В детстве, когда я приезжала к бабушке на каникулы, любимым моим занятием было читать журналы "Работница" и "Крестьянка". Бабушка их выписывала, а мама - нет. И вот мне доставал ась подписка за целый год! Сколько было там интересного: и письма читателей, их истории, судьбы, и повести, и стихи. Я могла часами лежать с журналом в руках и мечтать!
Сейчас переехали на дачу на лето, и на втором этаже, в комнате свекрови, я обнаружила залежи журнала "Крестьянка"! Глазам своим не поверила, и примерно те же годы-конец восьмидесятых, и то же волнительное чувство в груди: ожидание чуда, предвкушение и... Страх, страх, что будет не так.
Давайте посмотрим что же там, с высоты нынешнего времени и нашего опыта. Страна уже другая, тридцать лет прошло, даже не верится.
Фомоее
Журналы эти как раз вышли на рубеже эпох: 1988 - 1990 годы, тем интереснее читать их.
С одной стороны резолюция пленума комитета советских женщин, с другой стороны, - беседы об астрологии, с одной стороны предчувствие перемен, надежды, которым не суждено сбыться, с другой - пространные рассуждения как нам обустроить нашу жизнь.
Корреспондент всерьёз задаётся вопросом:чем болен сельский магазин? Почему там ничего не купишь? Почему "райпо относится к обеспечению подведомственных магазинов формально" ? А ведь пройдёт лет пять и прилавки заполнит китайский ширпотреб с марсами и сникерсами, с ликером амаретто и спиртом рояль... И проблема обеспечения так легко и быстро решится без всяких райпо и решений пленума.
А вот и" Служба надежды": " Приглашаем в совхоз доярок, телятниц, тракториста, шоферов"," Ощущаем острую нехватку механизаторов, животноводов, зоотехников. Всем желающим будет предоставлена ссуда на приобретение скота"
А ведь буквально через несколько лет, когда в колхозах не останется никакой работы, мужики начнут списаться, женщины жить с огорода, дети уезжать в город. Последние всплески доперестроечной жизни.
Одна статья меня особенно зацепила:
Умная, энергичная, сильная, пожилая советская женщина приехала в Англию, в университет и расстроилась, потому что искренне считала, что наш строй превосходит их, она и рассуждает: на сколько же мы отстали лет? На тридцать? Она также как все, доставала продукты, выстаивала в бесконечных очередях, отмечалась в списках на приобретение мебели. Она могла переплат, нанять кого - то, зарплата профессора позволяла, но ей это претило, она считала подобное буржуазным пережитком. Читала лекции студентам, а ей было больно, что мы живём хуже. Она спрашивает, будет ли у нас когда нибудь подобное изобилие, и что надо для этого сделать, а я думаю, что она доживёт до этого изобия, но не будет ему уже рада. Если бы ей сказать тогда про безработицу, про страх перед завтрашним днем, про духовную нищету, которая будет круглосуточно транслироваться по телевизору, она бы ответила: не надо пересказывать мне наших газетных передовиц!
И была бы права, потому что некоторые вещи надо пережить самому, потому что мы все мечтали жить как за границей. Это незнание, наивность и мечты о заре ном плоде сыграли с нами злую шутку: нас как котят бросили в море капитализма: плывите!
Много раз ловила себя на мысли что бы я сказала этим людям, от чего бы предостерегла, а потом поняла, что наверное это бессмыслено: они не поверят, и все равно сделают по-своему.
Так что я закрываю журналы, складываю их стопочкой и отправлю на полку ещё на тридцать лет.