"В моей вселенной ничего не происходит, ничего не происходит", - раздавался нежный голос будто из хрипящего радиоприемника, погруженного в толщу воды.
"Мне спокойно и тепло, спокойно и тепло. Мне спокойно…"
Голос методически повторял слова как мантру, вводя Аркадия в транс.
Волнительные сюжеты, запечатленные его фотокамерой, постепенно таяли и стирались, проявляясь фотовспышками лишь в его воображении, и он уже не мог распознать где сон, а где явь.
Какого лешего понадобилось ему ехать в этот заброшенный угол, если на навигаторе явно пролегал маршрут из пункта А в пункт Б? Хотя сейчас это уже и неважно…
Дело, которым он болел всей душой и которое не оставляло его равнодушным вот уже год с момента ухода из ненавистного офиса, требовало именно сейчас всех его собранности и концентрации внимания и сил.
Глаза предательски слипались.
«Не спать», - раз за разом командовал он сам себе и возвращался памятью к необходимости делать снимки.
Видеокамера дрожала в руках, но Шелк точно знал, что не выронит ее ни при каких условиях и обстоятельствах: об этом он позаботился заранее, опоясавшись тугим и плотным ремешком, на котором болтался его профессиональный и рабочий инструмент.
«Не спааать!» - сжав зубы и камеру в руках бормотал он сам себе.
Цель уже близка, и она радостно манила и звала к себе, помахивая Аркадию ручкой.
«Только бы не утонуть в этом злосчастном болоте», - подумалось ему перед тем, как он отключился.
Серебряков, совладелец и попутно редактор журнала ясно выразил тогда условия их сотрудничества.
«На обоюдных условиях, твою ж…», - сквозь зубы тогда бубнил Шелковников, выйдя за двери знаменитой редакции «БУМа».
«Бесконечно Умное Мудачье», - сквозь зубы процедил он, с отвращением вспоминая беседу с Нюхом.
«По крайней мере я теперь точно знаю, во что ввязываюсь,» - усмехнулся он сам себе.
«Даешь пару замечательных снимков и вирусного контента и – контракт на сотрудничество и работу в « БУМе» в размере ...ти тысяч - твой.
Скрепленный моей собственной подписью и печатью", - равнодушно заключил Никита Серебряков, Нюх и бывший одноклассник Шелка, с которым не ладили еще со школы.
И вот теперь бывшая звезда школы, отличник Шелковников «пришел на поклон» к самому разбитному и недалекому в прошлом троечнику Никите.
Надо отметить, что Никита Серебряков, или как его за глаза звали Нюх, был той еще ищейкой и в свои тридцать восемь слыл притчей во языцех у всего города.
Все злободневные новости стекались прямиком к нему, унаследовавшему семейный бизнес и заполучившему крупнейшее издательство города М.
Он представлял в этом городе значительную фигуру теперь, и заголовки только что вышедших газет пестрели молниеносными рубриками именно его подчиненных – как мелких сошек, так и маститых охотников до пикантных деталей.
Нюх усмехнулся, погладив бороду и усы, оглядывая Аркадия Шелковникова с ног до головы.
Шелковников или Шелк всегда хотел работать на себя.
Но то ли уверенности в своих силах, то ли упорства, желания и добротного, здорового чувства риска ему порой так недоставало, но он скатился со своего звездного школьного пъедестала «подающего надежды таланта» до ординарного офисного служащего, будни которого сливались в бесконечный беспробудно-беспросветный пейзаж унылой офисной униформы и канцеляризма…
И вот Аркадию подворачивается случай, его статью наконец-то заметили в ежегодном конкурсе в «БУМе» и теперь он - номинант на первый приз – сотрудничество с популярным еженедельником.
У руля которого стоял по иронии судьбы никто иной как Нюх.
Они соперничали еще со школы.
Как хотелось тогда подростку-Аркадию погреть кулаки об ухмыляющуюся щетинистую рожу Серебрякова и намылить тому шею, «золотому мальчику», которому уже по условию, благодаря отцовским связям, прощались в школе и за ее пределами, в настоящем и необозримом будущем все дурацкие выходки. Никиту неоднократно отмазывали и от мелкого мошенничества и от крупных краж, и от бандитских дебошей. А теперь они впервые со времен школы – лицом к лицу.
Приняв залихватский вид, слегка потрепанный от полуночных бдений над книгой, которая вот уже полгода как оставляет все шансы – десять из десяти – так и остаться к концу года недописанной, Шелк молча наблюдает за неспешно попыхивающим дорогой кубинской сигарой знаменитым Никитой Серебряковым.
Тишина между ними накаляется, воздух становится разряженным как в высокогорье, но Аркадий держит себя в руках.
Понимая, что нет никакого резона пыжиться и изображать из себя акулу слова (кто-то же из них должен быть максимально естественным и безучастным к происходящему), Шелковников просто вслушивается в равномерный отсчет маятника в настенных часах и в тишину. И ждет.
Никита неспешно и слегка развязно стряхивает пепел в стеклянную пепельницу в виде рыбки.
Желваки Аркадия нетерпеливо начинают ходить ходуном, а левый глаз – подергиваться.
Шелк прекрасно понимает, чего ему стоит сделка с этим киборгом журналистики.
Памятны также и истории простых обывателей со своими наискучнейшими «писульками», которые мнили себя теми, кому «несказанно повезло» и кто в свое время согласился и гордился сотрудничеством с «самим Нюхом».
При мысли об этом Аркадия передернуло. Но, вспомнив, что он явно здесь не за этим, он все же произнес: «Здравствуй, Никита».
Мафиози журналистики просто продолжает дымить и отмалчиваться, и наконец, лениво произносит: «Годный контент… Как там тебя? Аркадий, вроде? Делаешь годный контент – и по рукам.»
Коротко и ясно. Что ж тут неясного. Помешались все они что ли на этом годном контенте? А что делать ему, Аркадию, если это – его последний шанс вступить на благословенную тропу журналистики, на Путь, который был освящен самим Провидением для него, и утвердиться на этом Пути?
Нюх не взял во внимание победу Шелковникова в номинации, решил «взять на слабо», как и раньше водилось в школе в уличных стычках за защиту обиженных… Пусть, мол, еще докажет на что способен. Писателем заделался видите ли... Совсем стыд потерял, вылез из своего офисного болота. Туда назад и отправится.
«А не изменился, Никита, не изменился, как жалко что еще тогда я не надрал этому гордецу задницу», - помыслилось Аркадию.
А сейчас, как это ни странно, во всем городе нет никого многозначительней Никиты Серебрякова.
Столько домыслов, пересудов и сплетен о богатом наследнике, прибравшем к рукам и издательский дом четы Покровцевых и еженедельник «БУМ», Шелк больше ни о ком не слышал.
«Что-то в нем определенно есть, чертов перец, в чем секрет твоего могущества и влияния в этом городе, секрет многомиллионного состояния и популярности?» Это еще предстоит Аркадию позже выяснить. Он тоже не так уж и прост, как могло показаться.
И вот Аркадий здесь, вглядывается в полумрак заросших осокой и камышом зарослей, продирается к самой воде, спускается с пологого склона, идет по берегу, поросшему цветами нежно-лилового ириса, крохотными и белоснежными – болотного мирта и бутонами рыжей купальницы. Аромат медового лотоса – донника разливается с близлежащего луга, щекочет ноздри.
Шелковников не боится, им движет интерес.
Но вполне могло так случиться, что долгая дорога и азарт, с которым он двинулся наперекор себе, судьбе и намеченному маршруту, действительно вконец утомили его и необходимость отдыха постепенно взяла верх..
Он ощутил себя свободным, почувствовал вдруг откуда ни возьмись накатившую на него дрему и истому, как и семипудовую усталость…
От воды исходил чарующий, тонкий аромат, который окутывал и пленял.
Видимо, где-то поблизости росли чабрец и шалфей, которые без оружия брали его в свой плен. Прилечь бы…
Все эти запахи погружали его в пьянящую дымку, а сгущающиеся сумерки и туман создавали атмосферу расслабления, неги, покоя и безмятежности…
Наклонился, зачерпнул пригоршню воды. Теплая…
О проклятом озере слухи ходили давно, передавались из уст в уста, из поколения в поколение, еще старожилы Каменной Слободы рассказывали о заброшенном местечке Рыбацкий Лог и о том, что творилось там.
И вот он здесь…
Даже если окажется, что в итоге Шелк так ничего и не найдет, он все же чувствовал, что не зря здесь находится, но как же так вышло, что он здесь?
Глаза слипались. Вглядываясь в толщу прозрачной до самого дна воды, Аркадий усилием воли заставлял себя припоминать события полуторачасовой давности, предшествующие его нахождению здесь.
«И впрямь колдовское место», - подумалось ему.
Идея взять сюжет о тревожащем умы озере пришла Шелку внезапно, когда он уже направлялся в свой гостиничный номер в отеле близ Санкт-Петербурга, чтобы привести себя и свои мысли в порядок.
Идеи для новых сюжетов и фотоснимков всегда приходили к Шелковникову в самое неподходящее время.
Так случилось и на этот раз.
Круто развернувшись на трассе и не доезжая до эстакады моста и главной магистрали, Аркадий свернул на обочину и поехал в совершенно противоположном направлении.
Да, ему требовалась сенсация, нечто опасное с кричащим названием.
И нет, не для того, чтобы выполнить условия сотрудничества с Нюхом.
О, нет! Явно не в этот раз. Он ехал далеко не за этим.
Хитрый лис свое получит, но на шелковских условиях.
Сейчас Шелка преследовали сугубо личные интересы, которые он при всем желании бы не смог назвать бескорыстными.
Теперь он хотел стать полностью независимым в своих проявлениях как журналист и как писатель, и никто иной как сам Нюх ему в этом теперь поможет.
Обыграть Нюха в два хода – таким на данный момент представлялся Шелку его дерзкий план.
Сейчас, а не когда-нибудь потом он стремился стать полностью независимым от каких-либо обязательств перед кем бы то ни было.
Сама возможность опьяняла его своей безудержно манящей свободой, он чувствовал ее вкус у себя на губах и ему это нравилось безумно, он попросту тонул в предвкушении этой самой свободы.
Да и что может быть слаще нее…
План представлял собой ни что иное как выполнение условий соглашения. Да, Шелк добывает тот самый горящий новостной контент, который так жаждет заполучить Нюх.
Особенно нравилась Аркадию Шелковникову финальная его часть – разорвать заключенный контракт прямо перед напыщенной рожей Нюха.
Но это случится далеко не сразу, а после некоторых событий.
Аркадий умел логически мыслить не хуже того футбольного аналитика в матчах любимой команды против сильнейших противников, где тогда они сыграли в ничью.
Но ему нужна победа. Сенсация. Любой ценой.
Поэтому – к черту страх – он едет в Рыбацкий Лог.
Шелк точно знал, что в эту глухомань никто из нюховских ищеек не сунется, все они – робкого десятка и перебиваются светскими сплетнями.
Да и у самого Нюха, поди, кишка тонка, небось не охоч сам мараться по болотистым сумеречным берегам места, известного своей дурной славой.
Аркадий и сам с трудом отыскал дорогу в Рыбацкий Лог, который располагался на самом низком участке Каменной Слободы.
Слухи о нем ходили не слишком радужные, а проверять эти слухи никому не хотелось, кроме разве тех несчастных, которые пропали без вести…
Никто в здравом уме и памяти не посмел, не решился бы после случившегося некогда прийти сюда за расследованием.
Даже Нюх.
Аркадий это точно знал.
Что-что, а свою шкуру Нюх всегда благополучно оберегал от различного рода передряг и некогда не без помощи своего отца.
Никита Серебряков, выхолощенный мальчик всегда был трусоват по натуре, Аркадий помнил об этом с самого юношества и это хорошо понимал.
Нюх точно бы не рискнул искать нечто вроде сенсаций именно здесь.
Лет десять назад в местных газетах время от времени всплывали скудные обрывки информации о загадочном месте, но со временем все так и поросло быльем…
Поисками в местных архивах Аркадий займется потом.
А сейчас важнее другое: собственными глазами удостовериться, , что это место все же существует, а не является лишь выросшим до гигантских размеров плодом фантазий, домыслов и легенд.
Уже в чем-чем, а в амбициях Шелку точно не было равных.
Даже Нюх при всех его важности, авторитете и весе в писательских кругах не смог бы сравниться с бешенным запалом непреходящей юности, звериным оскалом воли Шелковникова в этот момент.
Глаза Аркадия горели каким-то потусторонним, безумным огнем, и если бы сейчас его увидели его бывшие коллеги, они бы точно приняли его за сумасшедшего и поспешили бы вызвать неотложку – настолько разительно отличался сейчас Аркадий от того тихого и неприметного сотрудника, каким привыкли его видеть в офисе.
Приняв окончательное решение, приближаясь с каждым километром к заветной цели, Шелк ощущал в себе все больше и больше необузданной и неведомой ему силы.
Его манил Рыбацкий Лог как некий трофей, который он стремился заполучить и бросить к ногам Нюха.
Он хотел растоптать, сломить своего недруга, одержать над ним верх и получить желаемое.
Шелк ощущал, что неосознанно, по какой-то причине ждет встречи и с самим Рыбацким Логом.
Он пьянел от чувства свободы и собственных решимости и бесстрашия.
Что-то в самом названии привлекало Аркадия еще с того давнего времени, когда он впервые пробежал глазами заметку об этой некогда заброшенной и затопленной деревеньке, на месте которой образовалось глубокое озеро, получившее в народе название Проклятое.
Тут было невероятно красиво.
Вблизи озеро казалось небольшим.
Весь берег порос камышом и осокой, которые кое-где доходили Шелку и до пояса, а где-то были и с Аркадия ростом, скрывая истинные размеры озера.
Шелковников вынул фотоаппарат, щелкнул затвором и чертыхнулся: правая нога увязла в грязи по щиколотку, вода просочилась в ботинок новых туфель.
С усилием высвободив ногу, он навел объектив фотоаппарата в самую гущу тумана, расстилающегося над озером.
Странно, но в такое время обычно раздавалось кваканье лягушек, цоканье и свист кузнечиков, мягкое хлопанье крыльев и едва слышимое пение птиц. Но тишина и безмолвие резали по ушам и наполняли ватным вакуумом перепонки.
Неожиданно потянуло в сон, усилием воли Аркадий сделал несколько снимков. Ничего необычного не заметив, подошел к самой воде и заглянул внутрь.
Из самой гущи воды послышался хрип как из старого трескучего радио.
"В моей вселенной ничего не происходит, ничего не происходит", - раздавался нежный голос будто из хрипящего радиоприемника, погруженного в толщу воды.
«Мне спокойно и тепло, спокойно и тепло. Мне спокойно…»
Голос методически повторял слова как мантру, вводя Аркадия в транс.
Волнительные сюжеты, запечатленные его фотокамерой, постепенно таяли и стирались, проявляясь фотовспышками лишь в его воображении, и он уже не мог распознать где сон, а где явь.
«Кто ты?», - лишь и смог промолвить он.
Молчание продлилось несколько минут, как показалось Шелку.
«Я - та, которая любит…», - послышалось в ответ.
«Мне спокойно и тепло, спокойно и тепло. Мне спокойно…»
Следом послышался всплеск воды, а когда круги разгладились на водной глади - снова воцарились тишина и безмолвие.