дама с собачкой
Глава 15
Как любовь влияет на внешний вид человека? Девушки расцветают, прихорашиваются, даже если нет никакой материальной возможности привести себя в порядок. Они всегда найдут свободную минутку, усядутся в укромный уголочек, достанут из заветного кармашка зеркальце «все скажи, да всю правду доложи»: причешутся, нарумянят ланиты, поправят мятую форму. Даже на фронте, среди окопной правды, оторванных ног, среди лютой смерти, пороховые дамы олицетворяют собой, росток новой жизни. Они, суть порождение перманентной любви ко всему живому на планете.
Зачем женщин набирают в милицию, на армейскую службу, на коммунистические стройки? Ведь у войны не женское лицо. Строительные работы связаны с поднятием тяжестей, что крайне вредно для женского организма, все силы которого, должны быть направлены на продолжение рода. Только честно трудись, великая строительница коммунизма в отдельно взятой стране, на благо родины и стройка твоя навеки.
А в МВД, напротив, сложилась парадоксальная ситуация. Любая, без исключения сотрудница, подвергается гендерному насилию. Мужчины в погонах, проявляют гендеризм ко всем, без исключения женщинам, вследствие маниакальной родовой памяти, а женщины гендерят, по-сути, защищаясь, из-за переизбытка чувств, и именно - к конкретному представителю мужского пола, отобранному по наитию. Равенство полов: галлюцинация древнего Рима и распутных коммунистических вождей. Девушки в красных косынках, воспетые Маяковским, растиражированные Лилей Брик, этакие валькирии пролетарской мести за тысячелетний урожай.
Девушки у токарного станка, за рулем шустрых автомобилей, за штурвалом самолёта, на трибунах партийных съездов. Долой, патриархальную постановку деревенской реальности. Баба должна рожать, рожать и рожать, даже матушке - земле рачительные труженики села, дают отдохнуть, а бабе, хозяйке – ни в какую. Золотая баба, ситцевая, мясная, лошадиная. Все хозяйство – на бабе, и нет ей законнаго продыху. Нет пощады. Пока будущая хозяйка заводов и пароходов не возьмет колесо управления страной, в свои руки. Она так и будет ползать на продранных коленках, перед узурпатором-муженьком, даже если он никакой не жеребец, а сивый конек неопределённой масти. Гнилой, ленивый козлишка, женившийся на ней, только для прикрытия своей пятой точки, чтобы «как все». Чтобы перед соседями не стыдно было. А что? Я тоже могу, я тоже хочу, пусть баба старается, судьба у неё такая. А я, полежу на печи, моя хата с краю. Ничего не знаю. Вы скажете: а причём же здесь любовь. Мелкий воришка человеческого тепла, решил спаразитировать за счет матери – земли. Не все же мужики такие. Большинство ведь трудолюбивые, благородные, честные. И дома строят, и сыновей выращивают, и берёзы сажают. Да, такие хозяева есть, не оскудела еще земля русская, но их расклад очевиден только во время мирной жизни. Их любовь, без кулаков. Порой, с надрывом до петли, до ручки, но царь батюшка забирал молодого мужичка и превращал его, в машину для уничтожения врагов отечества. Забирали парня навсегда, от любви, ради любви вселенской. Предназначение настоящего мужика – защищать Родину. Погибнуть за родину – святое право каждого из нас.
Так почему же женщины, это весёлое племя противоречий, рвутся на войну, бросая все: детей, любимые предметы быта, благополучное существование в тылу геополитических битв? Они надевают камуфляж, и убивают с невыносимой легкостью, фактически - любя. С любовью к врагу, ночные валькирии нажимают на спусковой крючок снайперской винтовки, наблюдая в оптический прицел, гипотетически - отца своего будущего ребенка. Он красив, как черт, голубоглаз или черен, как ночь. Он с оружием в руках охотится на себе подобных. Зачем он взял автомат и пошёл убивать, или быть убитым. Ведь какая разница, кто тебя убьет на праведной войне, женщина, ребенок, или непреодолимые обстоятельства. Ведь с того момента, как ты встал в строй, ты уничтожил женщину в себе. Ты убил в себе человека. У солдата не должно быть жалости и сострадания ни к кому на земле. Увидел живое – убей. Увидел вражеское гнездо – разори, сожги, раздави. Завладей и властвуй. Завоюй любой ценой. Так говорил Симонов. Но женщину, рвущуюся на свободу от предрассудков, тебе, враг, никогда не одолеть. Она отправит тебя в ад, даже если при этом погибнет сама. Она притворится, научится хорошо воевать, обхитрит, но сделает свое природное дело. Заберет твою жизнь. Примеров тому множество и в общемировой истории, и в отдельно взятой ячейке общества, семье.
Женщина на государевой службе не принадлежит ни мужу, ни черту, ни самой себе. Она внимательна, опрятна, сосредоточенна. Она познает все в сравнении. Природная смекалка, обучаемость – верный путь для путешествия по карьерной лестнице. И немного смекалки. Дамы, всеми правдами и неправдами, пролезающие в синий строй гендерных терпил, для решения своих личных проблем, таких, как: выгодное замужество, повышение личного благосостояния, непомерных амбиций, долго на службе не задерживаются. Женщины с пистолетом, или автоматом, должны гореть изнутри нечеловеческим светом. Гореть на работе, вопреки зову природы и закону продолжения рода.
Встретив на своем жизненном пути, Александра Рачкова, можно сказать, не отходя от рабочего места, Елена Викторовна Обрыдлова с неистовой силою, загорелась толстовской идеей всеобъемлющего благоденствия. И пусть только кто-нибудь скажет, что отношения между влюбленными неравноправны. Любовь не знает равных или неравных, перед великим общеплеменным драйвером, все равны. И кузнечик, и божья коровка, и человек, без определённого места жительства. Любви все возрасты покорны. Любовь зла, полюбишь и бородавку, на носу любимой женщины или мужчины. С первого взгляда, со второго, какая разница, если это великое чувство дает человеку огромные, несокрушимые ничем и никем, жизненные силы. Лена порхает, как бабочка, и жалит, как стрела. На службу она не ходит, а летает, предвкушая скорую встречу с Александром.
Да кто же он такой, этот Шурик Рачков, на самом деле? Бывший интеллигентный человек, несостоявшееся светило прикладной науки, положивший свой недюжинный талант, на алтарь экспериментаторства. Он похож на правильного старичка, а может и на старушку валокординщицу. Без денег, без жилья, без перспектив. А к Лене, вон, какие майоры и капитаны подбираются на кривых. Служебные романы затевают. Девка видная, своя, проверенная, кровь с молоком. Конфетки, рюмочки, мороженое, улыбочки котовые. Никак они не поймут, с какого бока к ней подходить. В баню с командирами не ходит, после работы в тесном кругу стаканчики не подлизывает. Со всеми ровна, строга, общение - только по делу, по службе.
- Будь со мной, хотя бы на время, пока жена в отпуске, я всегда прикрою, в кабинет посажу бумажки переворачивать. Помогу, чем могу, в меру своих сил и возможностей, - говорят обычно любвистрадальцы в погонах, в подобных случаях.
Да, может, и усадят, может, и по головке погладят, да только ненадолго. Исполняющим обязанности, банальным и. о... Как по Ленину: кто был никем, тот станет всем. Лена посидит за почетным столом, ровно столько времени, пока очумелый ловелас с наметившимся пивным брюшком, не найдет ей замену. От скуки ради, не для себя, бля. А называется это безобразие, на самом деле: использование служебного положения в корыстных, а именно – сексуальных целях. И карается соответственно. Если не уголовным судом, то, как минимум судом чести. Кастрацией перед строем. Чтобы товарищи залетевшего псевдобойца, удостоверились в неотвратимости наказания. Ведь, что совершает на самом деле, этот бармалей? Казалось бы, мелкая провинность, пустяки. Всегда можно сказать начальству: «Да она сама захотела, а должность такая, сладкая была, да и вообще, мы почти что муж и жена. То есть, одна сатана». Ну, пожурят маленько, да и дело с концом. Ан нет – в капиталистическом окружении зубоскалых буржуев, расслабляться никак нельзя, а тем более человеку, поставленному народом на стражу социалистической собственности. Это залет, и залет серьезный. Разводить на государственном посту публичный дом, никому не позволено, тем более ни по любви, а в силу преступных, личных амбиций.
А как же, Саша? Откинулся, как говориться, искупил вину кровью, уходил за решки в одну страну, вернулся - совсем в другую. Худой Шурик Рачков, бывший папенькин сынок, в шляпе с пером, и в плюшевых шортиках с помочами. Ох, дружок, не в то время ты родился. Хотя, что значит не в то? Не в почете нынче экспериментаторы. Не нужны, как встарь, Вавиловы, Королевы, Сахаровы. А нужны, Сашенька – торгаши. Соленые, тертые, мутные. Perestroika, понимаешь, на носу. Теперь, жизнь советская в корне изменится. Закроются, за ненадобностью, шарашки, в которые, в одну кучу - кропотливо собирали, самые светлые научные головы. Аннулируются «почтовые ящики», сравняются с землей, таинственные города, которых нет ни на одной географической карте.
У ребят, трудящихся на оборонку, было все, что угодно советскому человеку и даже более, но не было одного – мнимой свободы. Возможности выезжать за рубеж. В загранку, за моря - даже туристом. Походить - побродить, по гнутым улицам старушечьей Европы, посмотреть, как они там, без меня, ангельского вида бабушки, в ослепительно белых, кружевных головных уборах.
А представим картину иную. Попал стоумовый парень через профсоюз, под охраной из бдительного первого отдела в Югославию, и что: драная шуба – жене. Итальянские сапоги, любил Тито хорошую обувь, - полюбовнице. Душистая колбаса - обеим, жевательная резинка, а то, и не жевательная - себе, все есть, и никуда не убегает. А тамошние заказчики тайных разработок, платят в валюте, вот чудеса. И квартиру дают и машину фирменную. Так может быть попробовать, выехать по израильской визе. Наука ведь – интернациональная вещь. Какая разница, кто первый, что откроет, тут главное – двигатель прогресса. Мозг ученого невозможно посадить в тюрьму. Можно только снести голову, но тогда экспериментатор не сможет двигать вперед советскую науку. А если нет Советов, то нет и науки, а в науке, как в хоккее – перво-наперво, давай результат. Иначе, зачем ты, товарищ ученый, доцент с кандидатом, тратишь впустую государственные силы и средства.
Вот поэтому-то, на самом верху, где-то между Мавзолеем и небом, справедливо рассудили: а зачем стране, на которую никто, отныне и навсегда, не собирается нападать, изобретать современные системы противоракетной обороны. Хватит и того, что уже есть, для взаимного, гарантированного уничтожения. Какая разница, тысяча у тебя ракет, или десять, все равно, от количества зарядов с любой стороны, не зависит советская система гарантированного уничтожения. Если вражеская конструкция противоракетной защиты, пропустит, хотя бы пять ракет из десяти, этого вполне достаточно для всемирного апокалипсиса. В связи с этим, очевиднейшим фактом, русские ученые поставили акцент, на качество ракет, да не просчитали всю гниль западного национализма. Всю его, иудину сущность. Бюргеры, янки, колченогие австрияки, трусливые пшеки, пархатые властители всех зеленых и желтых бумаг на земле, пообещать пообещали, как же без этого, да выполнить забыли. Вместо тотального разоружения, с заячьей скоростью принялись штамповать гарантированную смерть, как сосиски. Понадеялось, вражье племя, купить советского человека: за ножки буша, за польскую джинсу, за бэушные компьютеры с убитыми иномарками. Разложить его твердую сущность. Разжижить коммунистический мозг, заставить забыть свою великую историю, организовать пляски на костях империи, под чужую дуду. Самой бывшей богатой, стране на планете, навязали тотальный дефицит. А вспомните, что переворотчики 1917 года сделали с «бывшими». Правильно – в расход, и немедленно.
В перестроечной Москве, Моссовет организовал выдачу карточек покупателя. В одно рыло – одну штуку. Картонные, синие прямоугольники с фотографией владельца. От мала до велика – нью переворотчики - поставили всех людей в тотальную очередь. Теперь уже не в Мавзолей, а за сигаретами и водкой, и почему-то, сахаром. Чтоб слаще, видимо, стоялось. Унижение – выше некуда. Высший градус нервного напряжения у дверей каждого сельпо, вдруг опять ничего не достанется? А куда деваться, дети есть хотят, и одеваться во что-то нужно. Пол страны ходило в телогрейках и кирзачах. Самый ходовой товар – швейные машинки и ватина. Две бутылки водки в зубы, блок неплохих, вообщем-то, болгарских сигарет без фильтра, типа Шипки, кильки в томате. Получите – распишитесь.
Об этом ли Юрий Владимирович Андропов мечтал, когда давил МВД? Когда подтягивал Михаила Сергеевича – говоруна, из банального торгаша свиновода, в руководителя всея Руси. Когда гонял по крысиным углам, проходным подъездам, темным подворотням, валютчиков, мешочников-спекулянтов, прогульщиков и антисоветчиков. Блатату всех мастей. С водой выплескивая и ребенка.
Те, кто пришли за ним, меченные, кривые, косые, хромые, рыжие – взяли покруче: зачем размениваться на шантрапу, когда можно присвоить все и сразу. На крыльях звездно-полосатых, в одностороннем, заметьте, порядке - новые хозяева планеты и близлежащего космоса призвали: разоружайтесь, и у вас будет все. Вспомните индейцев, вьетнамцев, вспомните племена зулусов, резервации пигмеев, французские лепрозории, Треблинку и Собибор. Вы посмотрите только, как настоящий человек в Европе и Африке живет. Вы насладитесь ароматом апельсиновых рощ Валенсии, вам разрешат приобретать недвижимость на дальних морских берегах, и никто не спросит происхождение средств на это священнодейство. Вас интегрируют в европейскую систему ценностей. Вы получите билет в один конец. Недолго пожируете, беззаботно развалившись у других берегов и хлоп – мышеловка захлопнулась.
Плати, чудной дурачок, суверенитетом, территорией, нефтью, золотом. Плати, своею жизнью, ты уже не нужен на земле никому, кроме папы с мамой - хороший индеец, мертвый индеец. Не случайно, в то время в среде, так называемой прогрессивной молодежи были необычайно популярны песни про индейцев, Кастанеды и прочие доны Хуаны, встречи рассветов в Карелии у диких озер с гадюками наперевес, в перьях и набедренных повязках, а то и без них. Пережили вторую волну кинофильмы немецкой студии ДЕККА с Гойко Митичем в главных ролях. Перестали сдавать в макулатуру Фенимора Купера. Общенациональное помешательство на индейской теме, Брюса Ли, тоже можно отнести к индейцам, волосат, жилист, дерзок, - привело людей в центры городов, на баррикады и демонстрации. Лозунги тех лет: свободу, дайте хоть какую, хлеба, зрелищ, долой коммунистов, да здравствует кооператив ништяк. Толпой ходили в СССР, толпой походим и в России. Ну уж нет, организованная толпа – конец власти.
Так почему же на самом деле развалился СССР? Кто прав, кто виноват? Можно ли было сохранить колосс социализма, вершину народовластия хотя бы изрядно похудевшим?
Неужели из-за колбасы с лосинами, ангоровыми воздушными кофточками, распалась одна шестая всея земли? Да, вроде нет. Чего наш человек только не выдерживал, не терпел, не преодолевал, выдержит и пытку видеосалонами и балетом. Первая мысль, приходящая в мозг в сей связи - банальное предательство национальных интересов страны, в угоду личным амбициям сильных мира сего. Потом уже, кризис коммунистической идеи. То есть, полное отсутствие, на тот момент, каких-либо перспектив на будущее, не только каждого человека в отдельности, но и всей страны. Как сейчас принято называть – отсутствие осмысленного пути развития. Не случайно, модницы тех лет поголовно носили шейные платки, они как бы непроизвольно вуалировали, разноцветным перформансом, степень удушения всех свобод на планете.
Вдруг, откуда ни возьмись, как черт из табакерки, вылезла мода на всякие расширители сознания, тяжелые и легкие, кустарные и лабораторные. Вопрос тех лет при встрече молодых, и не очень людей: а имеется ли у тебя марка, или колесо, или порох, или зелень, или хотя бы деньги? Параллельно по городам и весям ходили толпы странных молодых людей коротко стриженных, чтоб не смогли схватить за волосы в драке, в клетчатых брюках, в тяжелых ботинках. Одних, в массовом порядке, отправляли на Кавказ умирать, другие умирали в подъездах своих городов, с грязной метлой в вене, или прямо на улице под кустом, у точки, как говорится, не отходя от кассы. Вот наглядный пример существования параллельной цивилизации на одной территории.
Молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас почет. Экспериментаторов в осколках от СССР, появилось такое количество, что всех веселых полей, Средней Азии и Латинской Америки не хватало для удовлетворения потребностей экспериментируемых. Потом подключилась Европа, не без помощи США, конечно. У тех опыт отравления не одного поколения бунтарей, богатейший. Заработали на всю мощь, подзаброшенные с 60-х годов швейцарские лаборатории. Кислота полилась рекой. Твердый, мягкий, жидкий, газообразный. Кислота лилась из ушей у пятнадцатилетних детей. Причем такого качества, что после пары трипов, они натурально сходили с ума и прибегали к более сильным препаратам, типа белого, чтобы, как им казалось, отойти от этого ужаса. Ночные клубы, подвальные а ля дискотеки, открытые на уворованные коврижки зарождающегося олигархата, расцвели буйным цветом. Как святой источник, новомодные заведения, всемерно способствовали тотальному отравлению городской молодежи. Один, посвященный в тайны Кастанеды адепт ночного клуба, за ночь мог отравить добрую сотню розовых неофитов. В туалеты выстраивались очереди, причем одновременно и в «М» и в «Ж». Попудрить носик, побаловать кишку, успокоить вену.
Восхитительно прекрасно выглядели дамы, на третью или пятую ночь ошивания внутри или снаружи адской норы с яркой вывеской, или вовсе без неё. Свои знают и хорошо. Единственный вопрос их интересующий: а есть ли у тебя кокосик, или хотя бы таблетка, или пол марочки, или деньги. Монеты решали все проблемы, всегда на примете у опытных торчал, состоял барыга из наиболее наглых тусовщиков. Хитрый гусь, который достанет, привезет, не кинет. Конечно, барыг ненавидели все, но как же без них? Барыг, как правило, окружали самые красивые тусовщики, или тусовщицы. Потом девицы перекочевали к бандитам. У них чаще водились шальные деньги. Лет через пять разница между приличными тусовщиками, зачинателями движухи, и всеми остальными, включая бандитов, окончательно стерлась.
Движ, задумывающийся сильными мира сего, как замена для молодежи пионерского знамени и комсомольского значка, на западную модель развлекухи, провалился. Ну, подрыгаются, подергаются, как мы на сельском дискаче в семидесятые под машину с евреями, портвешка попьют, подерутся и – ничего. Молодежь же наша еще, идеологически подкована. Перебесится и перестанет. Пронесет. Нет, не перестала, не пронесло. Спряталось целое поколение по квартирам, не служить, не работать, ни детей растить. А только торчать, торчать и торчать. До смерти. Махровые асмадеи, делали состояния на смерти отпрысков денежных родителей и не денежных. Иначе, откуда у прыщавых подростков средства на такую разгульную жизнь? В долг, в долг. Поддавшись индейскому гипнозу, родители убивали собственных детей, давая им возможность и средства продолжать узаконенное смертоубийство. Встречаются два товарища, кооператоры, уважаемые люди: «А мой - то торчит, наркоман, но пойду, подлечу. Вот подлец, всю душу вынул. Мальчишка непутевый. Сколько стоит? Ничего, ничего. На наш век хватит. Пора к Назаралиеву в Бишкек, да уж третий раз, выдержит ли. Жизнь такая, не мы такие». А то, что сынуля его, или дочура отравили пол района, молчок. Не хочешь, уйди, не принимай, тебе же насильно не пихают. Сам жрешь всякое дерьмо, идиот, сам и расхлебывайся.
Али Баба же сказал: сим, сим, открой ящик Пальмиры. Он приволок грузовик с непростым луком из замечательного города Ош, и продает жгучий продукт мешками, у твоего сельпо. Он обошел все хитрые узкоглазые кордоны, на своем пути, подкупив стражу. А его преданные адепты нукеры, охраняют товар на съемной квартире напротив. Они в доляхе, вернуться обратно, купят маме барана. У них острые ножи, может быть даже и самопальные «плетки», но конкретный, деловой пацан, никогда не покажет оружие чужому, непосвященному гашишисту. Только своему, закадычному корешу. Или врагу, но тогда его придется убивать, чтобы не потерять сморщенное лицо. Али Баба, без золотого халата и бороды, призывает розовощеких самоубийц. Приходите, гости, дорогие, халва, пахлава, сушеный изюм, душистые дыни. Собирайте деньги у друзей и подруг. Дам, даже как бы даром, в долг, но смотри, не отдашь – расскажу твоим друзьям, которым тоже дам. Тоже в долг. Выходите на другую орбиту. Выходите на Москву, на центр города. На Ленинград. Несите, везите, ползите, мои светлые мышки. Я открываю свой резной сундук, складывайте ваши гроши, но никто не должен видеть мои богатства. Кто увидит священный блеск восточной благодетели – тому смерть. Золото принадлежит одному, а не всем.
продолжение следует. подписывайтесь