Итак, Тимур. Первая мысль, с которой она открыла утром глаза. Кто он? Враг? Друг? Просто начальник? И как он будет относиться к ней после вчерашнего? Для чего она рассказала ему этот сон? Теперь он будет считать ее действительно странной, в подтверждение наговоров Элизы. Но как получилось, что ей приснилось его прошлое?
Тело уже вполне ее слушалось, от вчерашнего приступа не осталось и следа. Когда Серафима вышла к завтраку, почти все посмотрели удивленно - так быстро ее не ждали. Только Шаха сидел где-то поодаль и даже не поднял голову, нос у него был красным и опухшим. Зато Элиза разглядывала ее чересчур уж внимательно.
(начало - глава 1)
— Гофман, ты в порядке? Твоя вчерашняя порция, — шеф хмуро кивнул головой в сторону пластиковой коробки. Говорил он с ней все тем же резким тоном, выражение лица было непроницаемым.
После завтрака быстро свернули лагерь.
— Идти сможешь? — спросил Тимур.
— Да, — Серафима легко закинула рюкзак за спину. В прошлый раз она долго не могла восстановиться, а сейчас, казалось, полна сил.
— Ладно, тогда выходим.
Двинулись в путь. Несколько раз Тимур оглядывался на нее, но привычных окриков не раздавалось. То ли его интересовало ее здоровье, то ли вчерашний сон наводил на мысли.
День прошел без происшествий, шли бодренько, поскольку цель похода была уже не за горами. Тимур, безошибочно определяющий местное время, наконец, произнес:
— Отлично. Успеем до темноты.
И уже через полчаса остановил группу:
— Располагаемся.
Серафима отдышалась. Внизу плато выглядело еще более привлекательным, чем сверху. Было и просторно, и уютно, и… «цветно». Она любила такие насыщенные краски. Учительница живописи иногда хвалила ее за смелость в выборе цвета, а иногда укоризненно качала головой — перебор. Но только в ярких оттенках Серафима выражала себя наиболее полно. Вот и этот пейзаж на Иклоне нельзя было нарисовать нежными, пастельными красками. В свете быстро заходящего Солнца фиолетовый был по-настоящему фиолетовым, сиреневый — глубоко-сиреневым, а коралловые камни хотелось постоянно трогать руками, такой они имели теплый, приятный, даже вкусный цвет.
Она вздрогнула от типичного, но почти позабытого окрика:
— Гофман! Снова спишь. Ставь палатку. Раз здорова, помощников не будет.
Но почему-то обидно ей не было. Как будто… он не всерьез на нее сердится. Или это ей просто мерещится, что Тимур подобрел с той ночи?
Раскладывая палатку, она случайно наступила на чей-то брошенный рюкзак и едва удержала равновесие. Тут же подвалил Шаха и молча забрал рюкзак. По его взгляду она поняла — он ничего не забыл и не простил. Настроение сразу ухудшилось.
Однако остальные выглядели преисполненными радужных ожиданий. Во-первых, больше никуда не надо идти. Во-вторых, наладили связь и передали, что они на месте — значит, скоро прибудут продукты и все необходимое. Это пока еще они сумеют (если сумеют) что-то здесь вырастить. А в-третьих, у Альбиноса нашлись (и откуда они у него находились в таком количестве?) непочатые бутылки водки, и всем предстоял приятный вечерок. Тимур в таких случаях не возражал, чтобы народ расслабился.
Вот только в планы Серафимы (как и в планы остальных) ее присутствие на вечеринке не входило. Она рано отправилась к себе, но спать не собиралась, оставаясь настороже.
Гомонили долго, она старалась не прислушиваться, боясь услышать скабрезности о самой себе. В какой-то момент ей показалось, что у костра идет ссора, но это частенько случалось на таких посиделках. Послышался резкий голос Элизы, истеричные нотки Костнер. Потом вроде как два-три резких слова Тимура, и наступила странная тишина. Затем кто-то из женщин взвизгнул, кажется, ее удерживали или уговаривали. Стало по-настоящему страшно. Она уже допридумала себе, что Элиза зовет всех идти «по ее душу», а Тимур ее осаживает. А собственно, зачем сидеть в палатке, как загнанный кролик? На Иклоне безопасно в любом месте. Надо просто выбраться незаметно и уйти ночевать подальше отсюда, поближе к кустарникам. С другой стороны, если тот же Шаха найдет ее там одну… Ее колебания были неожиданно прерваны. Около палатки действительно послышался шум, и внутрь пролез Тимур.
Серафима не знала, можно ли ей вздохнуть с облегчением. Тимур был основательно пьян. Он уселся на свободное место и молча уставился на свои скрещенные ноги, как будто забыв о ее присутствии.
— Спишь? — наконец поднял он голову.
В голосе его слышались и вызов, и неуверенность.
— Нет, — она старалась отвечать спокойно и твердо, чтобы не выдать свои опасения, - но мог бы и постучаться.
— Считай, что я извинился, — буркнул он.
— Что там случилось? — не выдержала она. — Опять Элиза? Насчет меня?
Он поморщился.
— Да нет… ты тут… сбоку припеку. Здесь другое, короче, забудь. Я хотел рассказать тебе кое-что. Пока пьян. В трезвом виде не могу. Раз пошла речь… про ту девушку.
— Свету? — тут же сочувственно спросила она.
— Да, — он кивнул раздраженно. — Вот только не надо жалости. Все перегорело, как-то затянулось. Иначе бы не выжил. Просто голые факты. Чтобы ты не думала… В общем, не знаю, для чего я тебе это рассказываю, но должен.
— Ты вовсе не должен…
Он нетерпеливо мотнул головой, прерывая ее попытку «расшаркаться».
— Я ее безумно… И, как можешь догадаться, был не один такой. Одержимый болезнью. Под именем «Света». «Света» — это было все. Замена солнцу, родителям, всему, что раньше было в жизни. Яркий, яркий блеск, так что невозможно даже смотреть. А для него этот день… когда она выбрала меня… стал черным-пречерным.
— Для кого?
Но Тимур как будто не слышал вопроса.
— Он убил ее на моих глазах, не мог не убить. А я не мог не найти его, чтобы… Ты понимаешь?
— Отомстить? Ты что, убил его?
— Мог, и ничего бы не остановило. Мораль, закон, Бог… У меня ничего больше не было. Без нее. Я его нашел, быстро нашел, раньше полиции. Но не выстрелил сразу. И ушел.
— Почему?
— А в глаза ему посмотрел. Вижу — и он… тоже живет в этом мире… В глазах – черная дыра. И все равно ему. И я понял. Убью его — и сам, навсегда, в этой пустоте.
Он сделал паузу.
— Если бы мне тогда сказали, что когда-нибудь мир снова обретет цвет… Я слишком высокопарно говорю, да? Ты не представляла, что во мне это может быть?
— Я не знаю тебя. Ты — закрытый человек, никогда не улыбаешься.
— Это да, вот улыбаться я еще не научился. Но мир со временем обрел цвет — понимаешь? Хотя в нем осталась страшная дыра. И я всегда на ее краю. Но мир остался миром, он не рухнул. И… может, это как-то кощунственно прозвучит — мне даже как будто легче стало без нее… Раньше был постоянный страх, что она от меня уйдет, она будет – но не со мной…
— Значит, ты сотворил себе кумира.
— Вот этого не надо… теорию подводить. Может, ты и права, конечно, но… Некоторые люди особенно подвержены этой болезни – сотворять кумиров… наступать на одни и те же грабли.
— Ты поэтому улетел с Земли? Где нет ее, Светы?
— Нет. Собственно, ради этого я и здесь. Хочу, чтобы ты знала. Я не стал убивать… Но его нашли убитым в тот же день, когда я приходил. Обвинили меня. Мне грозило пожизненное. В лучшем случае. Я сбежал и… Я здесь под фамилией друга, с которым мы вместе работали в Австралии. Уехал через Польшу. На Землю мне возврата нет.
Тимур поднял на нее свои тяжелые, черные глаза.
— Ты веришь мне? Вот только скажи правду — просто скажи, как есть — веришь или нет?
— Конечно, — твердо ответила Серафима, — почему я должна не верить? Зачем тебе тогда вообще рассказывать?
— А может, я боюсь твоих снов? Или придумал эту версию для своего оправдания? Как ты узнаешь?
— Каких снов? Был единственный сон.
— Будут еще… сны. Скоро ты будешь знать о нас все.
— С чего ты взял эту глупость? Элиза напела?
— Нет. Но она на верном пути. Думаю, ты действительно для нас опасна. Мне рассказывали. На стоянке. Я тогда не придал значения. Один из переболевших ребят каким-то образом узнал всю подноготную другого парня. Мы тогда решили, что он ясновидящий. Знаешь, бывали такие на Земле…
— Я не ясновидящая, никогда ничем подобным не занималась, и даже в лотерею никогда не выиграла, ни рубля, — Серафима сделала движение, — и вообще, не скажут ли там… у костра, что ты здесь делаешь?
— Элиза рыдает в палатке, Костнер ее утешает. А может, сама утешается. Все разошлись по углам. Ладно, спи. Не бойся, Шаха давно в отрубе, нажрался, как свинья. Если что, моя палатка рядом. Специально так поставил.
— Спасибо, — слегка удивленно протянула Серафима.
Ей показалось, что не так уж он и пьян. И вообще, кажется, у него есть какие-то свои планы. Возможно, на ее открывшиеся, как он считает, способности?
Тимур ушел, а она так и не смогла до утра сомкнуть глаз, все перекручивала, переваривала каждое слово. Одно понятно – Тимур ведет себя по отношению к ней вроде по-дружески. И ей действительно жаль его. Только не слишком ли он переменчив, чего ждать от него завтра?
Утром, снова не выспавшись, она вылезла из палатки. Ого, можно оценить масштаб вчерашней гулянки по количеству объедков, стаканов и прочего дерьма! И они думают после этого, что Иклона даст им здесь поселиться!
Все, разумеется, еще спали, раньше одиннадцати не выползут. Серафима с удовольствием прогулялась — как раз недалеко от них речка, огибающая холмы, впадала в чудесное озеро. Как хорошо, что на Иклоне можно пить воду, не опасаясь! Она умылась, подумывала даже искупаться, но решила, что вода с ночи еще холодная, и просто присела на берегу.
Тишину нарушал только мягкий плеск крохотных желтых рыбешек. Она видела почти таких же, когда отдыхала в детстве в Египте. Внезапно ей послышался иной, тихий звук, он усиливался, и вот из-за холма на синем небе показалась черная точка. Серафима вскочила. Точка приближалась, и она разглядела низко летящий воздушный катер. Она замахала рукой.
Наверное, это прибыли продукты, а все спят. Серафима побежала обратно в лагерь.
Катер снижался кругами, на шум уже выползали из палаток. Кажется, мало кто в эту ночь ночевал «дома». Элизу, оказывается, утешал Сурен. Костнер вылезла из палатки Шахи. Соответственно, Альбиносу, которого из его палатки выжили, пришлось ночевать у Тимура. То есть, скорее всего, его туда затащили, как обычно, бесчувственным.
Но все это интересовало Серафиму, только пока из воздушного катера не вылез пилот.
Она бросилась к нему с радостным криком. Вообще-то они с Иваром всегда поддерживали дружескую дистанцию, но сейчас эмоции переполняли Серафиму. Она горячо обняла старого друга.
— Господи, Ивар! Миленький! Какое счастье, что это ты.
Ивар смущенно улыбался, одной рукой поглаживая ее по спине. Его непослушные черные кудри, как всегда, торчали в разные стороны.
Наконец она осознала, что вся группа стоит вокруг, наблюдая за ними, и отпустила бедного Ивара.
— Всем привет! – он огляделся вокруг. - Только расположились? Тимур, приветствую!
Ивар протянул руку. Тимур хмуро кивнул, нехотя ответив на рукопожатие. Примерно такие же лица были и у остальных. Брови у Ивара поползли вверх – он не ожидал столь недружелюбной встречи и, разумеется, не догадывался, что для подобного приема достаточно всего лишь его добрых отношений с Гофман.
— Помогите разгрузиться, это пока первая партия, — и Ивар, не дожидаясь ответа, принялся выгружать ящики и пакеты.
Тимур сделал знак, и мужчины начали разгрузку. Биологички так и не вышли из своих палаток, видимо, вчерашняя ночь далась им тяжело. Элиза и Костнер стали открывать коробки и высказываться по поводу содержимого. Серафима подошла поближе к Ивару, ей надо было о многом его спросить. Она заметила, что Тимур прислушивается к каждому слову.
— Ивар, дорогой, где наша группа, далеко? Почему прилетел именно ты?
— Я был в центре по делам группы. Вот меня немножко и припахали, тем более я все равно летел сюда.
мСюда? А зачем? Где вы сейчас? — Серафима забрасывала его вопросами.
Ивар почему-то оглянулся на Шаху с Суреном, вытаскивающих ящик поблизости от них.
— Позже поговорим, ладно?
После разгрузки устроили завтрак. Серафима уселась рядом с Иваром, но вопросов больше не задавала.
— Спасибо, ребят, накормили, — он, наконец, встал. — Сим, пойдем, покажешь окрестности. Расскажу тебе про наших.
— Пойдем, — обрадовалась она.
С того самого момента, как она увидела Ивара, она вновь обрела надежду. Покинуть группу и никогда, никогда больше не видеть их всех. Вот только Тимур… Вроде как он хорошо отнесся к ней, доверил свою тайну. Но все равно, никакие добрые (в чем еще можно посомневаться) отношения с «шефом» не заставят предпочесть его родной, любимой Кристине.
— Значит, так, Серафимочка, — голос Ивара, только что беззаботно болтавшего за завтраком, стал серьезным, - я приехал сюда по делу. Я приехал за тобой.
— Класс! Спасибо… — у нее даже слезы выступили на глазах.
— Кажется, тебя здорово здесь достали? — сочувственно спросил он.
— Не то слово… А как ты нашел меня?
— Я искал не только тебя. У меня целый список… То есть, разумеется, тебя мы бы нашли по любому, все по тебе дико соскучились. Но я собираю людей из разных мест — такое задание. Тебя, конечно, особенно рад забрать.
— Людей? Каких людей?
— Тех, кто переболел. Кого выбрала Иклона.
— Что? И ты тоже? Ты веришь в эту чушь? Нет, я понимаю, Элиза маньячка… но ты…
— Симочка, друг, подожди… Вечно ты сразу в бой. Бастуров считает, что тех, кто, так сказать, переболел, природа Иклоны сама адаптировала к местным условиям. И если этих людей отделить от других, тех, кто — уж по каким там причинам, неизвестно, — акклиматизироваться не сумел, то планета нас не отринет.
— Нас? Ты тоже болел?
— Ха… мы переболели все. Не успели отойти от стоянки, как слегли. Потом очень жалели, что не подождали тебя.
— И Кристина? И Тоня?
— Говорю же тебе — все.
— И у этой… теории есть научная подоплека?
— Видимо, есть. Ты же знаешь, я — технарь, ничего в этом не понимаю. Спросишь потом у Кристины.
— Послушай, Элиза говорила, что переболевшие опасны для остальных, выживут их с Иклоны. А Тимур вообще считает, что я стану ясновидящей…
— Им есть, о чем беспокоиться. Скорее всего, остальных со временем отзовут на Землю. Ну, да это только мое предположение. Так что давай, собирайся по быстрому. К тебе специально полетел первой, а так в этом районе надо попасть еще к одной группе — там два человека. Полетим вместе!
Вот это новости…
— Остальным что-нибудь скажем?
— Да в твоем случае, думаю, не за чем. Ты не из их группы, так что…
— Они будут только счастливы от меня избавиться, — закончила за него Серафима. — Только… поговорим с Тимуром вместе, ладно?
Они вернулись в лагерь. Тимура нигде не было видно. Пришлось подходить к Сурену.
— Где шеф?
— Кажется, в палатке. Отсыпается.
Ивар постучал по деревянному колышку у входа. Тимур откликнулся, и они пролезли внутрь. Шеф лежал на спине, подложив руки под голову, и смотрел в потолок. Серафима почувствовала себя неловко. Она раньше не бывала в чужих палатках.
— Тимур… — нерешительно начала она. — Надо поговорить.
Он медленно сел, по своему обычаю скрестив ноги по-турецки, и вопросительно уставился на них. Кажется, настроение его снова переменилось, и взгляд его трудно было назвать дружеским.
— Командир, — бодренько начал Ивар, — я девушку забираю, будем восстанавливать нашу группу. Ну… вот хотели тебя предупредить. Все выгрузили, так что вылетаем через часок, когда она соберется.
— Да мне и собирать нечего, — сказала Серафима.
На какую-то долю секунды ее вдруг охватило иррациональное чувство — что-то претило ей уезжать… чего-то было жаль. Но тут же она представила, что останется, и сама на себя изумилась. Остаться? Да ни за что на свете!
— Забавно… Охолонитесь, господа, — в голосе Тимура послышалась жесткая насмешка, — куда это вы собрались? Планетолога передали в мое распоряжение, я несу за нее ответственность. Ее работу в группе пока никто не отменял. Что за детский сад такой — хочу там, не хочу здесь?
Ивар с Серафимой изумленно переглянулись.
— Я не поняла, - раздраженно начала она, — с ума ты сошел, что ли? На кой я тебе понадобилась? Да все только рады будут…
— Не хами, Гофман. Эмоции сокращают жизнь.
— Надеюсь, ты шутишь, Балтышев, — вымолвил Ивар.
— Никаких шуток. Ты можешь себе лететь. А у Гофман есть обязанности.
— Какие? — Серафима потеряла дар речи.
— Узнаешь в свое время.
— Боюсь, мы друг друга не поняли, — Ивар стал очень серьезным. — Я не просто собираюсь забрать свою подругу. У меня есть распоряжение руководства. Каждый, кто переболел местной болезнью, должен быть доставлен в центр.
— Впервые слышу.
— Вот я тебе и сообщаю.
— Но только после того, как я запретил Гофман улетать. Почему я должен тебе верить? У тебя есть письменное распоряжение?
— По-моему, бюрократия на Иклоне еще не расплодилась. Всегда было достаточно передать информацию устно.
— Мы на чужой планете. Ты планируешь сделать нечто, противоречащее данным мне установкам. Я не знаю, какие цели ты преследуешь и куда забираешь сотрудницу, — отчеканил Балтышев.
— Я больше не собираюсь разговаривать в таком тоне, — вспыльчивый Ивар уже сжимал кулаки, — мы улетаем, и все. Интересно, как ты нам запретишь.
Тимур встал во весь рост, и в палатке сразу стало очень тесно. Все трое как по команде вылезли наружу и стояли теперь, глядя друг на друга.
— Раз интересно, — промолвил Тимур, — сейчас узнаешь.
Он демонстративно полез в карман широких походных штанов. Серафима знала, что командиру группы полагалось на всякий случай носить оружие.
— Будешь стрелять? — засмеялся Ивар.
— Вот именно, — спокойно ответил Тимур.
— Ладно, Ивар, хватит, - не выдержала Серафима.
Ей стало страшно. Она не могла понять, что у Тимура на уме, знала только одно — он непредсказуем. Еще не хватало, чтобы она оказалась виноватой.
— Не связывайся. Я пока останусь.
— Ну, хорошо, — медленно ответил Ивар, стараясь сохранять спокойствие, но желваки так и ходили у него на лице, — я вернусь сюда с письменным распоряжением, и только попробуй тогда не отпустить ее. А про твои фокусы доложу.
— Да пожалуйста. Лично мне абсолютно по барабану, в какой точке вселенной Гофман будет осуществлять свою деятельность. Но у меня есть правила и обязанности.
Ивар повернулся к Серафиме.
— Давай отойдем.
Они отошли на несколько шагов, однако Тимур смотрел на них, не вынимая руку из кармана.
— Не бойся, Сим, надолго с этими ненормальными мы тебя не оставим. Скоро прилечу.
— Ничего не понимаю... Зачем ему это? Не хочет допустить, чтобы мне было хорошо? Даже в ущерб себе. А мне уже начинало казаться, что он неплохой. Да нет, просто псих…
— Знаешь… мне показалось, может… ревнует?
Как и в устах Шахи, это прозвучало нелепо, и она поморщилась.
— Нет… я не в его вкусе, — Серафима невольно представила себе девушку из сна и усмехнулась. — Тут иное…
У нее было предположение. Возможно, Тимур боится, что она выдаст его, жалеет, что рассказал о себе. Ведь он жил здесь под чужим именем, и на Земле был объявлен в розыск. Да, скорее всего это так. Надо было ей самой подумать об этом и аккуратненько поговорить с ним. Ну ладно, что сделано, то сделано. Поговорит, пока будет ждать Ивара.
— Только ты возвращайся быстрее… Я так соскучилась по всем вам.
— Постараюсь. Но надо сделать еще несколько заходов по списку. А потом лететь за письменным распоряжением – тоже трата времени. Держись, Сим…
— Угу, — мрачно кивнула она.
Такое реальное, близкое счастье за несколько минут превратилось в мираж. Но теперь у нее осталась надежда.
Они тепло попрощались и обнялись под пристальным взглядом Тимура.
Катер взлетел, и Серафима осталась одна. Она чувствовала себя более одинокой, чем за все эти дни… Не глядя на Балтышева, которого сейчас просто ненавидела, она отправилась в свою палатку. И уже оттуда услышала громкий голос Элизы:
— Почему ты не отпустил ее, пока еще не поздно, пока она не успела нам навредить? Ты можешь объяснить это? Как у тебя с головой?
Ответа она не услышала, — кажется, Тимур тоже молча вернулся к себе. И тут она впервые за все дни разревелась.
***
Несколько дней шла тупая, чисто физическая работа. Прилетели еще два воздушных катера, с незнакомыми Серафиме пилотами. Установили «столовую», «лабораторию», обустроили «склад» в виде громадных, устойчивых палаток. Серафима смотрела на все это и думала, не придется ли в ближайшее время все это сворачивать. Правда, пока ни один прибор не показывал, чтобы зеленые воды начали подниматься к поверхности, и это обнадеживало.
Дежурных выставлять перестали. Все как-то расслабились, как будто в лагере было надежней, чем на однодневных привалах.
С Тимуром она не разговаривала, приказы он старался отдавать ей через других. Сначала она даже смотреть на него не хотела, так была зла, но потом вспомнила свое решение поговорить «по-хорошему». Однако шеф сам избегал ее. Возможно, мучила совесть, если она у него имелась.
Серафима постоянно думала о словах Ивара. Надо же — они все переболели. Может, то, что они друзья и близки друг другу по духу — имеет значение? И чего хочет от них Иклона, наделяя своих «избранников», если они действительно избранники, новыми способностями?
Кстати, Элиза улетела на одном из катеров на центральную стоянку, куда прибывали продукты и медикаменты с Земли. Ее чем-то не устроили привезенные лекарства, и она хотела подобрать препараты сама. С ее отлетом Серафима почувствовала некоторое облегчение. По крайней мере, остальные просто недолюбливали чужачку, а не плели против нее интриги. Костнер не представляет опасности без Элизы, биологички заняты собой. Психолог, правда, скользок и непонятен. Но он отправился в короткий поход на несколько дней — исследовать устье реки, и, как обычно, составить «проект надежды» — то есть проект расширения стоянки, на случай, если именно их группа окажется наиболее удачливой.
Шаха, конечно, затаил зло. Сейчас его сексуальные потребности удовлетворяла Костнер. Но Серафима с тревогой замечала, что он снова начал кидать в ее сторону неприятные взгляды. Кажется, он не отказался от своей навязчивой идеи, но, наверное, побаивается Тимура или чего-то выжидает. Внимание Шахи заметила даже Костнер, и стала относиться к Серафиме еще враждебней.
Серафима давно хотела взять пробу воды из местного озера. В него впадало несколько небольших источников, и с утра она набрала образцы из двух ближайших. В лаборатории, куда она отправилась, стучала пробирками Косточка.
— Привет, — поздоровалась Серафима.
Костнер не ответила.
— Я хочу проверить химсостав этой воды.
Ответа снова не последовало, и Серафима молча стала доставать нужные ей препараты.
Тогда Косточка обернулась:
— Чего приперлась? Я уже проверяла здесь воду. Пить можно.
Проигнорировав грубость, Серафима ответила:
— Я знаю, что можно. Это из источников, интересно посмотреть, в чем разница. И зависит ли от местности, через которую проходит ручей.
— Это не твое дело. Я здесь химик. И не лезь больше в лабораторию, ясно?
— Не очень. Я тоже работаю в группе.
— «Работаешь!» — ухмыльнулась Костнер. — Все просто в трансе, для чего Тимур тебя оставил!
— Не поверишь, я сама в трансе. Каждый день видеть, к примеру, тебя — сомнительное удовольствие!
И не дожидаясь ответа, Серафима в бешенстве вышла из палатки.
В упреке Костнер была справедливость. Да и в словах Элизы, тогда, у костра, тоже. Планетологи готовили предварительные исследования перед высадкой на новые объекты, а потом, после изучения планеты узкими специалистами, делали свои выводы о ее пригодности для жизни. Что касалось ежедневной практической работы, тут Серафиме действительно нечем было заняться, хотя она и старалась без дела не сидеть. Чего стоили только ежедневные уборки общего мусора! Серафима давно плюнула на принципиальность, слишком резало глаз это несоответствие между красотой Иклоны, ее яркой, как конфетная обертка, поверхностью, и этого земного мусора — бутылок, бумажных стаканчиков, целлофановых пакетов, объедков…
Инна с Майей уже провели исследование грунта на предмет посадок. В большинстве мест стоило только копнуть поглубже, как натыкались на твердые породы. Но, кажется, биологички сегодня нашли, наконец, подходящий участок и занимались сейчас огородничеством. Рискуя, что ее пошлют так же, как и в лаборатории, Серафима приблизилась к грядкам.
— Я хочу помочь. Не возражаете?
Инна подняла голову. Казалось, внутри нее проходила борьба. Помощь была нужна, но Серафиму полагается игнорировать.
Наконец она нехотя произнесла:
— Вон там есть лопата и тяпки. Попробуй вскопать рядом. Надо еще посадить морковь и свеклу.
Серафима кивнула. Ей нравилось, какая здесь вырастала, если всё удавалось, морковка. Она была такого ярко-оранжевого цвета, какой земной морковке даже не снился. Правда, очень маленькая, но гладенькая, как игрушка.
Она принялась за работу. По ходу дела приходилось перебрасываться незначительными репликами с Инной. Майя упорно молчала.
— Не сходишь за водой? Мы маловато принесли утром, — даже попросила Инна, правда, не обращаясь к Серафиме по имени. Но хорошо, что не назвала по фамилии.
— Конечно.
Серафима принесла еще несколько ведер воды, и Инна заметно повеселела. Почему-то никто не любил ходить к озеру, а для Серафимы это стало одним из лучших удовольствий на планете.
— Как я соскучилась по нашей земной водичке, — сказала Майя, набирая себе лейку. — А от этой противной воды все овощи имеют такой странный привкус.
Речь эта, разумеется, адресовалась не Серафиме, но та не сдержала удивления:
— Противной? Здесь же бесподобно вкусная вода! У нее даже запах такой приятный… свежестью пахнет… И цвет… «цвет морской волны», только светлее намного.
Обе женщины в недоумении уставились на нее. Майя фыркнула:
— Вода — это жидкость без цвета и запаха. Вот что такое идеальная вода!
— Может, это только на Земле вода должна быть такая? Или, может, настоящая вода и должна быть такая, как здесь?
Биологички многозначительно переглянулись. Конечно, мысленно обе уже показали ей на мозги. Увлеклась…
— Еще принести? — она попробовала вернуть разговор в практическое русло.
— На сегодня хватит, — Инна поднялась, отряхивая руки. — Ты свою грядку полила?
— Да. Интересно, взойдет здесь что-нибудь? — спросила Серафима скорее саму себя.
— Будем надеяться, — довольно доброжелательно ответила Инна.
На этой позитивной ноте отправились на обед. На полпути Серафиму что-то остановило. Она обернулась на оставленную грядку. Ей вдруг совершенно ясно: ничего в этом месте не взойдет, — и стало ужасно обидно. А где же тогда сажать? Ну где?
Ответ пришел сразу, как будто толкнулся изнутри: «Ближе к воде». Как, на спуске к воде? Как сажать на спуске? Но перед глазами уже встала совсем реальная картинка: берег озера, склон и тоненькие полосочки грядок. Откуда все это взялось? Фантазия? Или Иклона снова дает ей быстрый ответ на вопрос? Серафима еще стояла, испытывая смесь восторга и страха, когда услышала быстрые шаги.
Тимур. Даже видеть его не хотелось.
— Гофман! — снова этот командный, резкий голос. — Гофман! Ты мне очень нужна!
— А ты мне нет! — буркнула она.
— Тоже мне, новость, — в его голосе послышалась насмешка. — Пошли, говорю, нужна помощь.
Она нехотя двинулась за ним. Молча проследовали до его палатки. Тимур сделал пригласительный жест. Идти к нему? Ладно, послушаем, что он скажет.
Серафима вошла и остановилась, как вкопанная. Она и забыла, что Тимур делил теперь жилье с Альбиносом. Тот лежал, скорчившись, спиной к вошедшим. Обеими руками он держался за правый бок и стонал.
— Что с ним? Аппендицит?
— Не-а, у него вырезали. Печень, я думаю.
— Неудивительно, — Серафима кинула взгляд на несколько пустых и пару полных бутылок в углу палатки.
— Посоветуй что-нибудь. Не знаю, как с ним быть. Элиза уехала…
— Я тоже не медик… Может, Инна знает или Костнер?
— Нет, они не помогут. Только ты. Подумай.
— Ну, что там от печени, — растерялась она, — кажется, росторопша, потом что еще…но только это, кажется, при хронических… А тут… Слушай, а у него не цирроз?
— А кто его знает? Так, что ты там назвала? Может, поищешь у Элизы на складе?
— Ну нет. Чтобы она потом говорила, что я рылась в ее препаратах?
— Хорошо. Я пойду, поищу. Побудь с ним, ладно?
Тимур вышел из палатки. Она не знала, говорить с больным или нет. Его стоны действовали угнетающе.
Молча огляделась вокруг. На маленьком походном столике лежали метеорологические сводки, которые вел Альбинос. По этим таблицам трудно было сделать выводы о погодных изменениях на Иклоне, однако четко прослеживались те редкие периоды, когда Альбинос был в состоянии эти сводки вести.
Не прошло и полминуты, как Тимур вернулся. В руках у него ничего не было.
— Слушай, какие, к черту, лекарства? Ты должна знать, как ему помочь, по-другому, понимаешь?
— Ты опять? Я говорила, я не экстрасенс, и тот сон… он был единственным. Чего ты пристал? Откуда я могу знать?
— Ну, попробуй. Тот парень на стоянке…
Серафима возмущенно покачала головой.
— Пойду поищу сама. Кажется, у меня что-то было в личной аптечке.
Она вылезла из палатки Тимура и полезла в свою. Внезапно совесть кольнула ее. Так ли уж не прав Тимур? К примеру, сегодняшний вопрос с огородом… Но не факт еще, что ответ — тот самый! И все-таки… Надо попробовать. Сосредоточиться. Итак. Как помочь Альбиносу? Что может исцелить его? От приступа… и от пьянства…
Ну, вот, она так и знала. Полная тишина. Это было бы слишком просто: спросила — ответили. Но вдруг… Она снова ясно представила. Тот же берег озера. И источник. Из которого она черпала сегодня воду для пробы. И еще одно слово — «несовместимо». Несовместимо со всем остальным…
Серафима схватила фляжку. Через десять минут она снова была в палатке Тимура. Тот даже вздрогнул от того, как стремительно она влетела.
— Вот, — Серафима протянула фляжку, — и выброси все это!
Она кивнула головой на бутылки, пытаясь отдышаться.
— Хорошо, — послушно заторопился Тимур, — я их спрячу.
— Нет, ты не понял. Всё. Из склада, из всего лагеря. Чтобы не было ни грамма, нигде, ни у кого. А ему… лучше, чтобы даже пока ничего не есть. Хотя бы… три дня. И пить — только воду из источника, того, который у самого высокого спуска, там, слева, знаешь? Я принесу еще.
— Как это – выброси всё? А остальные? Да и он… вряд ли без этого сможет.
Серафима не выдержала и заорала:
— Да что с тобой?! Ты просил его вылечить, я говорю, как! Не хочешь — не надо…но, но… я сама все уничтожу. Лагерь… Иклона — несовместима с этим, понял? Мы должны все убрать! Как ты можешь… поощрять это! Посмотри, до чего он дошел!
— Если пьет, значит, есть причины, — мрачно возразил Тимур, в отличие от нее, не поднимая голос.
— Причины! Тоже мне, выход! От этого ведь только хуже…
— Слушай… ты, моралист! Если тебе легко… быть… то это не значит, что и ему — тоже. И нечего судить, коли сама не испытала…
— А я и не сужу, — она выдохлась, и произнесла это очень тихо, — я хочу помочь. А ты хочешь только сочувствовать. Человек загнется, а такие, как ты, скажут — да, жизнь доконала… и бросят комочек земли сверху на гробик.
Неожиданно Альбинос резким движением повернулся к ним лицом.
— Блин… Гады, хорош спорить. Дайте хоть что-нибудь.
Серафима молча протянула Тимуру фляжку.
— Слушай, Костян, давай, выпей вот это, — Тимур поднес питье Альбиносу.
Серафима впервые услышала настоящее имя Альбиноса.
— Костя, — неловко произнесла она, — ничего сегодня не ешь. И не пей, кроме как из этой фляжки. Выпей половину сейчас, половину попозже. А потом я еще принесу.
— А что это? — простонал тот, отхлебывая из фляги. — Это что, местная водица? Да я ее так-то не пью никогда, она с привкусом… Как она может помочь? Мне бы таблетки какие посильнее, а?
Тимур неуверенно посмотрел на нее. У обоих мелькнула одна и та же мысль: а вдруг и впрямь ерунда?
Тимур решился первым:
— Костян… Мы растворили здесь очень сильное средство. Поможет только, если не будешь ничего другого принимать. Давай, попробуй, должно полегчать.
Тот, сморщившись, выпил.
— Ага, есть какая-то химия… Сильное, говоришь?
— Да, очень сильное, — подтвердил Тимур, не моргнув глазом.
Альбинос глубоко вздохнул и выпрямился на спине, продолжая держаться рукой за бок.
— А скоро поможет? — спросил он настолько по-детски, что Серафиме стало по-настоящему его жалко.
— Скоро, — мягко ответила она, и присела рядом на корточки.
Он еще полежал молча, потом закрыл глаза и как будто заснул. Рука его опустилась, а дыхание выровнялось.
— Пойдем отсюда, пусть спит, — сказал Тимур.
Они вышли из палатки.
— Ты тоже без обеда?
Они подошли к «столовой» палатке — раз у них теперь не просто стоянка, а «лагерь», значит, пищу надо принимать цивилизованно. Остальные уже пообедали и, как всегда, оставили за собой кучу посуды. Даже в «лагере» они не утруждали себя вопросом, куда потом деваются их объедки. Серафима поморщилась.
Тимур движением руки сгреб с одного края раскладного стола все тарелки, достал и распечатал две обеденные порции.
— Я не знаю, поможет или нет. Мне показалось… я услышала... Но вдруг это только мое воображение? – терзалась Серафима.
— Уверен, что все так, как ты сказала, — Тимур бухнул на стол пару немытых помидорин.
— А что с ним такое? Ну, то есть — из-за чего он пьет? — неловко поинтересовалась Серафима.
— То бишь, почему Костик — алкаш? Ждешь душещипательную историю? Помнишь восстание в Б-не?
— Да, конечно, — Серафима отложила вилку.
Жители Б-на не захотели присоединяться к общей мировой хартии, объявив себя независимым государством. И надо сказать, у них нашлось бы немало сочувствующих. Такой угрозы мировому порядку правительство допустить не могло. И ради мира на Земле… ну, как обычно… Кровь потекла рекой.
— Значит, Альбинос участвовал в этом восстании? Или его близкие? Тогда понимаю…
— Понимаешь? — жестко усмехнулся Тимур. — Ну да, участвовал… в его подавлении.
Серафима потрясенно молчала.
— Что, теперь уже не сочувствуешь бедному Костику?
— Конечно, оправдание у всех одно — такой был приказ, — нерешительно начала она, — но…
— Очевидно, он себя не слишком оправдывает. Раз столько пьет. Как ты думаешь? — Тимур смотрел на нее с характерным прищуром.
— Очевидно, — она задумчиво ковырялась в тарелке.
Есть расхотелось. В Б-не погибла одна ее знакомая. Серафима до сих пор помнила, как кричала мать девушки, узнав об этом.
— Подожди-ка, — вдруг встрепенулась она, — так что — Альбинос — полицейский? А как же он оказался в метеорологах-то?
— Ну, это долгая история. У него действительно образование метеоролога. Только ему все было скучно заниматься наукой. Некоторое время работал со мной в Африке, а потом какой-то черт дернул его в полицию…
— И как же он попал на Иклону? Раз он все-таки не ученый?
— Вместе со мной. Тот поляк, через которого я улетел, был обязан мне жизнью. Тоже старая африканская история. Да это неинтересно.
Остаток обеда прошел в молчании. Серафима так и не решилась завести разговор о своем отлете. Внутреннее чувство подсказывало, что сейчас не время. Господи, когда же прилетит Ивар? Как ей тоскливо среди этих людей…
— Ты уничтожишь спиртное? — ей не хотелось начинать заново, но…
Он неопределенно пожал плечами.
— Да или нет? Иначе все бесполезно, — настаивала она.
— Слушай, ты, максималистка хренова, — Тимур поднялся, — ты пойди, скажи об этом группе. Посмотрим, кого быстрее уничтожат, водку с вином, или тебя с твоей идеей.
— По крайней мере, нельзя допустить, чтобы Альбинос еще пил. С ним одним ты, надеюсь, справишься?
— Пока он болеет и помнит о боли, думаю, да. Но пройдет время…
— Вот поэтому и надо…
Не дослушав, Тимур махнул рукой и покинул «столовую», разумеется, оставив на столе грязную тарелку. Вздохнув, Серафима принялась убирать. Она думала про воду из источника. А действительно, почему никто никогда не пьет ее? Да, они кипятят ее, заваривают кофе, чай, но в основном хлебают напитки из привезенных пластиковых бутылок — родного детища земной цивилизации.
Да, кстати. Надо разыскать Инну или Майю. Лучше Инну. Поговорить про посадки. Вряд ли поверит, конечно, но...
Инна сортировала семена неподалеку от собственной палатки. Серафиму она встретила вполне доброжелательно. Это обнадеживало. Собственно, чего им делить, подумалось Серафиме. Но, услышав ее идею, Инна снова посмотрела на нее, как на ненормальную.
— У озера? Да там мох с меня ростом! Его что — пропалывать, что ли?
— Наверное…
— И там темно.
— Ну, давай я попробую, а? Сама?
— Ну, пробуй… — она пожала плечами, — если охота дурака валять!
Ладно, хорошо, хоть разговаривает. И не запретила взять инструменты.
Серафима решила, что пора навестить больного. У самой палатки слегка притормозила. Постучала по колышку. Никто не ответил, но она все-таки заглянула внутрь. Альбинос уже не лежал, а полусидел. Увидев ее, махнул рукой:
— Слушай, и правда, полегчало. Чего там насыпали-то, скажи, на будущее.
— Ты пил из фляжки второй раз?
— Ага, только что. Ну и гадость! Но — помогло, реально помогло!
— Значит, смотри. У тебя все запущено. Если хочешь поправиться нормально… не думай, что сейчас полегчало, и все. Завтра ничего не ешь, не пей, только то, что я принесу, ясно? Иначе даже тратить на тебя в следующий раз это лекарство не буду, дорогущее оно, понял?
— Понял… Завтра еще потерплю.
Весь оставшийся день Серафима провела у озера. Вспоминала, как выглядели грядки в ее видении. Повторять вопрос не стала, незачем злоупотреблять. А чем злоупотреблять-то? Добротой Иклоны, что ли?
Попробовала «выполоть» мох. И сразу поняла, что задача не из легких. Корни не вытаскивались, стебли не ломались, а тянулись, как резина.
Уставшая, она рано легла и моментально заснула, даже забыв про ужин. Но среди ночи проснулась и, как это бывает, начала думать обо всем одновременно. Интересно, на все ли вопросы ей будут отвечать? И насколько она имеет право их задавать? Серафима решила, что не будет любопытствовать без надобности. Про Альбиноса она спросила, как его вылечить. Вот и все. Только этот Шаха… Страх перед ним не проходил. Наверное, она может спросить, кем он был на Земле, чем занимался?
Серафима даже не сформулировала вопрос, как в тот раз, с Альбиносом. Она вроде как задремала, но в этот раз точно знала, что видит не сон, а ответ. Сознание полностью осталось при ней, позволяя делать выводы.
Это была чья-то шикарная квартира, Шахе она не принадлежала, но он развалился в глубоком мягком кресле, как у себя дома: бархатный халат на голое тело, перстни на жирных пальцах. Сзади стояла девушка, в которой ясно угадывалась «профессионалка». Заученными, равнодушными движениями она гладила его толстую шею — вероятно, это называлось «массаж». Другая производила подобные манипуляции с его ногами. Обеим девушкам явно не исполнилось восемнадцати. На коленках у Шахи лежала какая-то ведомость. Серафима захотела увидеть текст, и листок послушно приблизился, как при нажатии кнопки «увеличить». Напротив каждого женского имени — Люси, Нелли, Малышка — стояло количество отработанных часов, и Шаха вписывал в свободную графу сумму вознаграждения. Цифры были достаточно скромные — себе сутенер забирал гораздо больше.
«Сон» закончился так же внезапно, как и начался. Серафима открыла глаза.
Итак, она снова запросила информацию, и получила ее. Новые способности открывали неограниченные возможности и одновременно очень пугали.
Значит, она действительно может легко узнать про остальных. Но еще сильнее, чем до видения, росло убеждение, что переходить эту грань она может только в самом крайнем случае. Да нет, не хочет она знать ничью подноготную. Ее передернуло от мысли, что кто-то вот так же мог бы влезть в ее собственное прошлое.
Но на этого Шаху она теперь даже смотреть не сможет без гадливости. И теперь ей будет еще страшнее от его похотливых взглядов.
_______________________________________
Начало - глава 1
Продолжение - глава 3.
иллюстрация автора