Милан – отличный город. Я довольно часто бываю здесь по делам своего института, и каждый раз уезжаю с некоторым сожалением. Но на этот раз хотелось побыстрее уехать: двое суток сижу в аэропорту, не могу улететь из-за непогоды – Альпы обложили Милан снегопадом. Только что нужный мне рейс на Берлин в очередной раз отложили на неопределённое время, и я вновь задремал в кресле зала ожидания, а потом и вовсе уснул.
Приснилось, что я бегу по аэродрому, догоняю убегающий от меня самолёт; за самолётом волочится верёвка, за которую я пытаюсь уцепиться, чтобы удержать самолёт, но никак не могу ухватить кончик…
Разбудил взрыв хохота. Вздрогнул, осмотрелся. От души веселились четверо молодых испанцев, показывая в сторону взлётной полосы, хорошо видимой через стеклянную стену. Я посмотрел туда и невольно улыбнулся. Рядом со зданием аэропорта приземлился невесть откуда взявшийся, несмотря на метель, маленький самолёт, похожий на наш АН-2. Но при торможении пилот, видимо, не справился с управлением на скользкой полосе и самолётик врезался в снежную гору, что накидала снегоуборочная машина; врезался так, что ушёл в снег наполовину. Пилот, барахтаясь в снегу, выбрался из машины; выбравшись, предстал совершенно знаком вопроса: молча стоял перед снежной горой, из которой торчал его самолёт, почёсывая затылок, - картина и впрямь была комичная.
К веселящимся испанцам прибавилось ещё несколько зевак, вроде, датчане, потом к веселью присоединились канадцы… Но я уже не смотрел. Другая картина выплыла из глубин памяти – мутноватая вначале, прояснялась всё более и более.
Давно это было, лет тридцать пять, наверное, нет, уже тридцать восемь назад. И много разных событий, и гораздо более значительных, казалось бы, случилось после, но это происшествие вспомнилось до мельчайших подробностей.
* * *
Нас было четверо, оказавшихся в тот мартовский морозный день в неуютном, холодном салоне двенадцатиместной «аннушки», что должна была лететь по маршруту Верхняя Паденьга – Кулига. Я, зелёный первокурсник, недавно сдал свою первую сессию и теперь добирался из столицы к родителям, имея в запасе десять дней. Дорога уже порядком измотала, и добраться до дому казалось верхом желаний.
Попутчики все были немного знакомы мне. И они, казалось, узнали меня, но поздоровался лишь один: худощавый, с живыми глазами на скуластом лице. Помнил, что на селе его звали Гришка Князь. И ещё одного помнил по прозвищу – маленького коренастого мужичка с шапкой огненно-рыжих волос на веснушчатой голове; его так и прозывали – Коля Рыжик. Ближе других знал я Павла Артюхова, широкоплечего рослого богатыря с постоянно невозмутимым выражением лица. Все трое были близко знакомы между собой и все, судя по разговорам, находились в райцентре по делам и теперь возвращались домой. Наш самолёт на Кулигу должен был улететь утром, но рейс всё переносили и вот, наконец, всё же дали посадку. Сидели в самолёте мы уже довольно долго, но почему-то не было лётчиков.
Пилот появился, когда все, особенно я, уже порядком намёрзлись в холодном металлическом чреве, а Князь успел пару раз громко и недвусмысленно выразиться насчёт порядков в районном аэропорту.
- Здорово, мужики! Заждались? Сейчас полетим, - грузное тело лётчика протиснулось во внутрь самолёта. Одутловатое, с мазутным пятном на щеке лицо его быстро повернулось туда-сюда, как бы оценивая вверенное ему хозяйство, но не выразило ни удовлетворения, ни досады.
- Я, мужики, с вами не должен был лететь, - уже из кабины, как бы извиняясь за наше ожидание, объяснял он. – Только ваш экипаж на другом рейсе, вот меня и подняли. Видите, даже без второго лечу. Ну ничего, скоро будете в своей Кулиге.
Потом самолёт долго, натужно ревел двигателем, затем медленно, скрипя и трясясь, выруливал на взлётную полосу. Наконец, как-то жалобно взвыв, нехотя сорвался для разбега, взлетел.
Было холодно, особенно ногам. Да и куртка, что была на мне, была явно не рассчитана на подобные экспедиции. Земляки мои, в своих полушубках и унтах, чувствовали себя гораздо уютнее. Павел, как взлетели, почти сразу уснул, а Князь, попеременно заглядывая то в иллюминатор, то в раскрытую кабину пилота, оживлённо рассказывал что-то, неразборчивое за рёвом мотора, Рыжику, конопатое личико которого, слегка запрокинувшись, старательно внимало Князю.
Потихоньку я всё же задремал. Проснулся от короткого толчка – приземлились. Самолёт, подпрыгивая, прокатился положенный ему путь, встал.
- Приехали, мужики, - бодро крикнул пилот, когда стих шум двигателя. – Давай, открывайте дверь. Да почту помогите мне выгрузить.
Князь дверь уже открывал. А открыв, почему-то застыл на некоторое время, вглядываясь. Потом повернулся навстречу выходившему из кабины пилоту и сказал странным голосом:
- Слушай, лётчик, ты куда нас привёз?
- А ты что – на радостях деревню свою не узнал? – неподвижное, одутловатое лицо тронула тень усмешки.
- Да уж… я бы узнал. Было бы чего… - Князь отрывисто хохотнул, так, словно его неожиданно ткнули под дых.
Я и Рыжик дружно сунулись к двери. Григорий был прав – мы приземлились не в Кулиге. Там самолёт садился на лугу возле села, здесь же мы оказались посреди большого поля, и никаких признаков жилья рядом в помине не было. Поле, правда, было укатано, и все обозначения стояли, как и полагающаяся такого рода аэропорту будка. Но если и ждали здесь самолёт, то никак не в это время – ни одной живой души на поле не появилось. Я взглянул на часы – вместо положенных двадцати пяти минут летели почти сорок.
- Н-ну, и что теперя делать будем, - Князь молодцевато выскочил на укатанный снег, фертом прошёлся около самолёта. – А, авиация, где мы находимся-то, хоть скажи? Или ты на нюх летел, без компаса?
- Да нет, мужики, всё как положено шёл, по приборам. Сам не знаю, как такой номер вышел. Я вообще-то первый раз в вашем районе, - лётчик в замешательстве растирал мазутное пятно по всей щеке.
- Может, по рации с районом связаться? – несмело вставил Рыжик.
- Да не работает рация, - безнадёжно махнул рукой пилот. – Надо обратно в район лететь, не попасть нам в Кулигу вашу.
- Какой район, какой район! – взвился Князь. – Ты это брось! У меня по программе сегодня в пять баня, а в семь я должен на свадьбе быть. Так что давай в Кулигу.
- Да я бы рад, - усмехнулся лётчик, - только вот в какую сторону лететь…
- Слышь, парень, звать-то тебя как? – шагнул вплотную к лётчику Князь.
- Фёдором…
- Так вот, Федя, слушай сюда. Место это я узнал – Залужье, отсюда до Кулиги рукой подать. Как взлетаем – сразу вправо забирай, тут тебе и Кулига. Так что давай, Фёдор. А то время уже три часа.
- Ох, не знаю, мужики…
- Чего не знаю? Чего не знаю-то!? Давай-давай, Федя. Всё путём.
Фёдор обошёл вокруг самолёта, осмотрелся.
- Мужики, не вырулить мне тут на взлёт, вон та хламина мешает.
На пути самолёта стояли тракторные сани. С какой целью они были тут оставлены, трудно было догадаться.
- Это какая хламина? Сани, что ли? Так мы их сейчас уберём. Ну-ка, Коля, подсоби. А ты, Володька, стой тут, куртку порвёшь, - Князь уверенно двинулся к саням. Но остановился. – А где Пашка? Эй, Артюха! – Он подбежал к самолёту, заглянул во внутрь. – Во, даёт! Спит, сурок! Си-илён! Артюха, не спи, замёрзнешь, рейс закончен и трап подали. Не-е, вот что значит бабу молодую заиметь: в Паденьгу летели – спал, обратно летим – опять спит…
- Чего шумим? – благодушная физиономия Павла зависла над Князем. Заспанные глаза, щурясь от мартовского солнца, не спеша оглядели окрестности.
- Иди сани двигать, чуда ты дремотная. Видишь, мужики пересажаются…
Фёдор с Рыжиком как раз в это время взялись за угол саней и тщетно пытались хоть чуть приподнять их.
- Так мы это чего, не в Кулиге, что ли? – ещё раз неторопливо оглядевшись, спросил Павел ровным голосом.
- Силён, Артюха, соображаешь. В точку попал – не в Кулиге мы, - хохотнул Князь. – Ошибка инженера Феди – летели в Кулигу, а увидели фигу.
- А-а, - понимающе протянул Павел, не выразив, однако, никакого беспокойства по поводу услышанного. Он ещё некоторое время постоял в задумчивости, а затем, вроде как нехотя, его высокая, сутулая фигура вывалилась наружу и вразвалку зашагала к пыхтящим над неподъёмными санями мужикам.
- Эй, ребята, вы не так, не так делаете! – крикнул Князь. – Так не взять, подважить надо. Федя, дай-ка топор, вагу вырубить. Топор у тебя в самолёте есть?
Фёдор, сразу отпустившись от саней, взглянул на Князя почти оскорблённо:
- Ты чего, паря. Откуда. Ты бы ещё вилы попросил…
- Ну ты, лётчик, даёшь! Топора – и того нет. Да как же ты летаешь, без топора-то?
Мазутная щёка пилота даже дёрнулась от возмущения:
- Это же са-мо-лёт, Гриша, а не телега с лошадью. Что мне делать, топором твоим, в самолёте? Если только некоторым пассажирам мозги обухом вправлять…
- Чего-о! Разговорчив, я гляжу, ты стал! – Князь выпрямился: грудь колесом, взгляд в упор.
- Эй, куда сани поставить? – отвлёк ссорящихся бас Артюхова. Все оглянулись. Павел, пока шли эти пререкания, подошёл к саням и, взяв за переднюю поперечину, без особого усилия поднял их. Теперь стоял, держа передок на уровне пояса.
- Ну ты герой, Артюха! Здоровья в тебе! – восхищённо выдохнул после общей паузы Князь. Рыжик, между тем, подскочил, засуетился вокруг Павла, приговаривая: «Паша, пособлю сейчас, Паша, пособлю». Быстро снова взялся за сани Фёдор, подскочил и я, но поскользнулся, упал, и падая, повалил Рыжика.
- Сюда, давай сюда, Артюха, - уже распоряжался в стороне Князь решительным голосом, и Павел с Фёдором послушно потащили сани в указанную сторону.
- Всё, не мешают больше, - отпустился Фёдор. Павел протащил ещё немного, резко бросил. Закурили.
- Так что – тронули, - щелчком отбросив окурок, Фёдор решительно зашагал к машине, мы за ним.
- Как взлетим – вправо, Фёдор, забирай, вправо. Точь в Кулиге будем. Пять минут, и я в бане, - наставлял его сзади Григорий.
- Только предупреждаю, мужики: у меня топлива мало, не до разлётов, - через плечо бросил Фёдор, влезая в кабину.
Вновь трясло, болтало, скрипело, ревело на взлёте. Ко всему прибавилось ещё какое-то странное дребезжанье, доносившееся из кабины пилота. Казалось, сейчас начнут отлетать с пульта многочисленные приборы и покатятся через раскрытую дверь по грязному полу пассажирского салона.
Князь, севший впереди, только взлетели – всё крутил головой, глядя то в один, то в другой иллюминаторы, а затем решительно полез в кабину пилота. Что он говорил Фёдору – было не разобрать, только всё показывал рукой вправо. Выйдя от пилота, что-то объяснял Рыжику. Тот согласно кивал. Я тоже суетился вначале, то и дело поглядывая вниз на бесконечное однолесье, щедро прорезанное причудливыми изгибами речушек, да прямотой редких просек и дорог, белевших среди лесного многоточья. Но холод вновь дал о себе знать, и вскоре я опять был занят лишь своими совершенно закаменевшими ступнями. Да и села никакого внизу всё не было видно.
- Это, что ли, твоя Кулига? – донёсся сквозь рёв мотора голос Фёдора, обращённый к Григорию. Тот захлопотал опять, прильнул к окну, затем снова влез к лётчику и зарокотал там, размахивая руками. Чувствуя, как радостно толкнуло сердце, сразу забыв про бесчувственные ступни, я жадно ткнулся в стекло, предвкушая знакомые пейзажи родного села, но при этом отметил краем глаза недоумение на лицах Павла и Рыжика.
Разглядеть толком ничего не успел, а вскоре взгляд скользил уже по верхушкам густого осинника. Через несколько секунд сильно тряхнуло – приземлились. Пока самолёт замедлял бег, я увидел, как от аэропортовской будки отделилась небольшая фигура в шубе до пят и направилась к нам. Самолёт встал, винт выключенного двигателя, утихая, допевал свою монотонную песню. Фигурка между тем приблизилась и оказалась дедом в очках, имевшем, кроме шубы, из-под полы которой торчали подшитые валенки-баржи не по ноге, ещё и странную шапку-ушанку с татарским верхом. Князь, с явно растерянным видом, пошёл открывать дверь, бормоча: «Что это мы, не долетели, что ли …».
- Эй, дед! – крикнул он, запустив во внутрь волну холодного, но приветливого мартовского света. – Какая станция?
- Чево? – дед потянулся к раскрытой двери левым ухом, сдвинув набекрень остроконечный верх.
- Деревня, говорю, какая, пень глухой!
- Чево? А-а, деревня-та… Так Усть-Ляльма будет.
- Как!?
- Усть-Ляльма, говорю, - насколько хватило сил, выдохнул дед слабеньким голосом.
Стало тихо. По задумчиво-напряжённым лицам моих земляков можно было понять, что каждый из них пытается вспомнить: слышал ли он когда-либо это название. И, судя по затянувшемуся молчанию, никто не вспомнил.
- Район-то какой, дед? – первым догадался спросить я и напрягся, чувствуя ответ.
- Чево? Район-то? Это наш-то? Да Лешаконский район, Лешаконский, какой ещё… Да вы откуль, робята, будете?
Князь длинно присвистнул, покрывая последние слова деда. Неожиданное местоположение наше в Лешаконском районе означало, что от родной Кулиги мы находимся, самое малое, за триста километров.
- Всё выше, и выше, и выше стремим мы полёт… - дурашливо затянул Князь. – Ой, мамоньки мои, до чего же дошла наша родная авиация – запад с востоком путает. Запад, Феденька, это там, где солнце заходит – видишь, во-от туда катится. А восток – там солнце всходит…
- Молчал бы, трепло барабанное! – гневно загудел Фёдор, подавшись всем телом из кабины пилота. – Из-за тебя всё! Вправо, вправо забирай… Вот и дозабирались, теперь как выбраться…
Князь ехидно сморщился:
- Слушай, ты, застёжка от Чкалова. Тебе для чего руль в руки даден? Чтобы над тобой указчик стоял? Ты в какой школе летать учился, в церковно-приходской, что ли?
- Не руль, а штурвал, дура! А в какой школе я учился, то туда таких как ты и близко…
- Так мы куда сейчас полетим? – ровный голос Павла остановил петушившихся. – Или ночевать тут будем?
- Какое ночевать, какое ночевать! – взвился Князь.- Вы чего, мужики!? Давай взлетаем: в район, что ли, обратно, а там, может, доберёмся ещё. Чёрт с ней, с баней, хоть бы на свадьбу успеть…
- На чём лететь? Я же говорю – горючее на исходе. Не дозаправили в Паденьге, может не хватить. Э-эх… - устало махнул рукой Фёдор и отвернулся.
- Ну вот, теперь горючки у него нет, - насупился Князь. Но тут же оживился: - А вот дед – он же начальник аэродрома. Что, у него горючего нет? Должно быть. Дед, эй, дед, у тебя горючее есть?
- Чево?
- Горючее, говорю, топливо?
- Топливо-то? Оно есть. Солярки целая бочка, вон, за избушкой. Трактористы оставили. Я ей печку в будке растопляю.
- Во, видишь, есть! Пилот, бочки хватит? – резво повернулся Князь, и осекся, поняв, что в запальчивости дал большого маху.
- Ну и дуб же ты, Гриша! – с неприкрытым удовлетворением раздельно выговорил Фёдор. – Где же ты видел, чтобы самолёты на солярке летали? Нам бензин – и то особенный надо. Это же самолёт, а не трактор. А то, может, ты в своей Кулиге и трактора-то не видел? Так уж запомни, Гриша, не полетит самолёт на солярке, не по-ле-тит. Понял!
Не найдя, чем ответить, Князь сел на мешки с почтой. Но, не привыкший оставлять последнее слово за другим, пробурчал в угол: «Не полетит, не полетит… А ты попробуй, сначала, может ещё и полетит…».
- В общем, так: Павел прав – ночевать здесь будем, - решительно подвёл итог разговору Фёдор. – Я сейчас на почту схожу, позвоню в Паденьгу или Лешаконь, чтобы самолёт для дозаправки прислали.
- Так откуль будете-то, робята? – спросило сухонькое, с редкой бородой лицо деда, несмело просунувшись в проём.
- Ой, не спрашивай, дед…
- Где же ты, Маруся, с кем теперь гуляешь… - Князь сумрачно отбивал такт. – Слушай, дед, в Ляльме вашей вдовы есть?
- Чево?
- Бабы без мужика в деревне есть, глухарь ты лешаконский! На ночлег чтобы пристать.
- Бабы-то? Бабы есть. И которые без мужиков – тоже. Только ежели вам на ночлег, так зачем вам бабы? Вы у меня ночуйте. Дом большой – вот рядом стоит, живу один с жонкой. Места всем хватит. Да вы откуль, робята, будете-то?
- Странная у тебя логика, дед, - внимательно посмотрел на собеседника Князь. – А я вот считал – раз на ночлег, то непременно к бабе надо. Но вижу – ошибался. Идём к тебе, дед! Тем более, что по твоим надёжным глазам я вижу, что твоя жонка лучше всех в Ляльме умеет варить щи, а у тебя в углу всегда наготове ведро браги. Веди, дед!
Через минуту мы неспешно тянулись гуськом за дедом, семенящим по хорошо утоптанной тропинке, что вела через неширокий речной пролив, отделявший луг, на котором расположился деревенский аэропорт, от села, прямо к дому деда. Дом – могучий двухэтажный пятистенок, вольно расположился на отлогом берегу и всей дюжиной окон фасада смотрел прямо на взлётное поле.
- А я пошёл в избушке своей прибрать немного, гляжу – самолёт садится. Чей это, думаю? Наш-то, лешаконский, с утра был, а больше к нам в Ляльму никаких самолётов не летает, - словоохотливо объяснял дед. – Да вы откуль, робята, будете-то?
- С Верхней Паденьги мы, дед. Заблудились, - коротко бросил Фёдор, занятый своими мыслями.
- А-а… - объяснение это, вроде, удовлетворило деда. Но, немного погодя, спросил опять: - Так вы, может, на Новую Землю летели? Сейчас туда, слышал, экспедиции отправляют.
- Верно заметил, дед, - хохотнул Князь, - туда путь держали. Только вот с горючкой не рассчитали немного.
- Молчал бы… - беззлобно огрызнулся Фёдор.
Павел с Рыжиком шли молча сзади Фёдора и впереди меня, замыкавшего колонну. Павел порой оглядывался – не отстали ли мы – и я видел, что он благодушно улыбается чему-то своему; Рыжик же, семеня за ним, с интересом разглядывал село. Оно и впрямь напоминало Кулигу, а взлётное поле на лугу было прямо копией кулижского. Так что ошибка Григория, поначалу принявшего Усть-Ляльму за Кулигу, становилась понятной. Была суббота. Повсюду топились бани и дым их аккуратными столбиками тянулся в ясное мартовское небо, бледно-прозрачное, звонкое от последнего в этой зиме мороза.
- Тебя как звать-то, дед? – спросил Князь.
- Меня-то? Ермаком. А по батьке Поликарповичем.
- Ого! – чувствовалось, что Григорий с интересом разглядывает тщедушную фигуру деда. – А этот, который Тимофеевич, покоритель Сибири, тебе что – родственник, или как?
- Не, не родственник, - серьёзно ответил дед. – По моим сведеньям род мой идёт от купцов Строгановых, тех, что Ермака послали Сибирь воевать. Моя и фамиль такая – Строгановы.
- Ух ты! – в голосе Князя слышалось неприкрытое восхищение. – А то я думаю – откуда у тебя, дед, такая шапка? А это, значит, Ермак, который Сибирь воевал, с какого-то хана снял, с Кучума, что ли, и хозяевам своим в дар отдал. А от тех по наследству тебе досталась. Так?
- Шапку-то? Не-е… То жонка моя смастрачила. А вот и она. Федосья, принимай гостей.
Федосья оказалась полной, спокойной женщиной лет пятидесяти пяти. Встретилась она нам около калитки с авоськой в руках.
- Гостям-то рады, - нараспев сказала она. Некоторое время разглядывала нас, пропуская вперёд.
- Лётчики это, - объяснил ей дед. – Из экспедиции. На ночлег надо расположить. Давай, ставь чай.
-----------------------------------------------------------------------------------------
От автора. Эта повесть хотя и небольшая, но для данного формата всё же объёмная. Решил разбить на части. Так что ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ. Читайте, оценивайте.