Мой очередной пассажир - сотрудник ФСБ – ответил по телефону, что скоро выйдет, и я искренне этому удивился.
Вот только не тому, что он выйдет, а тому, что он мне по телефону вообще смог ответить.
Дело в том, что накануне я как раз доставлял сотруднице этого ведомства букет цветов, и дозвониться до неё было совершенно невозможно, а дежурный на шлюзовом пропускном пункте пояснил мне тогда, что пользоваться сотовыми внутри здания горно-алтайского отделения федеральной службы безопасности запрещено, и сотрудники обязаны сдавать их при входе. В-общем, когда мой пассажир сел в машину, я пристал к нему с вопросом:
- А я слышал, что в здание ФСБ запрещено проносить сотовые телефоны - как же вы мне ответили?
- Я как раз забирал сотовый из кабинки. - А тех, кто всё-таки пронесёт с собой телефон, какое наказание ждёт? Расстрел?
Накануне я, как раз обдумывал, в какое всё же гуманное время мы живём: никто не приходит арестовывать посреди ночи, чтобы отправить в ГУЛАГовские лагеря, как в 1937-м; разбойники не выскакивают с ножом из подворотни, чтобы отобрать кошелёк; ушли в прошлое смертоносные дуэли и кровавые битвы захватнических войн; на закованных в цепи идущих на смерть гладиаторов мы смотрим только в фильмах, удобно расположившись на диванах перед экранами больших плоских телевизоров.
- Расстрелять, конечно, не расстреляют, но взыскание наложить могут, или вообще из органов попрут – смотря какую информацию разгласишь, - предположил эФэСБэшник.
Нет, мир определённо стал немножечко гуманней, - думал я. – Определённо! И как же замечательно жить в мире без войн! Но тут ко мне в машину сел следующий клиент - не совсем трезвый паренёк в гражданской одежде. Ни по физическим данным, ни по складу характера, он не был похож на военного, и тем не менее таковым оказался.
- В Сирии служил, по контракту, - пояснил он мне своё полуденное состояние алкогольного опьянения, - надо расслабиться.
И тут он заплакал. По-настоящему. И, вытирая слёзы, говорил:
- Должен был вместе со всеми нашими пацанами сопровождать автоколонну, но попал в наряд. А колонну в тот день расстреляли противотанковыми ракетами: даже бронированные автомобили разорвало в клочки. Столько друзей погибло, а меня, получается, спасла случайность…
- Так может это знак? Может быть тебе стоит уйти со службы? – спросил я.
- Ты что!? Где ж я ещё заработаю столько денег? Я и из Сирии каждый месяц по нескольку десятков тысяч рублей постоянно домой отправлял, и с собой оттуда полмиллиона привёз. А всё уже, - махнул он рукой, – денег уже нету. Надо снова ехать…
Моё умозаключение об ушедших в прошлое кровавых войнах было напрочь разбито. «Ну, хорошо, хоть в тюрьмы невинных не сажают», - у меня ещё оставалась надежда на то, что мы живём в самую настоящую Эру Милосердия. Однако буквально через сутки мне пришлось ставить под вопрос и эту иллюзию, выслушивая грустный рассказ одной молоденькой пассажирки, которая ехала проведать брата в следственный изолятор в Кызыл-Озёке.
- Представляете? – говорила девушка. – Шёл мой брат пьяный, из пивнушки, и приспичило ему справить малую нужду, что он и сделал прямо на улице. А тут как раз маленькие девочки рядом оказались, и у них, оказалось, родители в полиции работают... Брат даже до дома не успел дойти, как его арестовали и в полицию отвезли. Где ему «объяснили», что лучшим вариантом для него будет написать явку с повинной. Брат, не споря, всё подписал. Мы, конечно, пытались не доводить дело до суда, но родители девочек (сотрудники полиции) запросили с нас в качестве компенсации морального вреда двести тысяч рублей. А у нас таких денег нету. Мы решили, что дешевле будет нанять адвоката: поменяли аж трёх правозащитников, но бесполезно - суд назначил наказание в виде пяти лет лишения свободы - «за развращение малолетних».
- Уж лучше бы вы заплатили двести тысяч, - вздохнул я. - Оно, понятно, что пяти годам зоны не позавидуешь. Но с такой статьёй не позавидуешь втройне…
Один бывалый ЗэКа (так заключенных называют в народе со сталинских времён строительства Беломорканала – «заключенный каналоармеец») рассказывал мне (в процессе поездки, конечно), что первым делом на зоне принято спрашивать не имя, а статью, по которой человек сел. Например, уважения братвы заслуживает воровство, а вот статьи с сексуальным подтекстом сразу же настраивают зону на всеобщее презрение, причём, даже если кто-то, по недопониманию, пообщается, покурит или чифирнёт с таким осуждённым – тот сразу попадает в тоже совсем никем не уважаемую касту «обиженных». В-общем, жизнь на зоне и так не сахар, а с сомнительной статьёй и вовсе соль.
У всех, кому я пересказывал историю жёсткого наказания «брата» моей пассажирки, на пару минут «отвисала челюсть»: не может быть! Я и сам недопонял, как это система правосудия назначила за такой проступок столь суровое наказание. Может, конечно, ни девушка, ни я, подробностей «преступления века в Горно-Алтайске» не знаем, и какое-то «развращение» действительно присутствовало, но на миг мне представилась более реальной немного другая картина: юридически грамотные сотрудники полиции выбрали уголовную статью потяжелее, чтобы тяжестью наказания оправдать запрашиваемую сумму в двести тысяч рублей, а когда денег не получили, дали ход делу; а уж наш гуманный суд не стал назначать срок в пятнадцать лет - по максимуму, предполагаемому данной статьёй, а присудил «всего» пять…
Короче, я крепко призадумался, а так ли уж гуманно наше время на самом деле? Подумал и решил, что по крайней мере вышеописанные люди сами выбрали себе свои заморочки: наёмник выбрал войну, «писающий мальчик» спровоцировал себя на изоляцию от общества…
Безусловно, хотелось бы чтобы общество наше было сегодня более культурным, просвящённым, справедливым, милосердным, но видимо пока мы немного забуксовали на пути собственной эволюции и находимся колёсами в грязи. Дай-то Бог, чтоб мы выехали вперёд!