ЧАСТЬ 2.
ЗВАННЫЕ.
Последние два дня прошли суматошно. Встречи, разговоры, ночевка в одном месте, перелет в другое. Только сейчас, когда они с Иваром прибыли на экспериментальную стоянку, она начала осознавать, что в жизни произошли перемены. Но мысли и чувства так и не пришли в порядок. Нет, всё, надо убедить себя — вот ее дом, по крайней мере, пока. И конечно, здесь ее друзья.
Возможно, она слишком долго ждала, находясь в трудных условиях, мечтала о встрече. А ее друзья жили в это время полноценной жизнью. Поэтому, хотя и ужасно обрадовались, но… Как-то она все представляла себе по-другому. Может, они попросту отвыкли друг от друга? Тоня, конечно, крепко ее обняла, сразу потащила к себе в палатку, напоила чаем. Но у нее уже была соседка, а Серафиме надо было устраиваться на новом месте. Лин с мужем радостно ей улыбнулись, и только… но они и всегда были сдержаны в проявлении чувств. К тому же, кажется, все очень заняты. А Кристина собиралась принять ее на следующий день. Серафима с приятным удивлением узнала, что именно Кристина назначена на стоянке главной. Хотя — чему тут удивляться? Она всегда знала, что Кристина — необыкновенная.
(начало - глава 1, глава 2, глава 3)
Но вечером ее ждал настоящий праздник — друзья подготовили сюрприз. Все собрались у палатки Кристины, развели костер и устроили пир. Сама Кристина подошла чуть позже, усталая, но веселая. Ей было около пятидесяти, но на вид — не больше сорока. Красивая, полная сил, с умными серыми глазами… Серафима кинулась к ней. Кристина обняла и поцеловала ее.
— Ну как ты, дорогая?
— Не знаю… У меня столько вопросов, что голова трещит!
— Сегодня никаких вопросов. Завтра у нас будет большой разговор. А сейчас — отдыхаем.
Лин с Тоней потеснились, усаживая свою начальницу.
— Давайте петь! — предложила Тоня. — Мы теперь все в сборе, ну давайте!
— Давайте, давайте, — улыбнулась Кристина.
Она окинула Серафиму внимательным, заботливым взглядом:
— Ничего, ничего, девочка моя, все у нас наладится.
Разница между недавним прошлым и сегодняшним вечером была столь велика, что она не выдержала и разревелась. Тоня сразу же бросилась ее обнимать. Она привела свою соседку по палатке — Марину. Миловидная девушка тихо сидела рядышком и улыбалась.
А Ивар притащил приятеля. Тот деловито представился, наполнил бокал и начал прогуливаться вокруг костра, подходя то к одному, то к другому, и прислушиваясь к разговорам.
Серафима уселась с Тоней в углу — та ждала рассказа о ее приключениях в группе Балтышева.
— Ну, как ты, бедненькая наша? Ивар рассказывал всякие ужасы, как плохо к тебе там относились… Не могу поверить!
Пока Серафима находилась в группе Тимура, она только и мечтала, чтобы вот так посидеть с Тоней и поплакаться ей в жилетку. А сейчас…
— Да… — махнула рукой она, — не вписалась я к ним, конечно. А так — нечего рассказывать.
— А этот Тимур, как говорит Ивар, редкая сволочь! — продолжала возмущаться Тоня.
— Это неправда… Он просто… со своими тараканами. И он относился ко мне лучше других.
— Ну, значит, Ивар просто ревнует, — лукаво улыбнулась Тоня. — Он тут рвал и метал, когда тебя не выпустили. Эх, бедная Мариночка…
— А почему бедная? — Серафима оглянулась на Марину.
— Ну… она у нас от Ивара без ума. А он об этом и не подозревает. Слишком она у нас скромная.
— А кто этот парень с Иваром?
— А, нравится? Симпатичный, правда? Это у нас первый парень на деревне — научный руководитель, Андрей. Очень активный и умный.
— Эй, девочки, вы что там уединились? — позвал Ивар.
Он встал, взял Серафиму за руку и потянул к костру, ласково глядя на нее своими блестящими черными глазами. Кажется, он все еще не хотел выходить из роли ее спасителя. Они сели рядом, но ладони ее он не отпустил, а наоборот, горячо сжал своей сильной, загорелой рукой.
Ее это тяготило, но не хотелось обижать Ивара, и она улыбнулась ему. К ним подошел Андрей.
— Ну вот, видите, наши, — с ударением произнес он, — наконец, собираются. Говорят, скоро приедет сам Бастуров.
— А что, уже понятно, по какому принципу люди заболевают?
Андрей многозначительно усмехнулся:
— Заболевают… Не каждый может так «заболеть»!
— Это я понимаю, — нетерпеливо перебила Серафима, — вот и хочу узнать, по какому принципу… известно это уже?
— Ну-у… теорий-то много. И каждый придерживается своей.
— То есть определенно ничего не известно? — продолжала давить Серафима.
— Пожалуй, что нет.
— А у вас есть своя версия?
— Конечно, — Андрей уселся рядом с ними. — И давай сразу на «ты».
— Эй, только не сейчас, — засмеялся Ивар. — Сим, не позволяй ему, он как начнет — и на пару часов. К тому же, Андрюша у нас географ. А теория у него почему-то зоологическая.
— Нет, мне как раз очень интересно, — Серафима потихоньку вытащила свою руку из его руки. Ивар глянул обиженно.
— Ну, вот посмотри, — начал Андрей, отмахиваясь от Ивара, который пытался заткнуть ему рот большим куском рыбного пирога, — посмотри, оглянись вокруг. Какие формы жизни выбирает Иклона?
— Иклоне нравится минимализм. Но при такой красоте — наверное, ничего лишнего и надо.
— Я не совсем про то. Все формы жизни на планете — безобидные, не способные нанести вреда ни планете, ни человеку, ни друг другу. Где хищные звери и рыбы? Растения, выживающие друг друга? Грозы? Засухи? Стихийные бедствия? Конечно, мы еще здесь недолго... Но всё подтверждает, что... Да вот, кстати, и человек — тоже отсутствует. А кто на Земле приносит больше всего вреда и себе, и всему окружающему?
— То есть принцип Иклоны, по-твоему, это безвредность?
— Ага, очень верно подмечено. Мы тут ей, конечно, совсем не нужны. Но! Иклона не приемлет насилия, и избавиться от нас с помощью катаклизмом, видать, не желает. И вот из людей, которые тут появились, планета выбирает самых безвредных, не способных на преступление или уничтожение жизни. Остальных она просто и безобидно выживает, — Андрей огляделся с видом победителя.
— Что-то мне не кажется, что все, кого Иклона не выбрала — опасны, — пожала плечами подошедшая Тоня.
— Иклоне лучше знать, — многозначительно произнес Андрей.
Серафима задумалась. Что-то в этой теории было похоже на правду, но что-то ей совершенно не нравилось. Безобидность… Себя она безобидной не считала. Хотя, по большому счету… Нет, не понятно.
— А как же, к примеру, слоны? — вступил Ивар.
— Слоны? Какие еще слоны? – удивился Андрей.
— Ну, есть же крупные виды совершенно безвредных животных. Где они на Иклоне? Где высокие деревья? Какой от них вред?
— Слоны не так уж безобидны, — вмешалась Тоня, — в гневе они могут растоптать и убить.
— Ну, пусть не слоны, так жирафы! Верблюды… Все равно.
— Наверняка, есть причина. К примеру, деревья могут загораживать свет другим растениям, а жирафы… жирафы — вытаптывать насекомых.
Тут Серафима, Тоня и Ивар, не выдержав, рассмеялись.
— Послушай, Андрюх! Ты, пока размахиваешь руками и ерзаешь здесь, уже не одного жучка раздавил! А сколько ты сегодня рыбы съел … Нет. Тебя надо срочно отправить на Землю. Ты чрезвычайно опасен, — хохотал Ивар.
Андрей обиделся и встал.
— Я и не говорю, что теория стройная. Но надо еще думать. В конце концов, остальные теории не лучше.
У Серафимы слипались глаза. Муж Лин увел жену спать — они всегда соблюдали режим дня. Ушла, договорившись об утренней встрече, Кристина. А вот у Тони началось самое веселье — ей как будто смешинка попала в рот, хохотала над каждым словом. Марина по-прежнему только тихо улыбалась, молча глядя на Ивара. А тот вовсю спорил с Андреем, причем уже не было понятно, кто какую теорию защищает.
Наконец Серафима не выдержала.
— Ребята, вы меня простите, я — всё. Очень спать хочется.
— Конечно, — засуетилась Тоня, — ты так устала, пойдем, мы с Мариночкой тебя проводим.
— Идите, идите, я сам провожу, — тотчас же прекратил спор Ивар.
— Ну… ладно, — с хитрой усмешкой сказала Тоня, — тогда спокойной ночи.
Она подхватила погрустневшую Марину под ручку и удалилась в темноту, все еще напевая.
Серафиме совсем не хотелось романтических проводов. К счастью, Андрей увязался за ними и до самой палатки развивал свою теорию, впрочем, сам изрядно в ней запутавшись. Пожелав мужчинам спокойной ночи, она юркнула к себе. Но, как только легла, поняла, что спать больше не хочет. Мысли пошли по прежнему кругу: Тимур, Иклона, источник, Альбинос, Элиза, Кристина, Ивар, огород, снова источник, снова Тимур.
Тимур… Ей было больно думать о нем. Теперь она постоянно представляла его таким, как на его рисунке — одиноким, растерянным, обозленным. Чувствовала, что ему плохо. И ей было страшно за него.
Если эксперимент удастся, что будет с лагерем Тимура? Судя по всему, его судьба решится в ближайшее время. Серафима не выдержала и вылезла наружу, все равно не заснуть. Вот, опять над ней эта огромная яркая звезда. Сейчас она видна и из лагеря Балтышева… Ничего, ничего, завтра они поговорят с Кристиной. Она что-нибудь придумает…
Успокоившись, Серафима отправилась спать. Ей приснился Тимур. Это был обыкновенный, не «иклоновский» сон. Тимур сидел на берегу озера и вертел в руках пистолет. Она видела его из окошка воздушного катера. Надо было крикнуть ему, чтобы не играл с оружием — это опасно. Но катер улетал все дальше, и дальше… Господи, неужели выстрел? Серафима резко села. Нет, это просто снаружи грузили какие-то ящики.
Значит, новый день. На новой стоянке. Эх, сейчас бы не помешало глотнуть водички из того источника. Может, здесь есть такой же поблизости? Пока она видела только небольшую речушку.
Перед завтраком Серафима прогулялась к воде, с удовольствием умылась. Но вода здесь была попроще, не такая, как в том источнике. Надо рассказать об этом Кристине. Ой, нет, пока нельзя. Отправят кого-нибудь на их стоянку, привлекут внимание к лагерю Тимура… Ей надо быть осторожней. Конечно, здесь все друзья, но она не может предать его.
Кристина приняла ее в просторной, светлой палатке с прозрачным потолком. На ее добром лице лежала печать заботы.
— Симочка, я рада, что ты вернулась. Если честно, у меня огромные надежды, связанные именно с тобой.
— Со мной? — растерялась Серафима. — А что я…?
— Я видела вчера… ты хочешь докопаться до сути. Ты поняла уже, наверное, как много у людей догадок и теорий. Но внятного ответа ни у кого нет.
— Да… Я думала, он есть у вас.
— Нет, дорогая. У меня тоже — одни вопросы.
— Значит, у меня будет определенная работа?
— Ты будешь делать то, что тебе хочется. Отвечать на собственные вопросы, думать. У тебя логический склад ума, ты способна видеть то, чего не замечают другие.
— Я? Не уверена… Если вы имеете в виду эти «сны», то…
— Нет, дорогая, эти, как ты говоришь, сны, способны видеть все переболевшие. У нас договоренность — мы не лезем в память и прошлое друг к другу. Что касается остальных… это не возбраняется.
— Разве мы имеем право — в чужую жизнь?
— Хорошо. Давай начнем сначала. Как думаешь, для чего Иклона наделила нас новыми способностями?
— Не знаю… возможно, чтобы мы узнавали, как лечить людей или где лучше выращивать овощи, — вспомнила свои подвиги Серафима.
— Но ведь способности этим не ограничены.
— Тогда почему одни люди получают право изучать других? Чем они лучше? В чем их избранность?
— Вот на этот вопрос я и хочу, чтобы ты мне ответила. Пока могу высказать только легкую догадку. Единственное, что объединяет нас всех на этой стоянке — это то, что здесь собраны… как бы лучше выразиться? Люди порядочные.
— Я знаю порядочных людей, которых здесь нет, — упрямо сказала Серафима.
На самом деле она вовсе не была уверена, что Кристина сочтет Тимура порядочным человеком. Но та согласно кивнула:
— Разумеется. Значит, со временем они будут здесь. А пока нам придется изучить оставшихся людей, пользуясь нашими способностями. Остальных, кто не пройдет отбора, отправят назад. В этом и будет спасение эксперимента.
— Может, предоставить все-таки это право Иклоне? Пока она справлялась сама…
— Проблема в том, что время не терпит. Мы можем погубить все дело, выжидая, остался ли еще хоть кто-нибудь, кто имеет право остаться.
— Но как мы можем взять на себя право… Нас самих только недавно… И в точности неизвестно почему. Как я могу изучить кого-то, если не знаю даже себя!
— Бастуров считает, что сама Иклона и наделила нас этим правом, выдала нам мандат в виде наших способностей. С нашей помощью планета быстрее произведет отбор.
Серафима молчала — ей не хотелось противоречить Кристине. Но откуда она или Бастуров могли знать, чего ждет от них Иклона?
Кристина мягко улыбнулась.
— Детка… Знаешь, почему я хочу, чтобы мне помогала именно ты? Как раз из-за твоих сомнений в своем праве судить. Ты не представляешь, сколько на свете желающих решать чужие судьбы. Но тем, кто жаждет это делать, нельзя доверить даже судьбу муравья. А мы — мы никому не причиним зла. Те, кого не оставят, всего лишь вернутся на Землю, что тут ужасного?
Кое для кого это ужасно, подумала Серафима. Кристина тронула ее за плечо.
— До этого пока далеко. Сейчас — просто пообщайся с людьми на стоянке, послушай их, подумай, и мы поговорим с тобой через несколько дней. Возможно, ты найдешь между всеми нами что-то общее. Есть разные теории — талант, интеллект, безобидность и тому подобное. Общаясь со мной, каждый, понятно, хочет выглядеть как можно лучше. А тебе будет проще разговорить их.
Серафиме все это не нравилось. Конечно, она слишком уважала Кристину, чтобы ей отказать. Но сейчас ее больше заботила не судьба экспериментальной стоянки и даже не исход экспедиции. Наверное, она стала мелкой эгоисткой, но волновало ее сейчас только одно: что будет дальше с Тимуром? Однако никакого иного пути помочь ему, как работать на Кристину, у нее не было.
И она нехотя кивнула.
Выходя, она столкнулась с Андреем. Тот важно поздоровался. Интересно, а что поручено ему?
— Кстати, Серафима, — он задержался при входе, — Ивар сказал, что список группы Балтышева у тебя?
—Д-да-а… кажется… Надо разобраться в бумагах. Пока не было времени, но я сделаю отчет…
— Да-да, сделай. И обязательно — напиши про всех членов группы, по пунктам. Сейчас дам тебе анкетку, заполнишь на каждого.
И он протянул ей листок. Серафима пробежала анкету глазами.
— Настоящее досье… Я вряд ли смогу такое заполнить. Я очень плохо их знаю.
— Ну, так узнай! — Андрей удивленно поднял глаза. — Разве ты не понимаешь, как?
— Нет, извини, — произнесла она тверже, — не смогу.
— Почему? — деловито осведомился тот.
— По многим причинам. Например, ничего не хочу о них знать. А главное, никогда ни на кого не доносила.
— При чем тут донос? — изумился Андрей. — Ты на Земле писала характеристики на сотрудников? Разве это донос?
— Если как их начальник — это одно. А я была простым членом группы, и не считаю себя вправе…
— Да ты не понимаешь до сих пор! Ты — не простой член группы. Ты — выбрана, избрана, ясно?
— Нет, пока не ясно, — коротко ответила она.
— Странно. Кристина сказала, что на тебя можно положиться… Да и группе Балтышева ты этим добра не сделаешь. Их просто тогда придется отправить обратно, без всякого разбора. Кроме тебя некому их охарактеризовать.
Серафима задумалась. Действительно, возьмут и отправят. Или начнут копать, если она откажется, и докопаются до истинной биографии Тимура. А она могла бы преподнести все иначе. То есть… соврать? Неужели она готова врать Кристине, своим людям, друзьям, ради Балтышева?
Готова, поняла вдруг она. И… пожалуй, не только ради одного Балтышева.
— Хорошо, я попробую заполнить, — Серафима быстро спрятала листочек в карман.
По привычке она отправилась думать к реке. Значит, ее главная работа здесь — это доносительство. Кристина просит поговорить с людьми на стоянке, а потом отчитаться. Андрей выдает заполнять досье. И это и есть то, к чему она так рвалась? А к чему, собственно, она действительно стремится? И как представляет себе свое светлое будущее на этой планете?
Серафима остановилась. А ведь ответ на этот вопрос лежит на поверхности. Надо было просто жить, жить на Иклоне. Любоваться закатами, выращивать овощи, войти во вкус нового существования. Почему же люди все время суетятся и пытаются диктовать друг другу? Конечно, надо что-то придумать с этими болотцами. Но ей почему-то казалось, что Иклона примет их, стоит им только расслабиться, не делать столько усилий.
— Симочка! — это Тоня нашла ее. — Ты чего здесь прячешься? Пойдем к нам, мы сейчас с Иваром будем облетать местность, поможешь нарисовать план.
— А разве за целый год никто не нарисовал? — удивилась Серафима.
— А ты не знаешь? Иклона постоянно меняется. Как ни проверишь старые планы — уже все по-другому. И речка течет на несколько градусов ниже, и холмы какие-то новые. Вот и пытаемся найти закономерность этих перемен.
— Кажется, Андрей у вас — географ?
— Не «у вас», а у нас, Сим, теперь — у нас, — рассмеялась Тоня. — Да, он тоже полетит. Идем.
— Нет, Тонь, с ним не хочу, не обижайся.
— Почему? Он очень серьезно относится к делу.
— Да, я заметила. И еще он слишком серьезно относится к самому себе.
— Ну… Такая у него должность. Ладно, вижу, ты от него устала с утра, да? Отдыхай. Увидимся вечерком.
Серафима согласно махнула рукой. Она вернулась в палатку и принялась систематизировать бумаги Тимура. К вечеру научный отчет был практически готов, но Серафима уже поняла — Андрею и Кристине нужны совсем не метеосводки... Она открыла анкету. Вопросы касались и прошлого анкетируемого, и его характера, склонностей. Требовалось даже привести типичные высказывания человека относительно Иклоны, экспедиции и своей роли в ней.
Чтобы помочь Тимуру, надо выполнить поручение. Ладно, с кого начать? Про Альбиноса она знает, про Шаху тоже. Кстати, непонятно, что писать про него — что он покинул стоянку? И его тут же начнут разыскивать. Ладно… там будет видно. Значит, Сурен, Элиза, Костнер, Инна и Майя.
Начнем с Элизы.Как поставить вопрос? Что самое главное в жизни Элизы? Серафима села поудобнее и закрыла глаза.
Теперь увиденное напоминало просмотр эпизодов из кинофильма. Все четко, последовательно. Вот Элиза-девочка. Очень серьезная, умненькая, настоящая отличница. Ее пригласили в кабинет директора школы: лучшую ученицу направляют в медицинскую академию в особую группу, где готовят специалистов для исследования жизни на других планетах. Счастливая, Элиза выбегает в коридор и хватает за руку какого-то мальчика.
— Слышал? Меня тоже… Вместе с тобой, вот здорово, да?
Мальчик снисходительно кивает. Элиза не замечает, но Серафима видит: мальчику этот засматривается совсем на другую — вон ту, веселую, со светлыми косичками.
А вот Элиза дома, несколько лет спустя. Амбициозные родители настраивают дочь на карьерный рост. Им удалось найти для нее место в лаборатории при институте, связанном с космическими исследованиями. Но Элизе не до того. Серафима откуда-то знает — ее снова бросил молодой человек, ушел к другой, менее умной и успешной, но веселой и открытой девушке. Серафима искренне ей сочувствует — эта боль ей самой хорошо знакома…
Новый кадр: Элиза в лаборатории. Теперь она сосредоточена только на работе. Но что это? Они работают с трупами? И Элиза не падает в обморок, держится деловито… Какой кошмар, это что… эмбрионы? Или новорожденные дети? На заданный вопрос в голове немедленно возникает ответ. Это — отказники, брошенные в роддомах. В секретной лаборатории изучается новый тип генетического отклонения, возникший недавно, вследствие полетов к другим планетам. Родители таких отказников чаще всего члены межкосмических экспедиций. А причина отклонений — неизученное влияние новых типов излучений. Отклонение приводит к отвратительному уродству и умственной отсталости. Пока эти случаи единичны, и их удается скрывать. Элиза уже написала целый научный труд, выявляя планеты, на которых влияние излучения особенно пагубно.
Сначала Серафима решила, что исследования проводятся на умерших, но… настоящий ужас охватил ее, когда она поняла: сначала изучают живое человеческое существо, а уже после его умерщвляют. И это творится на планете, провозгласившей человеческую жизнь самой большой ценностью, под самым носом, да что там? — с санкции Правительства.
Не успела Серафима прийти в себя от этих мыслей, как возник новый, мучительный эпизод. Ей хотелось вырваться из этого «кино», но оно не отпускало, продолжало выдавать информацию за информацией.
Элиза беременна. Ее новый друг — межпланетный летчик — пропал куда-то за один месяц до родов. Значит, ее снова бросили… Бедняга. Вот она лежит в родовой палате, а врачи унесли куда-то ребенка. Она все ждет, ждет, никто не идет, и Серафима изнемогает вместе с ней в неизвестности. Наконец появляется человек — его Серафима видела с Элизой в лаборатории — ее научный руководитель.
— С ребенком что-то не так? — выдавливает из себя Элиза, и страх заполняет все внутри Серафимы.
— Эли… Объясни, пожалуйста, почему за девять месяцев ты не прошла ни одного генетического теста? Ты ведь ученый, должна понимать…
— Что с ребенком?
— Скажи, что ты знаешь об экспедициях твоего… ну, отца ребенка. Он был на…
— Не знаю. Он никогда не рассказывал об экспедициях, у него подписка о неразглашении.
— Эли… У тебя еще будет все хорошо. Ты молодая, красивая, здоровая женщина. Виноват, конечно же, он.
— Покажите мне ребенка, — Элиза с усилием приподнимается.
— Не стоит, дорогая, не стоит. Так будет легче.
— Покажите мне ребенка, — орет Элиза и заливается слезами.
— Эли… Нет, милая. Ты знаешь сама, для него это намного гуманнее — безболезненный укол, и все… Чем мучиться ему и тебе всю жизнь. Загубленную жизнь. А так — будешь свободна, еще родишь.
Элиза обмякает на постели. Серафима как будто читает ее мысли. Да, Элиза сто раз видела таких детей. Оставить ребенка и ухаживать за ним — значит схоронить себя заживо. А она молода, у нее интересная научная работа. Перспективы. И потом, с ребенком-уродом ей уже никогда не встретить человека, который…
— Хорошо, — выдавливает из себя Элиза, — но только пообещайте мне… Что его просто умертвят, не будут использовать для опытов, просто сразу, ладно?
— Я так и собирался сделать, не волнуйся. Мало того, я сделаю это прямо сейчас, и мы про все забудем. Выпишем тебя домой, пришлем сиделку, ты покинешь эти стены сегодня же.
Да, все будет, как прежде. Ничего не изменится. Она одна, она не может взять на себя такой груз. Иначе — конец всему… Элиза кивает. Человек покидает палату.
Проходит несколько секунд. И вдруг Элиза вскакивает с постели, срывая с себя многочисленные трубочки, как есть, босиком, шатаясь, вырывается в коридор и истошно кричит:
— Нет! Нет, нет, нет, постой. Не надо! Не надо, я прошу, я должна видеть, я не решила, еще не решила…
Навстречу бегут испуганные санитарки. Из какой-то двери выходит ее босс.
— Успокойся, успокойся, все уже кончено. Это просто нервы…
Элизу укладывают и колют успокоительное. Все затуманивается в глазах Cерафимы… Наверное, от слез.
Господи, пусть это закончится, она не может больше смотреть! Но нет. Еще один эпизод, как будто насильно, всплывает в голове Серафимы. Элиза ходит по квартире и собирает вещи. Она спокойна и сосредоточенна. Серафима видит такой привычный взгляд своей недоброжелательницы: злость, ищущая выхода. Но тут раздается звонок в дверь, и лицо Элизы меняется. Она светится радостью…
Это Тимур. Серафима из-за всех сил пытается покинуть «сон», но у нее снова не получается.
— Наконец-то, — Элиза бросается к нему в объятия.
Тимур тоже обнимает ее, но Серафима видит пустоту и равнодушие в его глазах. Зачем, зачем ты это делаешь, хочется крикнуть ей, зачем добавляешь страданий?
— Я уже уложила все вещи, и свои, и твои. Уедем с дурацкой Земли. Что говорит твой Янек? Когда вылет?
— Завтра… — Тимур о чем-то отстранено думает, но в его мысли Серафиме проникнуть не удается, она видит его глазами Элизы.
Она знает откуда-то, что Элиза познакомилась с Тимуром несколько дней назад, при подготовке к полету. И прошлое любимого для нее закрыто. Он представился ей Тимуром Балтышевым.
Кажется, теперь действительно все… Серафима бросилась на постель. Ощущение, что всю душу выкрутили, выжали… почти физическая боль. Какой отвратительный дар… мерзкий! Не нужно ей этого, не нужно… И Тимур… Боль стала сильнее. Конечно, она догадывалась, что между ним и Элизой что-то было, но… Увидеть это своими глазами — еще куда ни шло. Но глазами Элизы…
И что она может написать после этого в характеристике? Что она влезла, разворошила чужую жизнь, узнав про Элизу главное? Не слишком ли велика цена? Теперь она всегда будет помнить выражение глаз Элизы, когда та бежала по коридору больницы. И то выражение, с каким она смотрела на Тимура…
Нет, она больше ни про кого не станет узнавать. Что, если за каждым стоит такая страшная история? Палатка Серафимы как будто наполнилась призрачными видениями, и она поскорее выскочила на воздух. Было совсем темно, но она все равно направилась к реке.
Постепенно в голове что-то укладывалось. Нет, Элиза не казалась теперь добрее или приятней, просто стала куда понятнее. В свое время родители нацелили ребенка на карьеру и не научили любить так, чтобы быть любимой. И она ненавидит Серафиму, потому что с образом Гофман для нее связано все, чего она лишена сама — незамутненной судьбы и неомраченного прошлого. И еще — Элиза ненавидит любые отклонения от нормы. Она ненавидит всё. Кроме Тимура. А Тимуру она не нужна. Теперь стало понятно, почему она так боялась, что Серафима увидит ее прошлое, которое она хотела бы скрыть и забыть. И почему не хочет возвращаться на Землю.
Серафима умылась, постояла еще немного и, ступая наощупь, пошла обратно. Сегодня огромную яркую звезда закрыло тучами. Начинал накрапывать легкий дождик — редкое явление на Иклоне, приятный и грустный. Серафима снова стала думать о Тимуре. Сможет ли она простить ему то, что видела? Нет, не то, что он был близок с Элизой. А то, что он, поглощенный собственной болью, вот так запросто приблизил и отдалил, приручил и выкинул человека из своей жизни.
Впрочем… сама-то она чем лучше? И думала ли когда-нибудь по-настоящему о чувствах другого?
Убегая с Земли, считая, что оставляет там ненужную часть себя, она, как и другие, привезла с собой и свой эгоизм, и своих, как выразился Тимур, «тараканов».
Продолжение - глава 5.
(начало - глава 1, глава 2, глава 3)
иллюстрация автора