Они тратили огромные суммы на браки с родовитыми особами и с удовольствием украшали дверцы своих экипажей гербами, к которым, мягко говоря, имели весьма косвенное отношение. Но постепенно они поняли, что все это не для них. Что показная роскошь и безумные излишества лишь мешают делу, настраивая рабочих против них самих и ограничивая их возможности совершенствовать и расширять производство. С конца Х1Х века многие западноевропейские и американские писатели стали отмечать возрождение в среде деловых людей пуританских традиций. Миллионеры, оперировавшие огромными суммами, сплошь и рядом начинали вводить режим довольно строгой экономии в своих домах и сами частенько довольствовались пищей, которая мало чем отличалась от питания их рабочих.
Та колоссальная, почти космическая дистанция, которая отделяла высший свет от социальных низов во всех феодальных государствах, с развитием массового товарного производства явным образом стала постепенно уменьшаться. Поэтому все разговоры об антагонизме труда и капитала в развитых странах, а тем более об усилении этого антагонизма – откровенная, бессовестная ложь. И надо быть совсем уж одураченным субъектом, чтобы не понять очевиднейшей истины: на современном этапе экономического развития сам труд – трудовой процесс – в большинстве случаев невозможен без капитала в виде соответствующего оборудования и без достаточных инвестиций, то есть еще без наличия капитала финансового.