Если сегодня выйти на улицу и просто спросить у прохожих, кто для вас Большой театр? Очень многие назовут, конечно, величайшие имена , Васильев, Максимова, Образцова, Плисецкая и так далее. Но обязательно основная часть будет называть меня тоже. И это не возможно отрекламировать...
– Николай, было у тебя какое-то такое может быть не самое, но яркое воспоминание детства?
– Я, например, в детстве дарил цветочки Леониду Ильичу Брежневу.
– Ты никогда не рассказывал.
– Ты никогда не спрашивал.
– Ты когда умудрился ему цветы, гвоздики подарить? Допускаю, что это были гвоздики.
– Не гвоздики. Мне дали какой-то букет. Это был 80-й или 79-й год. Я не помню. Он приезжал в Тбилиси. То ли я учился в нулевом классе, то ли я должен был пойти в школу. Что-то вот такое. По-моему, учился. Он приезжал... Это было Тблисоба. Теплое время года...То ли была весна, то ли ранняя осень. Как-то очень красиво, я помню. Это было на площади, сейчас я не знаю, как это называется. Тогда там была гостиница «Аджара». Там была выстроена огромная декорация, где стояло все Политбюро...
– Еще бы, Брежнев приехал.
– Он открывал еще в тот день фонтан в Парке Победы очень красивый. Я не знаю, он еще функционирует или нет. Очень красиво. Вот там меня потом около этого фонтана принимали в пионеры. Он был посвящен, этот фонтан, Великой Отечественной войне. Там очень красивый мемориал был сделан и вот я был там почему-то, а там было много детей, но именно я вручал. Там была девочка еще какая-то...
– Ты запомнил его? Вообще этот момент запомнил?
– Ну, конечно. Я бежал долго. Дал эти цветочки. Меня куда-то поставили, все аплодировали. Дальше я бежал в другую сторону. Там меня уже отдали маме. Вот это, конечно, помню. Было интересно.
– Николай, тебе такой вопрос прислали: «В одном из своих выступлений по телевидению, вы рассказывали, что когда были в лондонском Ковент-Гардене, вам предложили в Англии остаться. Но с условием, чтобы вы всю начальную школу балета прошли у них. А у вас уже были Галина Уланова, Семенова, педагоги, которые сыграли огромную роль в вашем становлении. Вы сказали, что нет, что не могли их предать».
– На первый вопрос отвечу, вы немножко неправильно поняли. Я заканчивал в 92-м году школу, и тогда еще было распределение, но мы не должны были ходить по театрам для того, чтобы нас просматривали. Это сейчас везде кастинги. А тогда основной «кастинг» был это государственный экзамен – он проходил 4 мая 92-го года. И в зал приходили все-все возможные руководители. В московском училище есть театр, там сцена размером с Мариинский театр. Зал не такой большой, всего 600 мест. Очень удобный. Он очень хорошо придуман.
И раньше госэкзамены были при открытых дверях. Всегда приходили все, кто хотел, родители всегда присутствовали и т.д. Демократия была в Советском Союзе. И я был первый выпуск, который заканчивал школу в новой России. И в зале присутствовали действительно не только государственная комиссия, но все-все возможные представители разных городов и союзных республик. В том числе там оказались люди, которые представляли Ковент-Гарден, и они тогда мне предложили, чтобы я уехал к ним. Очень серьезно они вели переговоры с мамой, со мной. Но условие было такое, что я попадаю не в труппу сначала, а в школу. И потом они это со многими проделывали. И с Алиной Кожокару из Румынии, которая Киевское училище заканчивала, и Полунин у них так же учился Сережа, и Иван Петров. И много могу перечислять.
У них такое правило – надо, чтобы они взяли в труппу не откуда-то со стороны, а взяли бы из своей школы Ковент-Гардена. Даже если ты полгода там учился, уже будет написано школа Ковент-Гардена. И меня останавливало только две вещи. Во-первых, мама была очень больна. Ее действительно очень скоро уже не стало. И у нее загранпаспорта не было. Мы не знали, выпустят ее или нет. И на самом деле, денег у нас не было никаких таких, чтобы она могла со мной поехать. А отпускать меня в страну, где я не знаю языка. Как-то она очень...
– В общем, ты бы поехал, если бы не все эти проблемы, да? Которые свалились тогда.
– Да. В основном если бы не мамина болезнь, наверное, я бы уехал, конечно. Другое дело, что у меня еще перед глазами стояло восемь колонн Большого театра и Большой театр.
Меня отговаривали все педагоги. Мой педагог, который меня выпускал, Петр Пестов. Он провел несколько недель в уговорах меня, не делать глупость, не идти в Большой театр, потому что, как известно, это кладбище талантов. Всегда так называлось. Но вот у меня было сумасшествие. Я верил, что я там стану №1. И я все равно это сделал.
Конечно, если бы я уехал сразу... У меня и потом было не раз такое предложение, конечно, жизнь бы пошла в другое русло. Но тогда бы не было в моей жизни, как правильно сказали, ни Семеновой, ни Фадеечева, ни Улановой. Я, конечно, не был бы представителем той культуры и носителем тех традиций, которым я являюсь. Конечно, этого бы в моей жизни не случилось. Не случилось бы Мариинского театра в таком количестве и работы с замечательными педагогами в Мариинке: с Кургапкиной, Абдыевым, Моисеевой. Ну, и так далее. Жизнь была бы другой.
– То есть ты фаталист, Коля. Что должно произойти, то в жизни и происходит. Тебе свойственно сожаление?
– Я никогда не хотел ничего, что связано было с балетом, кроме Большого театра. Что еще очень важно, если сегодня выйти на улицу и просто спросить у прохожих, кто для вас Большой театр? Очень многие назовут, конечно, величайшие имена , Васильев, Максимова, Образцова, Плисецкая и так далее. Но обязательно основная часть будет называть меня тоже. И это не возможно отрекламировать.
Ты понимаешь, дикое количество интервью, фильмов с моими коллегами выходило и выходит. Когда тебя с невыносимо сложной фамилией, невыговариваемой, – запоминают, во-вторых, ты становишься именем нарицательным для своей профессии и для того театра, которому ты служишь, это купить невозможно.
Потому на мою жизнь выпала такая удача, вот моя мечта, она реализовалась. Я стал №1 в этом театре, я стал одним из тех, кто является «колонной» этого театра. И кто бы как бы ни хотел переписать эту историю, никогда это не получится.
– Сегодня, выйдя на улицу, опрос проведи, особенно среди людей старшего поколения, странно, но начнут называть две фамилии: Цискаридзе и Волочкова.
– Потому что Настя достаточно много служила в театре. И скандал, который устраивала не она, он сыграл на нее. Но вот тут тоже надо отдать должное тому, что многие ее не видели на сцене Большого театра. Но то унижение, которое она там прошла...
Я много раз рассказывал, что первый день своей работы в театре, когда сезон открывался – меня не поставили в спектакль. Я был в запасе, я пошел в зрительный зал, и первая книга, которую я купил (тогда в фойе можно было спокойно войти, стоял ларек с книгами), – это была книга Бориса Покровского, одного из гениальных режиссеров Большого театра, она называлась «Как выгоняют из Большого». Вот все, что там было написано, а там описана его ситуация, ситуация с Вишневской, Ростроповичем и так далее. Там описано много ситуаций. Все со мной случилось по этой книге. Знаешь, это не совпадение, это тоже мистика. Я в первый день прочитал о том, что будут делать с тем человеком, кто занимает здесь лидирующее положение. С каждым человеком это происходит.