- Ваш тортик готов: 2,5 кг, фигурки из мастики - женская туфелька, помада, бусы, цветы, всё, как вы просили. Хорошего вам девичника!
- Оксана, мне плохо, мне плохо, Оксана! - раздаётся скрипучий голос из комнаты.
Хрущевка, «двушка». В подъезде сбиты ступени, облупленны стены, трёхбуквенное слово неумело нацарапано ключом.
- Не пугайтесь - это моя мама, она всегда кричит, - тихо говорит Оксана. - Мама, я сейчас подойду! - кричит в комнату. - Так и живём, мама в спальне, она лежачая, а я с мужем и сыном, он в этом году поступил в университет, втроём - в гостиной.
- А пеку я в кухне, - машет в сторону цветущей герани. – Всего шесть квадратов, зато моя собственная территория. Времена трудные, заказчиков немного, мужу зарплату вдвое сократили, едва хватает на жизнь. Только не думайте, я не жалуюсь, с детства не приучена.
Детство… Будто у Оксаны было детство...
Я сижу за крохотным, ампутированным от могучего стола, столиком, накрытым весёленькой клеёнкой. Всюду расставлены милые женские штучки: ангелочки, мишки, зайчики, цветы…
У Оксаны не было не только детства, у неё не было дома.
Старый разваленный вонючий диван, насквозь пропитанный мочой и скисшим чаем. Обои, клочьями свисающие с потолка до половины стены, на грязном немытом полу окурки, пустые бутылки из-под водки, пивные банки, ссохшиеся макаронины, ленивые тараканы.
И даже это не принадлежало девочке. Если Оксане удавалось попасть внутрь, то она спала на прожжённом сигаретами матрасе. Обычно же школьница ночевала, прислонившись к холодным подъездным перилам. Мать – или мертвецки пьяна и не в состоянии открыть, а обычно она запиралась изнутри, или сильно увлечена новыми «друзьями».
Выручали соседи: подкармливали Оксану, пускали помыться, стирали одежду, собирали в школу.
Каждый день у Оксаны перед глазами была картинка, как жить нельзя. А в букваре – как надо: мама печёт, мама варит, мама моет, мама гладит, мама завязывает банты. Поэтому сразу после школы Оксана начала «делать» правильную жизнь.
Выучилась на кондитера: в училище выдавали форму, а значит, она обеспечена одеждой, и предоставляли общежитие. Вышла замуж за хорошего человека. Готовила десерты для кафе и ресторанов.
Мать продолжала пить.
А потом женщина, которая родила хорошую девочку Оксану, упала и больше не встала. И тогда хорошая девочка взяла на себя всю заботу о ней. Вот уже почти тридцать лет, женщина, которую Оксана называет мамой, лежит и вредничает. Кричит по ночам, требует разносолов и повышенного внимания.
Оксана привыкла.
Привыкла не спать, привыкла, что подходить к матери нужно особым образом, иначе перевернёт поднос, привыкла готовить для неё отдельно. Для семьи – три котлетки – мужу, сыну, себе, и для мамы – три.
Все котлеты подсчитаны на неделю вперед, поэтому ими Оксана меня не угощает. Я буду обрезки торта с чаем. С восхитительного бисквита, который замешивает профессиональный миксер. Торт запланирован для другого заказчика. А обрезки нам.
Оксана не делится секретом хорошего бисквита. Ни с кем, кроме меня. У меня плохое настроение, и ей хочется меня подбодрить. Поэтому разрешила записать рецепт. А я быстро записываю вместо рецепта:
- Мы не имеем права обижаться на матерей. Они выпустили нас в мир, такой непростой и такой прекрасный. Мы не имеем права осуждать их, каждый устраивает свою судьбу, как может. Значит моя мама по-другому не умела.
Миксер продолжает шумно взбивать: белки – отдельно, желтки – отдельно.
- Я не хочу сдавать её чужим людям. Моя мама – моя забота. Сейчас мама беспомощна и полностью зависит от меня. Значит, я рядом. Мы живём дружно, муж и сын полностью меня поддерживают.
Конечно, без мамы мы жили бы спокойней. Но… – я продолжаю записывать каждое слово. – Всякая мать должна быть прощена. Прости свою маму. Неважно, что делали с тобой. Важно, что делаешь ты.