Сегодня Бродский — пожалуй, самый популярный петербургский поэт: его цитаты разошлись на мемы, фотографии — на футболки и магнитики. Жаль, что при жизни здесь Бродского ценили гораздо меньше — не печатали, травили в прессе, судили за тунеядство, а потом и вовсе выслали из страны и не пустили назад даже на похороны родителей. Сегодня, в день рождения поэта, предлагаем вам прогуляться по самым значимым адресам ленинградского периода его жизни.
Дом Мурузи
Литейный пр., 24
Преображенская площадь, с которой начнется наш маршрут,— одно из ключевых мест в жизни Бродского. Здесь он прожил большую часть «ленинградского» периода своей жизни. В четыре года, вернувшись с матерью из эвакуации, он поселился в доме по адресу ул. Рылеева, 2; в скверике вокруг Преображенского собора он все детство гулял и учился кататься на велосипеде. А через несколько лет семья переехала через площадь наискосок — в Дом Мурузи, где Бродский жил до самого своего вынужденного отъезда из СССР в 1972 году.
Гигантский роскошный дом, построенный в 1870-х по заказу князя Александра Мурузи, был в советское время «нарезан» на коммуналки. Семье Бродских в одной из таких коммуналок достался кусочек некогда огромной квартиры («полторы комнаты» — как называл его сам Бродский): 40-метровое помещение с балконом, большая часть которого была отделена от меньшего двумя арками.
40 метров на троих — совсем немало по советским меркам (тогдашняя норма предписывала 9.5 кв.м на человека, так что «полторы комнаты» даже превышали ее на целых 11.5 метров). Но была проблема: заложить кирпичами огромные арки в стене было запрещено законом (это считалось бы перепланировкой, за чем бдительно следили управдом и соседи), а значит, несмотря на простор, ни у кого из обитателей «полутора комнат» в сущности не было личного пространства. Иосиф решил проблему самостоятельно: при помощи нескольких шкафов, поставленных на них чемоданов и самодельных книжных полок, он отгородил себе кабинет в меньшей части «полутора комнат». «Эти десять квадратных метров принадлежали мне, — писал он много позже, — и то были лучшие десять метров, которые я когда-либо знал».
Родители Бродского прожили в «полутора комнатах» до самой своей смерти в 80-х. После смерти поэта здесь попытались открыть его музей, но это оказалось непросто — квартира оставалась коммунальной, поэтому все комнаты нужно было сначала выкупить, а жильцов расселить. Жильцы, узнав о создании музея, тут же взвинтили цены, а одна собственница и вовсе отказалась продавать свою комнату — пришлось делать перепланировку, отгородив упорной соседке отдельную квартиру с собственным входом. Процесс тормозило и то, что власти в нем никак финансово не участвовали: выкупать комнаты пришлось на деньги меценатов. В результате создание музея заняло почти 20 лет — его открыли меньше полугода назад, в конце декабря 2020.
Школы Бродского
Ул. Кирочная, 8, Соляной пер., 12, ул. Моховая, 19, Обводный канал, 154, ул. Моховая, 26
Да-да, пять адресов: именно столько школ Бродский успел сменить за восемь лет своего обучения. При всех его талантах будущий поэт, мягко говоря, никогда не был примерным учеником. Еще в младших классах его классные руководители в характеристиках писали, что мальчик «способный, может быть отличником», но «упрямый, настойчивый, ленивый», а «домашние задания выполняет плохо, а то и совсем не выполняет». В седьмом классе Иосифа даже оставили на второй год: виной были четыре двойки в годовой ведомости, в том числе по английскому языку. Тому самому языку, на котором он позже будет преподавать в американских университетах, писать эссе, а потом и произносить Нобелевскую речь. Английский он еще до переезда в Америку выучит сам, по книгам.
В восьмом классе, в неполных 16 лет, Иосиф бросил школу окончательно. По тем временам это был очень радикальный поступок (особенно для ребенка из интеллигентной семьи): хотя на словах в СССР превозносился рабочий класс, в реальности детям постоянно вдалбливали, что без образования они останутся на социальном дне. Уйдя из школы, Иосиф поступил учеником фрезеровщика на завод «Арсенал», а в последующие несколько лет сменил множество работ — был кочегаром в бане, матросом на маяке, ездил в геологические экспедиции, некоторое время даже работал в морге. Впрочем, главным и настоящим делом его жизни уже тогда стали стихи.
Особняк Н.Л. Бенуа
ул. Глинки, 15
Это один из самых значимых для Бродского адресов. Именно здесь, рядом с Мариинским театром, жила Марина Басманова — главная женщина в его жизни, адресат почти всех его любовных стихов.
Марина (или по паспорту Марианна) Басманова — дочь известных художников, и сама всю жизнь работала художником-оформителем. Иосиф познакомился с ней в 1962 году: ему было 22, ей на два года больше. Известно о ней немного — современники вспоминают, что она была поразительно молчаливой и замкнутой. Подруга Бродского Людмила Штерн, например, вспоминала: «Однажды Иосиф пришел вместе с ней в гости. Читали стихи, пили грузинское вино, разошлись через несколько часов. Она зашла, сказала:«Здравствуйте». Уходя, вымолвила: «До свидания». Всё! За весь вечер больше ни слова!»
Их отношения всегда были драматичными, «на разрыв». В самый разгар травли поэта и уже накануне его ареста она ушла от Иосифа к его другу, поэту Дмитрию Бобышеву, через несколько лет родила от Бродского ребенка, но наотрез отказалась и выходить за него, и позже уезжать с ним в эмиграцию. Но ни ссоры, ни многолетняя разлука не могли поколебать любви Бродского, хотя за последующие годы у него было множество романов, практически на все свои любовные стихи он по-прежнему ставил посвящение «М.Б.».
По всей видимости, Марина Басманова и сейчас живет в этом доме. Много лет ее осаждали мемуаристы и журналисты, но она ни разу не нарушила молчания — и (кажется, единственная из окружения Бродского) сама не написала о нем ни строчки мемуаров.
Дзержинский районный суд
ул. Восстания, 38
Вот мы и подошли к самому знаменитому эпизоду биографии поэта —«суду над тунеядцем Бродским». В этом здании (в котором сегодня по-прежнему суд — жаль нет мемориальной таблички, это было бы иронично) происходил первый акт этой трагикомедии.
Организованная травля поэта началась 29 ноября 1963 года со статьи «Окололитературный трутень», опубликованной в «Вечернем Ленинграде». Удивительно, что почти неизвестному тогда 23-летнему поэту посвятили почти целую полосу. Автор прошелся и по стихам Бродского («смесь декадентщины, модернизма и обыкновенной тарабарщины»), и по его образованию («да и какие могут быть знания у недоучки, не окончившего даже среднюю школу»), и по недостатку патриотизма («он и в самом деле не любит своей Отчизны и не скрывает этого»). Статья была феноменальной по количеству ошибок: все, что относилось к Бродскому, в ней переврали примерно целиком. Даже стихотворные цитаты, призванные проиллюстрировать чудовищность его стихов, принадлежали, как оказалось, не Бродскому, а Дмитрию Бобышеву.
Через месяц на страницах «Вечернего Ленинграда» опубликовали «письма читателей», требующих примерно наказать тунеядца и антисоветчика Бродского. 13 февраля 1964 года поэта арестовали прямо на улице, и через пять дней состоялось первое заседание суда. В крошечном зале Дзержинского суда присутствовали всего несколько человек — в том числе, на наше счастье, журналистка Фрида Вигдорова, которая дословно записала все происходящее на процессе. Этот текст, попавший на Запад в самиздате, прославился на весь мир и разошелся на цитаты («А кто это признал, что вы поэт, кто причислил вас к поэтам?», «А кто причислил меня к роду человеческому?»): Великобритании на BBC даже сделали радиоинсценировку процесса над Бродским.
Психиатрическая больница святого Николая Чудотворца
наб. Мойки, 126
В психиатрическую больницу №2 поэта в перерыве между судебными заседаниями направили на медицинское освидетельствование. Здесь «на Пряжке» он провел три недели, причем первые три дня в палате для буйных. Бродский впоследствии вспоминал о местных методах лечения так: «Представьте, вы лежите, читаете, вдруг входят два медбрата, вынимают вас, заворачивают в простынь и начинают топить в ванной. Потом они из ванной вас вынимают, но простыни не разворачивают. И эти простыни начинают ссыхаться на вас. Это называется «укрутка»... Русский человек совершает жуткую ошибку, когда считает, что дурдом лучше, чем тюрьма». После трех недель подобных «процедур» дали заключение: «Психическим заболеванием не страдает и является трудоспособным».
Клуб 15-го ремонтно-строительного управления
наб. Фонтанки, 22
Для второго судебного заседания по процессу о тунеядстве выбрали зал повместительней — его задумали провести как показательный процесс. По степени абсурда это заседание не уступало первому. Все шестеро свидетелей обвинения видели Бродского впервые в жизни, стихов его не читали, а все сведения о нем почерпнули из фельетона в «Вечернем Ленинграде» (очень рекомендую прочесть текст их выступлений — они прекрасны от первой до последней строчки).
Никаким тунеядцем Бродский, конечно, не был. Он зарабатывал переводами стихов, так что его адвокат с легкостью опровергла все обвинения и с бумагами в руках доказала, что на доходы Бродского вполне можно прожить. Но это ни на что не повлияло: то, что судят не за тунеядство, а за инакомыслие, было понятно всем присутствующим. Приговор потряс даже тех, кто был настроен пессимистично: Бродского осудили на максимально возможное по этой статье наказание. А именно — «Выселить из Ленинграда в специально отведенную местность сроком на пять лет с обязательным привлечением к труду по месту поселения».
Сам поэт держался на суде спокойно, даже отрешенно. В последнем слове сказал: «Я не только не тунеядец, а поэт, который прославит свою родину». Судья, заседатели и свидетели обвинения встретили эти слова дружным смехом.
Фонтанный дом
Наб. Фонтанки, 34 (вход со стороны Литейного проспекта, через арку дома 53)
Строго говоря, с ленинградским периодом жизни Бродского этот дом не связан. Он даже, кажется, никогда здесь не бывал. Да, здесь жила Анна Ахматова, с которой в последние годы ее жизни Бродский дружил и которая значительно поспособствовала его досрочному возвращению из ссылки, но она выехала из Фонтанного дома еще в 1950-х.
Зато именно здесь, при ее музее, открылся Американский кабинет Иосифа Бродского. В 2003 году вдова поэта передала Музею Анны Ахматовой в Фонтанном доме личные вещи из кабинета в его американском доме: письменный стол, секретер, кресло, диван, настольную лампу, библиотеку и коллекцию почтовых открыток. Американский кабинет был первым (а до последнего времени и единственным) музеем Бродского в Петербурге.
Читайте на «Скамейке» гид по Петербургу Николая Гумилева.
Материал на нашем сайте: Ленинград Бродского: экскурсия к 81-ому дню рождения поэта
Автор: Светлана Ворошилова
Городской блог о Петербурге и петербуржцах Скамейка