Глава 12
Советская милиция зародилась в мутной пене варварского переворота 1917 года, произведённого и выпущенного под строжайшим контролем тройственного союза (Германии, Австро-Венгрии, Италии). Из политически ангажированной необходимости, славного пути советского государства, - с предельно ясным сценарием небесного режиссёра, и сверхзадачей - завязать морским узлом классовые противоречия, отвадить от неизбежного кормила чужеродные элементы крысиного свойства.
Из вороной смеси: не сгинувших в водовороте событий, старорежимных спецов бюро уголовного сыска, временно призванных на службу республикой Советов, для передачи бесценного опыта, - и молодых, пламенных героев гражданской войны. Но, какие же герои – освободители, смогут профессионально плавать в братоубийственной плотной, земляной каше и не захлебнуться. Только маниакальные кровосмесители. Из одной пробирки голубую кровь, смешивающие, прищурив щучий глаз, со второй банкой - склянкой, красной, рабоче-крестьянской. Пропитанные навязчивой союзнической идеей белые воины, рыцари без страха и упрёка. О, как же красиво они умирали, эти недоучившиеся студенты, юнкера, безусые добровольцы – молча, с улыбками на просветлённых лицах, в полный рост на пулемёты «товарищей».
Но, параллельно освободительно – жертвеническому порыву белого движения, существовала иная реальность в образе любителей технического прогресса, обуреваемые навязчивой идеей движения человеческих масс, оболваненные красными тряпками кожаные зомби, восставшие внутренне и наружно, против патриархального уклада, сабельные адепты местечкового казачьего культа. Нет пощады ни себе самому, в процессе боевого дежурства, ни врагу советской власти. Нет пощады никому. Когда такие люди собираются вместе, хотя бы на мгновение, непроизвольно организуется, народная ячейка охранников общественного порядка, и никакой анархии. Закон с большой буквы, а порядок – пока с маленькой.
Безжалостное время, кусаясь и гавкая, уносит безвозвратно, чудеса мужества и героизма, на поле пустопорожней брани, растворяя ордена боевого красного знамени в болоте истории. За кровавой баней великих идей, неизбежно следует массовое уничтожение неугодных режиму людей, потенциальных врагов революции. Они ещё только просыпаются, мелкими ручейками стекаясь на Дон к маленькому корнеобразному Корнилову, но уже встали непреодолимой стеной закон и порядок, краеугольные камни существования любого государства, ввинчиваясь, как проворный червяк, сквозь навоз коммунистической идеологии, в чёрную русскую почву. Уголовник, конечно, злодей, душегуб, но – до боли знакомый тип. Смотрит Гараська честными, коровьими глазами на Баргамота и улыбается государственно. Он ворует галоши, ест руками и гадит в парадных. Пришло его время.
Да чего там говорить – с потрохами наш, идеологически близкий персонаж. Настоящий навозный жук. Таких ребят, отложили на потом, чтобы не вляпаться в долгую, хитромордую борьбу. А вперёд - занялись контрой, белогвардейщиной. Пузатыми купчишками, как их называли в те времена - «бывшими», не успевшими самоустраниться, адептами царского режима, гнилым офицерьём. Грязную работу по вывозу золотопогонного мусора, поручили твёрдо проверенным, но не желающим стоять две смены у токарного станка, пассионариям. На тысячу рабочих предполагалось делегировать в заводскую милицию сто человек. Параллельно ей, существовала городская народная милиция, выполняющая те же функции по охране общественного порядка, но не лезшая на заводы и фабрики. Все остальные кожаные, ряженые личности, с дурными намерениями, не имеющие на руках номер и удостоверение. Признавались самозванцами и карались по законам военного времени. Так что 28 октября, а по-новому стилю, 10 ноября 1917 года, фактически не является днём рождения советской милиции. Это - дата постановления НКВД «О рабочей милиции». Слияние городской и рабочей милиции произошло значительно раньше, в апреле, 1917 года, при так называемом Временном правительстве, но часть рабочих дружин не подчинились приказу, и в дальнейшем, они явились основой для создания рабочей Красной Гвардии. Самыми злейшими, беспощадными, непримиримыми врагами белого дела.
По большому счёту, педантично ворошить числа, даты, времена года, укладывая истлевший мусор, с чистой совестью, на пыльные полки истории, удел большелобых искателей – профессионалов, любителей непробиваемой статистики. Историков, открывателей дверей, в причудливый мир собственных иллюзий. Что в те, далёкие времена становления новой жизни, что сейчас, что в будущем. Но, несмотря на гнусные инсинуации, с налётом левого уклона, задачи милиции – полиции остаются, неизменны всегда. Для всех, без исключения, вовлечённых в процесс адептов. Не взирая, ни на какие внешние обстоятельства. Они высечены умелой рукой небесного каменотёса, на скрижалях истории. Милиционер – библейский страстотерпец, раскинувший руки во всеобъемлющем порыве. Апостол высшего порядка, неизменно страдающий за бестолковый, алчный, потерявший веру и разум народ. Настоящий милиционер принимает распятие безропотно, сознательно, порой, даже с чувством глубочайшего удовлетворения. Именно поэтому, в коричневой кобуре, он носит не тяжёлый предмет, символизирующий смерть, а мирный солёный огурец, заботливо вручённый знакомым уголовником при поквартирном обходе. Безобиднее овоща найти трудно. Таким оружием можно убить разве что похмелье, да и то, придётся дополнить его жизненно необходимой в таких случаях, пузатой спиртуозной тарой. Страж порядка несёт благословенный мир в каждый дом, не задумываясь о последствиях, искренне, без корысти, по наитию большой, чистой души.
««Светлана, милая. Добрая, верная подруга, мать, жена моя непутёвая, что же ты наделала. Боец мёрз в пулемётном гнезде, как воробей на заборе у зажиточного селянина. Чистил оружие, готовясь к решающему сражению, не на жизнь, а на смерть и вдруг, перед решающей атакой, неожиданно выстрелил себе в голову, тем самым, подорвав моральный дух своих товарищей. Может быть, этому солдату белых полей, суждено было войти в историю русского оружия, непобедимым богатырём, носителем пороховой правды. Может быть, жизнь его, оборвалась бы именно в этом бою, но на миру, геройски, в цепи таких же, как он, борцов за свободу и независимость нашей родины. А не в тёмном углу страхов и страстей. А дальше что? Грохот рокового выстрела заглушил человеческие чувства. Он поставил точку пули в конце пути. Оборвал стук сердца, тёплое дыхание, кровотоки судьбы. Теперь - только в глухую оборону, никакого наступления. Гробовая тишина навалилась мне на плечи. Я больше не всесильный министр, кореш генсека, собиратель бабочек, вершитель миллионов человеческих судеб. Я – никто, вакуум, пустой звук. Зачем мне теперь белый свет, когда тебя нет? Теперь я окончательно понял – мы переборщили. За ежесекундной борьбой, мы не заметили живой человеческой души. И поразительно, что эта добрая душа - оказалась моей женой. Света, умница, собачим нюхом, почуяв близкую опасность, отводила удар от меня и от всей нашей семьи. Как раненная волчица, уводила она беспощадных охотников, в сторону от тёплого логова. Но, вот беда. Даже смерть её оказалась напрасной. Морячок не угомонился. Она устала бороться, страдать, пресмыкаться, бояться. Ладно, её можно понять. Честная, образованная женщина, а это всегда - порывы, непредсказуемость, стихийное бедствие. А за что мы боролись – то? За очередную звезду на погоне, за шаткую, сгнившую ступень на властной лестнице. Да нет. Как Юра не знаю, а я, лично, до сих пор на фронте, довоёвываю, и борюсь за Родину, против предателей, раскольников - империалистов, стяжателей всех мастей. Юра конечно победил. Щербицкого, Романова отодвинул. Но только не меня. Завербовал и приватизировал недохирурга Чазова. Через самых близких людей, по-иезуитски, тихонечко, как мышка проскочил в пульсирующее сердце моей организации. Я эту почечную жабу хорошо изучил. Леонида Ильича нет. Черненко совсем развалился на части, смотреть страшно, а остальные – все под морячка легли. Признали за старшего. Приняли, проголосовали. Юра тащит в политбюро новых товарищей, молодых, проверенных, лояльных к нему лично, и к выбранному им курсу партии и народа. Как я понимаю, он решил конкретно, точечно, заняться коррупцией и взяточниками. Коих развелось на наших просторах, видимо – невидимо. Втереть песок в глаза народные. Значит – очередная реформа – чистка в МВД. Разрушат всё, что мы таким трудом выстраивали, сомнут – и в мусорную корзину. Ошельмуют, оговорят. Наверх поставят своих людей, из КГБ, кротов продажных. Меня, в лучшем случае, отправят с почестями на пенсию, по состоянию здоровья. А в худшем – посадят, в назидание другим. Или физически уничтожат. Я уже, если по правде, стал сомневаться в своей честности. Есть за что, не за что. Разговоры, разговоры гнилые вокруг. Деревяшки какие-то, Мерседесы олимпийские, немцами подаренные. Такая возня закрутилась, карусель. Никто не вступится, не защитит. Но глубоко захоронена у меня палочка – выручалочка. Документики заветные, компромат на Юру и не только, ломовой, стопроцентный топор, броня. Англичане там мелькают, американцы. Выкладывай на стол козырь, вали товарища.
Да только, кто же из здравомыслящих людей, в нашем государстве, попрёт против Юры Андропова? Я запаниковал. Меня обложили, а тут ещё этот роковой выстрел. Светлана не себя убила. Она в меня выстрелила, как и Крылов. Они похоронили наше общее дело, я остался один в чистом, белом поле, без друзей, без министерства, без жены. Да ещё и награды отнимают. Включая, фронтовые. А вот это уже дудки. Не отдам. Нет такого закона. Только через мой труп. Не за то мы кровь проливали. Буду отстреливаться, когда придут, одного, двух положу, а там – хоть трава не расти. Ведь, как генсек будущий отскочил? Чудеса, да и только. Всё продумали мои орлы, арестовать его хотели, или даже ликвидировать случайно, в момент задержания. Да, крепко парня хранили, и не только наши опричники. Но и Марго Тэтчер, кудрявая ведьма, старалась, пылинки с пиджака сдувала, Рональд Рейган, лицедей – два ствола. Все их теоретики за морячка горой стояли. Европейцам Юрий Владимирович чрезвычайно был выгоден. Как же – новый вектор развития, потуги на переосмысление внутренней и внешней политики партии и государства. Насвистел Боян порядочно, по всему миру таскался с искусственной почкой. Бедолага, напел, так напел. Перезагрузка, сокращение ракет, отмена влияния в восточной Европе, дружба через лужу, общий туалет – мировой океан. Когда матрос, нашим вечным врагам эту ахинею донёс, они рты поразевали. Но удивление быстро прошло, поначалу даже не поверили, а потом – крылышки расправили, да полетели всем скопом, резво сюда, кремлёвский лабухи играть устали, ковры протёрлись от расшаркивания тысяч козлиных копыт. Экономисты гарвардские, шокотерапийщики. На те боже, что нам не гоже. Эстрадники волосатые, липовые фонды пархатого людоеда Сороса, кришнаиты с дурацкими косичками, как у псевдохохлов, пятидесятники танцоры - эпилептики, с подозрительными чёрными книгами под мышками. Адвентисты, вудуисты, белые братья и сестры. Всю нечисть мира снесло волной перемен на нашу землю. Сколько поганых следов, осталось от их гнусных делишек, а, сколько лет ещё расхлёбывать нам, Юрину и Мишину перестройку, гласность и ускорение. Живы будем – не помрём. Только бы перехватить инициативу, как в разведке. Внезапно, под покровом ночи, снять часовых и вперёд, в атаку на вражеский штаб. Карту в зубы, языка на спину, и – домой. Домой, какое прекрасное слово. Раз, и навсегда.
Когда разливается Днипро, сердце пляшет, душа поёт. И хочется мне, босоногому мальчишке, прогуляться по росе, разогнаться в зеленя, кувыркаться, плясать, кричать от радости. Бесконечно веселиться, от возможности управлять своим телом. Когда, каждой клеточкой растущего организма, ощущаешь необыкновенный прилив сил. В эту минуту понимаешь силу человека, но в то же самое время – и его полнейшее бессилие. Зачем я жил? Кругом одно страдание и смерть. Гниение, бытовой угар чёрствых сердец, и страх. Только сейчас, всей толпой, вроде зажили хорошо, оковы скинули. Хочешь уезжать насовсем – пожалуйста, гони, никто не держит, если не секретный. А за бугром устроившись и получив иудино пособие, какай на советскую власть – жизнь не отнимут.
Нам говорили всю дорогу: живи честно, не воруй, не предавай товарища, люби родину и коммунистическую партию. Получается – всё напрасно. Тихо, прикрывшись ночным туманом, взяли страну, через моих же бывших товарищей в политбюро. Чем же их купили, если на всей планете не хватит золота для этого. А купили - на переменах. На идеологических противовесах, нарисовав радужные перспективы капиталистического бытования. Вот прямо так, без обиняков, и пришли на великую вербовку. На твёрдых американских лбах написали – мы ждём перемен, но только от вас. Идите на уступки, приватизируйте в частные карманы стратегические объекты промышленности, разваливайте колхозы, режьте атомные субмарины и наступательные ракеты на металлолом. Заметьте – лучшие в мире. Самые быстрые, самые мощные, самые непредсказуемые. Ну а мы, честные буржуи, всю вашу, чудом оставшуюся в живых после лихих реформ, людскую массу, объедками с барского стола Евросоюза, накормим до отвала. Вы же собственными силами - разрушайте, развращайте, лейте суррогатный алкоголь в глотки свободного джинсового поколения. Кусайте и грызите, неизбежно отколовшиеся части бывшей одной шестой всей земли. А мы поможем им устоять. Для нас эти осколки побеждённой империи – борцы за свободу и независимость. Герои, с оружием в руках, восставшие против кровожадного советского монстра. Натравливайте на себя весь мир. Одним словом - уничтожайтесь сами, потихонечку, медленно, но верно. А мы зайдём, всё добро оброненное поднимем, и заберём, без боя, без большой крови со своей стороны. В одностороннем порядке. А народец, русский – за ненадобностью, в яму, и бульдозерами заровняем. Остальным, братским народам бывшего союза, устроим этнические междусобойчики, с однозначным концом. Кого-то турки прихватят, кого-то – саудиты, остальных – китайцы, поляки, немцы. А кто-то и сам отвалится, стоит только обозначить, перспективу присоединение к европейской семье капиталистов.
Светлана, нутром чую, не уготовили мне местечка при таком раскладе. Во всей империи квадратного метра не дадут. Сожгут и прах развеют по помойкам. Ведь мы с Юрой не первый день на Олимпе пребываем. Порядки знаем. Проигравший должен уйти. Любой ценой. Если ты не самоликвидируешься, тебе помогут переместиться в мир иной. Светлана, я хочу к тебе, я устал, мне плевать на историю, которая рассудит. Я больше не хочу бороться, я жалкий проигравшийся вдрызг, старикашка фабрикант, брызгающий направо и налево, зелёной, ядовитой слюной.
Виталя Федорчук ещё хуже Юры оказался, мстительный, злой, беспощадный, как дьявол. Настоящий хохол националист, своя рубаха ближе к телу, а хата с краю. При дорогом Леониде Ильиче поднялся, сначала вместо морячка на КГБ сел, потом на моё место переместился. Нет, мне не жалко, правьте, занимайтесь, я ни кому не завидую, но кто из них, без липовой помощи извне сможет обуздать дикую стихию по имени СССР? Кто мог – те далече, а иные готовят почву для вражеского вторжения. Ведь Свет, когда умер, отмучился Андропов, я всё переиграл, переосмыслил. На многое посмотрел совершенно другими глазами. Сейчас понял – ошибался, самообманничал, спал. Надо было зубами вгрызаться, подличать, союзничать, но лезть, карабкаться на самое высокое кресло. В большой игре рылом не щёлкают. А я – смалодушничал, испугался Лёниного гнева, не придавил Андропова. Вот так. Долиберальничался, забыл наглядные уроки Сталина.
Дорогой Коля, если уж залез в клетку с бешеными псами, или души и рви всех на части, или погибай. Другого пути нет. Крылова – отдал, везде не доработал, не до успел. Везде, братишка Юра - Сальери, меня на полшага обскакивал. И преемника оставил, под стать себе молодому – хитрющего, ушлого, невыносимого. Не сработаюсь я с новыми хозяевами. Хоть и силы в себе чувствую, а не пойду. Не по пути мне с ними. Я сам – из народа, и раз суждено моему народу погибнуть от гнусного предательства его жизненных интересов, я уйду вместе с ним. Сгину в одночасье. Раз теперь, не в моих силах, раздавить вонючих клопов, узурпаторов русских идеалов, значит, я прекращаю земную борьбу и начинаю небесную.
Кто сможет меня взять – пробуйте. Достану и на том свете. А компания-то, какая – мне несказанно повезло. Все великие – плюс Леонид Ильич, Юрий Владимирович, Крылов, Светлана. Вот наговоримся, душа в душу. Наругаемся. Времени – предостаточно. Целая вечность. А с собой – мне ничего не надо. Только мундир офицерский, а с мёртвых ордена не снимают. Нет такого закона, невиновного человека заслуженного лишать. Света, прости меня, я знаю – они мне помогут уйти, а я – помогу им состряпать легенду. Я позволю очернить себя навсегда, растоптать всю проведенную, плодотворную работу. Я разрешу вбить клин между народом и его милицией. Я приму мученическую смерть во имя правды. Я помогу сделать из себя и МВД изгоя, козла отпущения на все времена. Нас рассудят после того, как уляжется, впитается в многострадальную землю, кровавая пена очередной революции. Может быть, пройдёт сто лет, но я верю – что Россия встанет с колен. Поднимется, да расправит плечи так, как ещё никогда не расправляла. И слетят с многострадального тела её, бешенные сявки, перманентно покусывающие линию границы, как снаружи, так и изнутри. И обвалится вся мировая система управления из одного сарая, по принципу – кто сильнее, тот и прав. И восторжествует на планете принцип равенства, свободы и братства. И заживём мы без паспортов и виз, вдыхая полной грудью, ветер всеочищения.
Я не прощаюсь здесь, Свет, я иду к тебе сказать «здравствуй, любимая». Всё пройдёт, а смерти больше нет, когда ты воочию узрел зарю новой жизни. Я открою дверь, чтобы молодые волки зашли без шума. Я знаю, они уже стоят там, внизу на лестнице. Прощаю им заранее, ведь они не ведают, что творят. Приказ – есть приказ. А кто отдаёт приказы? Нам ли это не знать.
Светлана, я позволю себе нарушить, один раз в жизни твой приказ: живи. Я приготовил ружьё, – подарок Ильича, почистил, проверил своё самое любимое чадо. Чтобы мой уход выглядел правдоподобно. Я надел парадный мундир со всеми наградами, хотя он мне немного маловат. Но я не собираюсь писать предсмертные записки, в этом нет особой необходимости. Всё равно их состряпают за меня. Самое главное, что я припрятал в надёжном месте свои дневники, они приоткроют завесу тайн вокруг нашей игры. Я писал их довольно долго, надеясь, что найдётся любитель покопаться в антиквариате, и разобраться на самом деле, что к чему»», - в квартире Николая Анисимовича, неожиданно погас свет. Он выронил карандаш и машинально потянулся к оружию. Сейчас, сейчас – всё и начнётся. Сокрушительный удар тупым предметом в затылочную область головы, заставил бывшего министра свалиться со стула на пол. Он уже не сопротивлялся. Через какое-то время, в квартире Николая Анисимовича Щёлокова раздался выстрел, переполошивший соседей. Они же и вызвали милицию, прилетевшую подозрительно быстро. Всё было кончено, оставалось только отряхнуть парадный мундир хозяина, от остатков мозговой жидкости, и отправить в химчистку.
С этого выстрела начался планомерный, продуманный и отлаженный процесс по уничтожению советской милиции. Сторожевые псы режима поголовно присягали новому вожаку опричной стаи, а кто не вставал на колени – вышвыривался без всякого сожаления за борт. Так уничтожалась память о несломленном Щёлокове и его детище, МВД. Так, предатели Родины срубили сук, на котором сами же и сидели. И началось время «братвы», цеховиков, кооператоров, бывших комсомольцев, мошенников всех мастей. Время тотального, беспредельного разгула преступности, которого Россия ещё не видывала.
продолжение следует. подписывайтесь