Через год после того разговора чумной весной. Медленно выдыхаешь и чувствуешь силы для нового вдоха и пустоту. Бездонную. Тогда ты осмелела и вылезла из панциря. Поверила. Доверилась. В ответ изрезал тонким лезвием по живому. Хладнокровно и даже с улыбкой. Тебе казалось, что это нормально, что так можно. Пока однажды, не выдержав боли, не закричала: «Остановись! Хватит! Мне больно!» Трусость — невозможно простить мужчинам. Особенно душевную трусость. И никогда этого определения к нему не примеряла, а потом услышала со стороны — стало не по себе. И эхом в голове: струсил, отвернулся, ушёл, когда больше всего был нужен. Саднило долго. Дёготь обиды тягуч и вязок. Сначала потоком вытекал, потом ручейком, затем — по капельке. И однажды взяла ложку и начала выскабливать себя изнутри. Ты — пустота. Без обид и сожалений. Осталось протереть тряпочкой до блеска. Всё. Ранки от порезов затянулись. Полегчало. Ну что ж, пора делать новый вдох. Чистый легкий свободный. А ещё ты стала така