Шел дождь. Не то чтобы сильный, но покупателей на рынке в небольшом городке Щербинка, он заставлял передвигается коротким перебежками от торгового ряда к ряду. В результате народ толпился возле палаток довольно плотными причудливыми фигурами, и рыночная площадь, которая по своему обыкновению всегда заполнена, была полупустой. И если на нее взглянуть с высоты птичьего полета, то невольно в памяти всплывал школьный фильм о Броуновском движение микрочастиц. Только вот эти самые частицы двигались на повышенных скоростях, и лишь одна из них, недалеко от левого края площади, почему-то оставалась неподвижной.
Если снизиться до высоты бреющего полета ласточки перед дождем, то можно разглядеть, что это вовсе никакая не частица, а лежащий человек – это Сергей Сиротин. Он лежал на спине возле огромной лужи раскинув свои руки в стороны, и не подавал признаков жизни. Капли дождя разбивались о его синюшного цвета лицо на мелкие бусинки, которые проделов свой скоротечный путь сливались в глазницах в лужицы. Из этих переполненных лужиц, тонкими струйками тихо стекали ручейки на темно-серый асфальт. Вся эта свистопляска на лице никак его не трогало, и оно оставалось абсолютно неподвижным. Лишь только с каждой минутой это лицо становилось все темнее и темнее.
Мимо Сереги трусцой сновали туда сюда покупатели. Кто-то из них бегло бросал свой взгляд на тело молодого человека, а кто-то задерживал его на некоторое время на ходу, пытаясь определить жив он или мертв. Но те и другие, подняв свои глаза, тут же возвращались к своим торгово-закупочным мыслям, и ускоряя бег старались вычислить, на сколько их облапошили продавцы.
Эту картину наблюдала, только уже не с высоты птичьего полета, а с палатки торгующей хлебом, продавщица по имени Аня. Видя, как покупатели равнодушно снуют туда и сюда не обращая внимания Сергея, она негромко, растягивая слова сказала сама себе:
- Вот блин, сдохнет же, и хрен кто ему поможет. – Закрыв торговое окошко, она достала сотовый телефон и принялась набирать скорую…
Эту хлебную палатку Сергей знал хорошо. Он не был в ней постоянным покупателем, но иногда все же нырял в нее, правда с черного хода. И не столько выпечка стоящая на многочисленных лотках привлекала его, а сколько маленькие пакетики из фольги спрятанные в разных укромных местах стеллажей. И буквально полчаса назад, Серега сидел на стуле в этой палатке между этими лотками наполненными хлебом. Но он не просто сидел, а грел зажигалкой столовую ложку, в которой была вода и светло-коричневый порошок…
* * *
- Ты Серега не груби, дрянь знатная. Уж лучше бы ты поделил это на два раза, – сильно жуя слова бросила Аня оглянувшись на него. И тут же взяв себя в руки, совершенно трезвой речью, при этом повысив голос, продолжила спор с покупателем:
- А я вам говорю, что хлеб сегодняшний. Просто его привозят очень рано, потому он немного уже зачерствел. – Но после этой тирады продавщица хлебных изделий, неожиданно для покупателя заснула прямо так, стоя возле торгового окошка.
- Нихрена себе, немного. Да им можно гвозди забивать,… девушка, – ответил покупатель недоуменно хлопая глазами, потому как был не уверен слышат его или нет. Да и вообще, его немного, мягко говоря, изумил резкий переход продавщицы от стадии бодрствования в стадию сна. Но вдруг он оживился и начал пытаться взглянуть во внутрь помещения: Покупатель краем глаза увидел, как какой-то парень что-то там колдует с зажигалкой спрятавшись за лотками. Неожиданная метаморфоза с продавщицей в купе с таинственным парнем играющего с огнем, возбудили в его душе давно угасшую жажду к познанию неизвестного.
Аня так же внезапно, как вышла из реальности, так в нее и вернулась: Мгновенно, наметанным глазом она сразу вычислила нездоровый интерес покупателя. Прикрыв Серегу своим телом и уставившись стеклянными глазами на любопытного товарища, как ни в чем не бывало, словно она только что прервала разговор, а не спала стоя на ногах, гаркнула:
- Мужчина! Если не нравиться хлеб, не берите! Я что, заставляю вас его брать!? – И вновь к еще большему изумлению поклонника свежего хлеба, медленно поплыла в розовые грезы.
В полном недоумении от увиденного, покупатель шарахнулся от окошка, и буркнув себе под нос «стерва», пошел прочь от торговой палатки.
Аня, продавщица, была типичной мелкой барыгой коих было в Подмосковье хоть пруд пруди. Она, как и всякий барыга имела свой круг клиентов, в который входил и Сергей. Кроме этого круга, Аня имела двух детей да мужа – тоже законченного наркомана не работавшего никогда в жизни и пребывающего в анабиозе круглосуточно. Поэтому денег катастрофически не хватало, и она совмещала приятное с полезным, т.е. торговала героином и хлебом одновременно.
* * *
Хлебная барыга знала о чем говорит, когда предупредила Сергея. Она была в хлам от чека, с ее то бешенной дозой, коей часто грешат наркоторговцы употребляющие свой товар. Дело в том, что по Московской области в то время гулял очень сильный синтетический героин под названием «Белый китаец». Несколько лишних крупиц размером с пылинку это зелья в разовой дозе, делала пакетик из фольги, в котором кроме него был завернут мел, известь, мука, сахар и еще черт знает что – смертельно опасным. Как правило, белый китаец разводили в кустарных условиях, и поэтому его концентрация в полученной смеси была неоднородна. В результате чего, пакетик с этим зельем становился своеобразной русской рулеткой: В одном чеке мог оказаться абсолютно чистый, сто процентный мел, а в другом, доза способная убить лошадь.
Видно тот день был для Сергея не фартовый, и он в конце концов вытащил не тот пакетик из фольги: Первый был так далеко запихнут в щель, что он не смог его достать. Покорячившись с минуту, Сергей зло крикнул Ане:
- Нихрена!... Не могу выловить!...
- Возьми ручку на столе и достань, – бросила на ходу Аня, проплывая мимо с закрытыми глазами и булкой хлеба в руке.
Взяв ручку, Сергей сопя от нетерпения начал снова ковыряться в щели стеллажа. Но в ожидании долгожданного прихода, его взведенная до предела нервная система отдавалась излишней дрожью и неконтролируемым движением рук. И опять у него ничего не получалось.
- Аня! Короче! Я сейчас нахрен разнесу это стеллаж! – негодующе взвыл он.
- Ладно. Крайний справа, второй ряд сверху, в левом углу, – невозмутимо, все так же жуя слова, и плавая с закрытыми глазами между лотками, ответила барыга, вновь крутанув колесо рулетки.
Сергей все сделал быстро – сказался многолетний стаж, и когда зажав большим пальцем место прокола он закурил, то на его лице отобразилось замешательство. Сделав несколько глубоких затяжек, так и не дождавшись прихода, он с остервенением бросил:
- Аня! Ты что, издеваешься!? «Поделить на два раза?», – попытался он ее спародировать. – Да это просто вода. Ты что, прикололась?
- Не гони, Серый, – промычала барыга и разлепила свои глаза. – Я сама час назад вмазалась этой отравой, а теперь жалею, что не поделила пополам. Ты что не видишь, как меня штырит?
- Не знаю от чего там тебя так штырит, но только явно не от этой бодяги. Давай бабки назад. Я за это говно платить не собираюсь.
Хлебная барыга начала сканировать Сергея своими стеклянными глазами пытаясь определить, разводит ее клиент или нет. Все говорило о том, что нет: Он был взведен, раздражителен, а главное, в полумраке подсобки на ее смотрели два черных расширенных до предела зрачка – признак начала абстиненции.
- Не может быть, – скорее себе, чем ему бросила она, и опять поплыла по тихим водам Ганга, где буйство растительности соперничало с прекрасными мелодиями кришнаитов.
- Аня! Что будем делать!? – уже со злостью крикнул Сергей, дернув барыгу за руку. Вынырнув из глубоких вод священной реки, продавщица задумалась на некоторое время, а потом выдала:
- Ладно. Тот же стеллаж, третий ряд, сзади, справа, – и она вновь вернулась к созерцанию девственной природы под мерные ритмы барабанов.
- Хорошо. Но если и это порожняк, то третий раз я не буду себе вены дырявить. Тогда точно придется вернуть бабки, – и он полез за чеком.
Еще когда последние капли героина были в шприце, Сергей почувствовал, как на его мозг обрушилась мощная синтетическая волна: Стеллажи поплыли куда-то вдаль,… свет стал резко меркнуть,… все закружилось с космической скоростью и он понял, что начинает отъезжать. Схватившись одной рукой за стеллаж, Сергей попытался обратиться к продавщице:
- Аня, я походу сейчас отъе…, – но договорить он не успел. Пол, оббитый линолеумом, ударил его прямо в лицо…
* * *
Недосказанное предложение Сергея, словно магическое заклинание подействовала на барыгу: Она на полную открыла свои вежды, и в ее стеклянных глазах, в которых еще секунду назад царствовал мир и покой, отобразился страх. Сознание, которое парило в розовых облаках жестко приземлилось, словно это не Сергей упал на пол, а оно грохнулось о землю. В ее голове тут же пронеслись двое сыновей мирно спящих на своем диване, однушка с обшарпанной мебелью, недавно купленные джинсы и даже муж в виде буквы «зю», мирно упершийся рогом в шкаф.
В два прыжка Аня оказалась возле Сергея, и тут же потащила его к двери. Она даже не думала откачивать отъехавшего наркомана. Слишком многое было поставлено на карту, чтоб рисковать из-за мало знакомого передознувшегося ушлепка. Как объяснит внезапное закрытие? Ведь постоянные покупатели начнут ломиться. А вдруг товар привезут? Или еще хуже – сам хозяин припрется. В общем, в этой ситуации столько всякого палева, что умирающему человеку ну никак нету здесь места.
Бросив Сергея возле двери, она приоткрыла ее. Наблюдая в щелку, Аня принялась решать, как незаметно выкинуть отъехавшего наркомана на улицу. Всюду сновали покупатели переходя от быстрой ходьбы на легкий бег. Тут она заметила, что некоторые из них, наиболее предусмотрительные, идут совершенно спокойно прикрывшись зонтом.
- Зонт! У меня же есть огромный зонт! – обрадовалась она, и кинулась от двери прочь.
…Большая частица в виде черного зонта, уж как-то совсем странно двигалась в этом «Броуновском движении». Она то останавливалась, то какими-то короткими рывками перемещалась к центру базарной площади. Вокруг нее кипела жизнь «частиц», подтверждая непреложный закон открытый Робертом Броуном. Переместившись метров на пятнадцать, не больше, она становилась, а потом направилась обратно, к хлебной палатке. Поначалу в этой суматохе «частиц», даже никто и не заметил, что после странного движения одной из них, на асфальте, возле большой лужи, оказалось лежачее тело довольно молодого человека безжизненно раскинувшее руки в разные стороны.
* * *
- Имя? Фамилия? – монотонно ответил женский голос на том конце провода.
Этот вопрос разозлил Аню, к тому же безжизненное тело Сергея Сиротина, почти напротив хлебной лавки, сильно кололо ей глаза. Она надеялась, что все эти люди как то помогут ему, или хотя бы вызовут скорую помощь. Но им недосуг, у них сейчас вовсю шла закупка продуктов:
Каждый был погружен в свои мысли, где умирающему не было места. Ну просто он никак не впихивался в плотный список покупок, где между «купить докторской колбасы» и «посмотреть цену на селедку», абсолютно не было места. Можно конечно было его как-то втиснуть между «не забыть два пакета 3% молока» и «сдать часы в ремонт». Но опять же. Кто возместит в пустую потраченное время? Да и лишнее волнение, оно знаете, ни к чему.
- Какое имя!? Я же вам объясняю, что на рынке, на площади, лежит молодой человек. Откуда я знаю как его зовут? – уже совершенно трезвым голосом негодовала Аня.
- Сколько лет? – так же размеренно не меняя ни тона ни тембра, задал вопрос женский голос на том конце провода. Будто он и не слышал возмущения хлебной барыги.
- Каких лет, девушка!? Вы что, меня не слышите? Я вам еще раз повторяю. Я проходила по Щербинскому рынку, и увидела молодого человека без сознания. Он лежит прямо на площади, на асфальте. Откуда я могу знать сколько ему лет?
- Хорошо. Скажите сколько лет примерно.
- Тридцать.
- Имя? Фамилия?
- Да вы что, смеетесь!? Я же только что вам сказала, что абсолютно не имею представления, кто он!? – уже совсем выйдя из себя, почти срываясь на крик ответила Аня.
- Ваше, имя и фамилия? – абсолютно не меняясь задал вопрос женский голос.
- Спиридонова Татьяна Михайловна, – моментально, на ходу, выдумала барыга.
- Сколько лет?
Тут Аню перемкнуло. Потемневшее ее лицо исказил гнев, стеклянные глаза метнули молнии, и она заорала в трубку:
- Ты! Сука безмозглая! Ты что, издеваешься!? Причем тут я!? Здесь на площади парень подыхает от передоза, а ты всякую хрень у меня спрашиваешь! Он сейчас вот-вот ласты склеит, а тебя почему-то интересует сколько мне лет! Да пошла ты в жопу! – и Аня нажала на сотовом кнопку отбой.
- Стерва! Патаскуха! Вот мразь! Сколько мне лет!? Да тебя колышет!? – продолжила возмущаться она. Под сопровождение проклятий в адрес «женского голоса», с третьей попытки, Аня набрала телефон своего мужа.
- База торпедных катеров на связи, – ответил севший, сонный голос.
- Твою мать,… все еще никак не наиграешься, придурок, – грозно рявкнула Аня. – Тут у меня на ларьке отъехал Серега. Да ты его знаешь, он на Фабрике 1 Мая живет. Так вот. Звони в скорую, и скажи этим козлам, что на рынке, в Щербенке, на площади лежит отъехавший парень. Да только звони прямо сейчас, а то он вот-вот копыта отбросит.
- А ты чё, сама не можешь? – вяло возразил муж.
- Слушай, давай звони быстрей. Потом будешь вопросы задавать, – все так же грозно ответила Аня и положила трубку. После этого она вновь открыла торговое окошко, и вместе с порывом холодного влажного воздуха, по ее ушам ударил возмущенный крик:
- Где вас носит, мадам!? Ничего что на улице дождь шпарит!? Две булки «Крестьянского».
- Что, в туалет уж сходить нельзя?! Двадцать четыре рубля, – сразу, на автомате, включив повышенные тона и грубость, ответила Аня.
Но уже третий покупатель получив сдачу замешкался, и заглянув в окошко спросил:
- А что, сегодня день взятия Бастилии?
- С чего вы так решили? – как то задумчиво, смотря сквозь него стеклянными глазами, ответила продавщица: Все ее внимание было обращено на Сергея, все так же лежащего возле большой лужи в пятнадцати метрах от ее хлебной лавки. В мыслях у нее было только одно: «Ну где же нахрен эта скорая!?»
- Вы мне дали вместо пяти ста рублей сдачи, пятьдесят, – и он сунул обратно голубую бумажку в окошко.
- Извините, – все так же задумчиво ответила Аня, и взяла обратно деньги. Когда она протянула пятисот рублевую купюру, то тупо смотря на недовольного и что-то говорящего покупателя, подумала: «Все... без вариантов… Сейчас крякнет». Но в эту секунду раздался вой сирены…
Дождь все так же шел, когда возле Сергея остановилась скорая помощь, и из нее вывалились слегка подшофе врач с медбратом. Неожиданно, «Броуновское движение» разбивая постулаты, стало существенно меняться: около шестидесяти «частиц» в течении трех минут обступили плотным кольцом лежащего молодого человека вместе с медиками.
* * *
- Да пошла ты сама в жопу! – завизжал «женский голос» оказавшийся диспетчером по приему вызовов на скорой помощи. Но Аня ее не слышала – она уже повесила трубку.
- Вот же сука! – продолжила визжать диспетчер, тоже положив трубку. – Вывела меня из себя. Не дай бог эта запись разговора где-то всплывет!... И уже про себя она подумала: «Сто процентов какая-то наркоманка вонючая звонила. Видно укололись со своим дружком, а он возьми да передознись. Ну достали уже эти наркоманы. Неужели нельзя их всех переловить и пересажать? А еще лучше – перестрелять… И все же, реагировать на звонок или нет? Как ни крути, а вызов то записан», – и в эту секунду вновь зазвонил телефон – это был Анин муж…
После короткого разговора с слабо соображающим, что вообще происходит наркоманом, все решилось, и диспетчер нажала кнопку на своем пульте:
- Миша. Требуется реанимационная бригада: Молодой человек, лет тридцати. Судя по всему передозировка. Тело лежит прямо на рынке в Щербенке, на площади.
- Вот дерьмо, – негромко выругался старший бригады скорой помощи и нажав кнопку микрофона ответил диспетчеру: – Лида, а что больше некому ехать? Мы только как пятнадцать минут назад приехали. Пусть едет бригада Трифонова, они один хрен ничего не делают.
- Женщину некрасиво обманывать, – с кокетством в голосе ответила диспетчер. Вы уже больше часа как вернулись. А у Трифонова в машине нет оборудования для реанимации.
- Да какая нахрен разница – есть, нету. Пусть едет. Их бригада с утра еще ни разу не выезжала. Довезут, значит довезут, а не довезут – значит не судьба. А у нас уже две ходки за плечами. Да для этих наркош на самом деле нужно оборудование для ликвидации или стерилизации, – и Миша добродушно засмеялся радуясь своей «шутке». Ему особенно понравилось последнее слово в ней – стерилизации. Да к тому же в нем явно прослеживался сексуальный подтекст для Лиды.
- Да, ты это верно подметил, – все так же с кокетством ответила диспетчер. – Но первый с кого спросят – буду я. Скажут, какого хрена ты отправила бригаду без оборудования? И не видать мне премии, как своих ушей. А с вас Михал Михалыч, взятки гладки, – перешла она на «вы», добавив к своему кокетству нотки интима. – Так что Мишенка езжай пожалуйста, а я за вас тут кулачки держать буду.
- Лучше б ты держала пузырь шампанского да пачку презервативов к моему приезду, – выключив микрофон ответил врач скорой помощи, расширив рот до ушей этой тирадой медбрату, который сидел рядом и игрался в тетрис. Потом включив микрофон добавил:
- Ладно, Лидочка, мы уже едем. Только ты покрепче держи кулачки. А я приеду, проверю, – и в слове «кулачки» и «проверю», врач максимально вложил сексуальный подтекст.
* * *
Склонившись над лежащим Сергеем, Михаил для начала обдал его еще довольно свежим перегаром. Потом всмотревшись в совершенно потемневшее лицо, и приложив два пальца к сонной артерии, уверенно буркнул:
- Героин, – и тут же добавил, - давай, Леха, тащи быстрей «ремкомплект». У него жесткая асфиксия, но судя по всему, сердце остановилось совсем недавно.
Пока медбрат интенсивно давил на мешок Амбу, приложив маску к лицу Сергея, врач с него стянул куртку, задрал свитер вместе с майкой до самой шеи, и начал смазывать специальным гелем возле сердца. Затем он включил дефибриллятор, потер плоские электроды друг о друга, и плотно прижав их к груди Сергея крикнул:
- Разряд!...
Через несколько секунд, Леха пощупав пульс констатировал:
- Нитевидный…
- Ты смотри, а нарик то живучий. С первого раза завелся, – ответил Михал Михалыч. – Ладно, продолжай делать искусственную вентиляцию легких, а я пока ему налоксон вколю.
Когда Сергей открыл глаза, то первое, что он увидел – это светло-серый потолок скорой помощи и довольно толстую прозрачную трубку торчащую у него изо рта. Толком не осознавая что делает, чисто механически, он резким движением вытащил ее.
- О, смотри, наш «передоз» пришел в себя, – весело бросил Леха, когда увидел оторвавшись от тетриса, как Сергей вытащил кислородную трубку. Тот, услышав чью-то речь, сел на кушетку и спросил сильно хрипя:
- Где я? – и начал шарить вокруг мутными глазами, одновременно хватаясь рукой за кадык – сильно болело горло.
- В скорой, милый мой, – ответил врач.
- А куда мы едем?
- В больницу, куда ж еще. Оформлять тебя будем.
- Остановите машину.
- В каком смысле?
- Я пойду домой.
- Ты точно хочешь сойти?
- Да.
- Степаныч! Тормози! – крикнул водителю врач, и машина приняв в право остановилась. Судя по всему желание сойти пациента очень понравилось ему.
- Но прежде чем выйти, черкни вот здесь свою закорючку, – и Михал Михалыч протянул Сергею листок на котором было что-то напечатано.
- А что это?
- Отказ от госпитализации.
Сергей взял листок и попытался расписаться. Получилось не пойми что, потому как рука совсем его не слушалась. Приняв обратно листок, врач скорой помощи почему-то заулыбался, и смотря веселыми, слегка пьяными глазами, радостно сказал:
- Воооо, замечательно. А теперь – ариведерчи…
* * *
Еще некоторое время Сергей не мог с ориентироваться, где его высадили. Наконец сообразив, что находиться почти в центре города Подольска, он слегка покачиваясь пошел на остановку. Как назло дождь в это время усилился, и холодными каплями ранней весны бил по лицу и голове, тонкими струйками затекал за шиворот. Но он практически этого не чувствовал, так же как не чувствовал, что промок до нитки пока лежал под дождем на рынке. Спутанное сознание Сергея, все же немного осмыслило происходящее. Он понял, что передознулся и, что очевидно Аня вызвала скорую.
Сунув водителю маршрутки сотенную, он хриплым голосом ели выговорил:
- На фабрику.
Пока ехали в маршрутке, Сергей почувствовал, что боль в горле стала отступать, и он неожиданно вылетел из реальности – налоксон стал сдавать свои позиции героину. Его блокирующее действии опиоидных рецепторов начало заканчиваться, и синтетическое зелье вновь обрушилось на сознание Сергея. «Надо дотянуть до дому», – мелькнуло в его сознании. Он встал с сиденья и взявшись за поручень начал про себя повторять словно мантру: «Надо дотянуть… надо дотянуть…»… Но все опять поплыло – лица, предметы, деревья и холодный дождь за окном…
Э-э! А ну давай просыпайся! Слышишь, ты! Не то я ментов вызову! – донеслось откуда-то из далека до сознания Сергея (Фабрика 1 Мая была конечной остановкой этой маршрутки). Он открыл глаза и обнаружил себя по-прежнему стоящим в маршрутке, и держащимся за поручень вместе с водителем теребящего его за мокрую куртку. Скорее чувство самосохранения чем осмысленность происходящего, толкнуло к двери Сергея. И когда он сделал первый неуверенный шаг по мокрому асфальту, то вдогонку услышал:
- Вот наркоши проклятые! Достали уже! И куда все эти менты смотрят!?
Ступая совсем непослушными ногами сквозь сгущающуюся пелену в своем разуме, он вновь начал повторять свою мантру: «Надо дотянуть,… надо дотянуть…». До дому оставалось метров триста, не больше…
Шел дождь. Не то чтобы сильный, но достаточный чтоб в небольшом дворе жилых пятиэтажек никого не было, и лишь изредка по нему пробегали прохожие. На лавочке возле дома за номером 43, сидел молодой человек. Но это только на первый взгляд бегущего прохожего он сидел. Если остановиться и подойти поближе, то можно увидеть, что голова у него сильно запрокинута назад, глаза полуоткрыты, руки висят безжизненно словно плети, и капли дождя разбиваются о его бледно-синее лицо…
