О. Иванов.
Отрывки из дневника человека, много лет наблюдавшего за жизнью необычных существ в Новгородской области.
Первая встреча
ПЕРВЫЙ раз мы увидели следы авдошек с моим другом детства Толиком Дмитриевым в 1960 году. Через нашу деревню Поддубье протекает речка Вишерка, на которой мы с ним часто рыбачили. Нам было по 12 лет и мы все чаще и чаще уходили вниз по течению реки.
До урочища Сильный Лог тянулись деревенские покосы, окруженные таинственным и загадочным лесом. Ранним июньским утром мы с Толиком шагали с удочками к нашему первому любимому месту ловли, оно называлось Старой Мельницей. Там лежали в воде каменные жернова и был еще виден деревянный, покрытый зеленью остов здания, а ниже по течению реки лежали такие же позеленевшие скользкие камни. Здесь под камнями и в прибрежных норах часто ловили мы прямо руками налимов и раков. Но в этот день под камнями никого не было и мы, забрав удочки, отправились к Горелому дубу. Закинули удочки и, затаив дыхание, ждали первой поклевки. Но, просидев около часа, мы так и не поймали ни одной рыбешки. Дойдя до Сильного Лога, снова попытали рыбацкого счастья, но клева не было, и удить рыбу нам вовсе расхотелось.
Дальше за изгородью река разрезала густой и высокий лес, состоящий из ясеней, вязов и лип. В этом лесу еще можно было встретить сплошные дубовые заросли — дубравы, от которых и произошло название нашей деревни. Берега реки были покрыты орешником.
Мы с другом, оставив удочки в омуте, перешли на другой берег речки, где находились три заросшие стрелолистом старицы. В них всегда оставалась рыба после половодья. Подойдя ближе к одной, самой маленькой, мы увидели незнакомые следы. Они были похожи на человеческие, но только гораздо больше.
—Ну и лапища, сантиметров сорок будет в длину!—со страхом сказал Толик.
Я тоже с удивлением разглядывал их на мокрой земле. Четко отпечаталась шерсть, свисающая с ноги на края ступни.
—Смотри, вода в старице мутная. Они что, тоже рыбу ловили?
—Может и ловили,—ответил Толя.
Я пошел смотреть на другую сторону водоема. На траве валялись остатки пиршества: кости, головы, плавники и чешуя. Что-то стало не по себе, и мы побежали домой. Об этих страшных следах пока не говорили никому.
Через две недели мы решили сходить на болото. К этому времени поспевала ягода-морошка. И пошли мы на край болота, куда вела лесная тропинка от Старой Мельницы. Оказавшись на сыром торфянике, мы снова увидели эти страшные следы. Они вели нас к острову Терехун. Остров еще издали привлекал к себе своей загадочностью и величием. Растянулся он в длину на три километра. По краям его стояли старые высокие засохшие елки.
Мы быстро шагали по болоту и скоро вошли в лес. Перед нами поднимались огромные ели, стволы которых было не обхватить и двоим. Лес был завален трухлявыми березовыми стволами, часть их еще стояла, но уже без макушек, да и те были раздолблены у дятлов. Пока мы озирались вокруг, потеряли ориентировку и заблудились. Проходив около часа по дикому острову, увидели просвет среди деревьев. Там было болото. Справа виднелась полянка. Мы направились к ней. Но, пройдя метров пятьдесят, остановились, и Толик замер с протянутой рукой.
Я поднял глаза и увидел на полянке четыре рыжих существа — два больших и два маленьких. Они внимательно нас разглядывали. Опомнившись, мы побежали с этого страшного острова. Я обогнал Толика, прыгнул на зеленый ковер белокрыльника и начал тонуть. За мной плюхнулся рядом Толька. Мы кричали на весь лес, но болото засасывало все глубже и глубже.
—Тону, спасайте,—кричал я в отчаянии, хотя и понимал, что спасать здесь, на диком острове, нас просто некому. Попытался ухватиться за кочку, на которой рос куст ивы. Кочка приближалась ко мне, и я понимал, что она не спасет. Толик тоже за нее хватался, и в итоге мы оба тонули. Трясина уже пыталась нас заглотить, как в последний момент незнакомый мужчина бросил нам в жижу срубленную жердину. Он нас поодиночке и вытащил на сухое место.
Мы сидели с другом на траве и дрожали от холода и страха. Потом Толик стал выливать воду из резиновых сапог, а я глядел на свои голые ноги — сапог не было. Они остались в трясине. Над нами кружились тучи слепней и комаров. Мы были измазаны в торфе и казались совсем беспомощными. Я глядел то на свои босые ноги, то на нашего спасителя.
—Чего смотришь на ноги? За сапогами в болото не полезу. Дойдешь до дома так,—улыбаясь, говорил незнакомец.
—Конечно, дойду. Босиком даже легче,—соглашался я с ним.
—Домой знаете как идти или забыли?—Мы молчали.—Выйдете на болото и направо, вдоль острова, а там и знакомый вам лес увидите,— объяснял нам хозяин острова, показывая рукой куда идти.
Мы с Толиком, даже не сказав спасибо своему спасителю, быстро пошли на болото. Уже дома, рассказав отцу обо всем, а главное — о потерянных сапогах, я понял, что от наказания мне не отвертеться. Мой отец, Иванов Михаил Петрович, был слишком занятым человеком в колхозе да и на своем подворье, поэтому на меня мало обращал внимания. Он не был строгим в моем воспитании. А вот моя мама была более строгой, чем он, за что я и сейчас ей благодарен. Ее все, от маленьких детей до стариков, называли всегда по имени-отчеству, Екатериной Михайловной. Она была учителем с большой буквы.
Отец стегал меня ремнем и за потерянные в болоте сапоги, и за рыжих авдошек, встреченных нами в лесу. Побил он меня несильно, просто для острастки.
Вечером, я слышал, родители тихо разговаривали на эту тему. Лишь позже я узнал, что отец тоже видел эти следы и знал о существовании авдошек. Ну, а мама моя видела авдошку своими глазами на подмошском болоте. Так что мое сообщение о встрече с ними для них не было неожиданностью.