- Когда работала переговорщиком, старуха с косой продолжала ходить рядом... В Грозном нам сдали музей без боя. Я тогда метнула мачете и пробила шею их командиру. Так получилось. Я не хотела. Сама от страха описалась, когда увидела это. А они сразу же сдались.
Переговорщик должен сначала дойти до объекта, пообещать что-то в обмен на заложников, чтобы спасти хотя бы человек десять. Это трудно, и не всегда удается. А я психанула тогда, мы не спали три дня, и я не выдержала. Думала, что все испортила. Но, они, потеряв командира, сразу же сдались… И заложников вывели.
Снайперша: глава 1
После случая в музее, все переговоры были чистые. Без потерь. Мы предлагали им сдаваться: «Ребята! Кто сдался, тот не виноват!». Они оружие сдавали, до трусов раздевались, фамилию и имя называли. Я всех записывала. Больше я не потеряла ни одного. 1882 человека. И все живые.
Был второй инфаркт после этого музея… Со мной потом работал психолог боевых действий. Это специальный психолог для реабилитации солдат локальных войн. После Чечни я не могла смеяться. Мне говорили, что у меня глаза седые. В них были боль, и пустота…
- Дениса я так и не нашла. Расспрашивала везде, но все только разводили руками, кто с сочувствием, кто с раздражением. Из родных у меня осталась только мама Дениса Лидия Николаевна. Она приняла меня, как дочь. И стала для меня настоящей матерью, в отличие от родной. Но она не выдержала потери единственного сына, а затем бесконечных ожиданий… Так я осталась на этом свете совсем одна…
Альбина снова умолкла. А я спросила:
- Что же было после войны?
- После Чечни я родила сына, - ответила она и опять задумалась, будто вспоминая и подбирая слова. Затем продолжила:
- К его отцу у меня не было большого чувства, просто мы были с ним «родственные души». Он, также, как я воевал, мы понимали друг-друга, разговаривали на одном языке. Вот только о войне никогда не вспоминали. Может и до сих пор бы жили, если бы Алексей не пил. В таком состоянии он был страшен. Иногда мне казалось, что он сходит с ума. …Я и сама боль свою заглушаю водкой. Но мне она помогает заснуть. Я после нее тихая и мирная. А он буянить начинает…
- Но, кроме водки была и другая проблема. Это наш сын. Он родился похожим на мою первую любовь. Светловолосый и голубоглазый. Говорят так бывает при сильной любви… На Алексея он не походил, ни лицом, ни характером. Я видела, что отец не любит сына и не принимает его. Методы его воспитания были очень жесткими. За любую шалость он наказывал, бил сына ремнем. А мне Алексей устраивал сцены ревности, докапываясь, чьего же сына он растит.
Дошло и до рукоприкладства. Однажды мы оба схватились за ножи… В этот момент я поняла, что всё, это конец: либо он меня, либо я его лишу жизни. Один отправится в могилу, другой – в тюрьму. А сын - в детский дом. На себя мне было наплевать, я лишь о сыне думала… Из-за него и ушла от мужа.
- После развода, больше у меня мужчин не было. Не хотела травмировать Дениса еще больше. Да-да, я назвала сына в честь своей первой любви. Он рос добрым, но слабохарактерным. Видать отец выбил из него желание сопротивляться…
Эти пять лет, что мы жили с Денисом без его отца, были самые лучшие, где-то до его тринадцатилетия. Денис любил читать и я, понемногу приохотилась к чтению.
Раньше-то я читала мало, сама плохо училась в школе, но не потому, что способностей не было, а потому, что росла безнадзорно. Но я все же закончила «пэтэушку» - профтехучилище, Денис старший меня тогда убедил, что надо учиться и получить хоть какую-то специальность. Поступила я легко, да особо и не спрашивали, в ПТУ шли все неуспевающие в школе или просто те, кому нужно было быстро чему-нибудь обучиться, чтобы начать зарабатывать самим. В пэтэушках контингент еще тот, ну, да я привыкла ко всякому. Я быстро там набрала авторитет. Руки у меня умелые и память хорошая, в училище я могла бы стать отличницей, но принципиально не хотела быть зубрилкой. В аттестате одна тройка. По русскому языку. Ну, а по спецпредметам - только «отлично». Я и сейчас всю мужскую работу могу делать сама. И дома строить, и технику собрать - разобрать и электричества не боюсь…. А еще вспоминаю добрым словом свою классуху - классного руководителя нашей группы в пэтэушке. Она увидела в нас – бедных, обозленных и неприютных подростках 90-ых годов, по сути - изгоях общества, личности, со своими мечтами и надеждами. И она столько потратила времени, чтобы мы почувствовали себя людьми.
Я хотела, чтобы и сын получил рабочую специальность. Но он мало был приспособлен к жизни. Мог целыми днями читать книжки или смотреть телик, потом пристрастился к компьютерным играм и стал участником какой-то группы в Интернете. Как позднее выяснилось, эта группа «синий дельфин» - аналог нашумевших «синих китов». Взрослый мужик манипулировал там подростками и они кончали жизнь самоубийствами. С трудом я вырвала его из этой группы…
Я тогда обращалась в разные инстанции – в полицию, во власть, в разные СМИ и общественные организации. Борясь за сына, я чувствовала себя саблезубой тигрицей, столько сил у меня тогда было. Общественный резонанс по таким группам был, но толку было мало. В уголовном кодексе не было статьи, по которой можно было привлечь к ответственности за вовлечение несовершеннолетних к самоубийству.
И это не только в нашей стране. Это международная проблема. Да и трудно доказать то, что не видно, что скрыто под всякими никами - псевдонимами в закрытых и тайных группах всемирной паутины. Недаром так часто называют Интернет, в котором есть все. Это неиссякаемый источник знаний и умений, но это и великий фальсификатор, и провокатор.
Мне пришлось купить еще один ноутбук и самой провести расследование, внедриться в эту группу и во многие другие, найти того человека, который скрывался под разными никами. Но я вычислила его по манере писать, по его словам и обращениям. Я принесла в полицию уже готовое расследование. Но от меня все время отмахивались. Лишь когда я подняла всю округу и всю «королевскую рать» в образе прокуратуры, СМИ и общественности, дело наконец-то сдвинулось. Этого человека так и не нашли, но хотя бы в России в 2017 году появился закон, карающий за такие действия.
А через год - новая напасть. В компании школьных друзей Денис как-то на спор попробовал синтетические наркотики. А потом пошло - поехало… Всю эту муть легко приобрести в Интернете. И она не такая дорогая, как кокаин, героин или морфий. Но если классического наркомана еще как-то можно вылечить, есть такие случаи в истории, то с синтетических наркотиков спрыгнуть практически невозможно. Да и выводить человека из синтетической ломки гораздо труднее. Крыша едет так, что везут в психушку.
Короче, еле-еле доучился мой Денис до восьмого класса. Из дома стали исчезать вещи и деньги. Когда я умоляла его пойти лечиться, он мог и оттолкнуть, и ударить, а затем - перешагнуть через меня. А затем уйти на несколько дней из дома. Затем возвращался, просил прощения, плакал и обнимал меня. Привозил даже подарки. Где он брал деньги, я не знаю.
Наконец, после очередного приступа его опять увезли на «психу». Там была молодая женщина-врач. Она лечила его и убедила и дальше лечиться, дала адреса общественных фондов, где помогают таким, как он и где сами руководители прошли этот же путь…
Какое-то время я не могла не нарадоваться на Дениса. Он будто заново родился, взялся за себя, ходил на какие то лекции и тренинги, занялся спортом, стал следить за своей одеждой...
Но хватило его всего на полгода. Выяснилось, что Вера, та девушка-врач вышла замуж за своего коллегу. А мой Денис, оказывается, был в нее влюблен и все, что он делал – он делал не для себя, а чтобы понравится ей. Он снова сорвался…
Вот говорят, что жизнь циклична и в ней, как на шахматной доске, за черной клеткой всегда идет белая и перед рассветом наступает самая густая темнота. И я думала: «Ну, раз так много черноты у меня было, то уж вторая половина моей жизни должная быть сплошь белой и светлой».
Но, увы, все мои надежды оказались иллюзиями… Белые клетки приходили так редко, что я забыла, что такое радость, что можно просто улыбаться от того, что светит солнце или идет дождик, что цветут цветы или поют птицы. Я не замечала всего этого. Я стала, как машина, которая думала лишь о том, как спасти сына…
Обращалась и в церковь и в общественные организации типа «Матери против наркотиков» и в реабилитационные центры. Но не смогла спасти своего единственного ребенка. Наркотики полностью поработили его, а затем увели в могилу…
Утром я зашла к Денису в комнату, он сидел на полу, обняв себя за ноги, голова на коленях. Несколько раз я его окликнула. Он не ответил. Подошла и положила ему ладонь на плечо. Он уже был холодный. И так и закаменел в этой позе. Я не выла и не рыдала. Я тоже будто закаменела в своем горе. Но не телом, а душой.
Как на автомате вызвала полицию и скорую помощь. Позвала соседей. Отвела, как и положено, поминки на девять и на сорок дней. Священник отказался его отпевать. Хотя я доказывала ему, что парень был крещённый и не самоубийца, это просто трагическая случайность. Хотя может ли быть случайностью смерть от наркотиков? Где-то в подсознании сидела мысль, что я знала, что когда-нибудь это произойдет, рано или поздно. Случилось рано… Ему было всего восемнадцать.
А сегодня у него – день рождения, ему бы исполнилось двадцать лет. Столько же было моему первому Денису. Они ушли из жизни молодыми. Все кого я когда-либо любила, все, кто мне был когда-то дорог… И я сломалась. Махнула на себя рукой. Мне стало все равно, жизнь утратила свой смысл.
«Любимцы богов умирают молодыми» часто повторял Денис. Есть такая пословица у французов. Он изучал у меня когда-то два языка. И был очень способным мальчиком… Далеко бы пошел, если бы не эта отрава…
Альбина опять остановилась, по-видимому, перебирая в памяти прошлое. Затем продолжила воспоминания, в которых говорила то о себе, то о сыне, то о своих несбывшихся надеждах.
- После Чечни какое-то время казалось, что жизнь налаживается. У меня были семья и сын, и я была при работе. А работала я в самых разных местах. Была кинологом, затем спасателем МЧС полтора года.. Помогала внештатно. Но запретили по состоянию здоровья. Как-то случился приступ прямо на работе, когда вновь увидела растерзанные от взрыва газа тела. Затем появился тремор - дрожание рук. Торговала на рынке, мыла полы, была охранником, вахтером, затем сторожем… Все ниже и ниже по социальной лестнице… Но я держалась ради сына. А сейчас не для кого держаться, не для кого жить…
- Алла, а вы обращались с органы социальной защиты, в кризисные центры? – спросила я.
- Нет. Да и зачем, ответила она и продолжила:
- Я сейчас в пятистах километрах от областного центра. Не на чем ехать, да и незачем. Что я буду там им рассказывать? Сейчас я бомж. Без прописки. Без паспорта. Без бумажки ты букашка. Знаете такое выражение? Для всех я маргинал.
Я ответила: - Зря вы так. Эти организации помогают людям. Это их главная задача. К тому же сейчас много благотворительных фондов и приютов. И церкви помогают. И документы можно восстановить, с военкоматом связаться. Ведь, судя по вашему рассказу, у вас есть звание и должна быть инвалидность. Вы можете получать пособие по инвалидности.
- Я как-то пыталась все восстановить. Участковый приходил. Расспрашивал. А мой хозяин что-то ему наплел про меня, что тот и разговаривать потом не захотел. А я и не настаивала.
Продолжение Снайперша: глава 6
Дорогие мои читатели! Спасибо за Прочтение и Комментарии, за Лайки и Подписку. С теплом, ваш автор: Елена Сидоренко
Читайте другие "ИСТОРИИ О ГЛАВНОМ":